Глаза змеи

Беременность — физиологический процесс развития в женском

организме оплодотворенной яйцеклетки.

Беременность начинается с момента оплодотворения

созревшей в яичнике яйцеклетки (женская половая клетка)

сперматозоидом ( мужская половая клетка) и

продолжается в среднем в течении 10 лунных

месяцев — 40 недель, или 280 дней.

…С момента прикрепления к слизистой обо-лочки матки начинается

формирование плода и интен-сивная перестройка функций

некоторых систем орга-низма беременной;

этим объясняется ее плохое само-чувствие

(тошнота, головокружение и др.), возникаю-щее иногда

в первые недели беременности. На месте прикрепления

зародыша ворсинки пышно разрастаются;

из них образуется так называемое детское место,

или плацента, соединенная с плодом посредством

пупови-ны. Через плаценту от матери по кровеносным

сосудам пуповины поступают к плоду

питательные вещества и кислород и удаляются продукты

обмена…

(СЭС)

Окружающие – знакомые, однокурсники, даже родители – все окружающие, которые могут быть у двадцатилетней девушки-студентки, считали Машу тихоней. Молодежная часть окружения предлагала, конечно, свое название, жесткое и обидное, но нам оно не нужно, хватит с нас и простой тихони. Производила она такое впечатление, это верно, хотя, ничего такого, в ее жизни, такого, что нужно было бы скрывать, не происходило, просто не было. Сами посмотрите. Любой период из двадцати с лишним лет жизни – вся как на ладо-ни, никаких секретов, даже детских, невинных – все равно нет, это людская молва стара-лась, именно она приписывала ей неискренность и скрытность.

Родилась она летом 19… года, в удачном браке, была первым и единственным ре-бенком. Когда было положено – пошла в детский сад, наступило время – пошла в школу, а теперь вот, в институте учится, педагогическом…

Подходит к концу второй курс, на дворе май месяц, в головах студентов – надви-гающаяся сессия и приближение лета. Что больше их тревожит – не известно. Обычное де-ло…

Правда, сегодняшний день пошел наперекосяк. На паре, в институте, сообщили о контрольной работе, которую, они должны были сдать еще зимой. Сообщение это вызвало бурю негодования, потому что, кроме преподавателя никто в группе не слышал об этой кон-трольной, но к возмущениям их прислушиваться не стали, а просто тихим, спокойный голо-сом добавили – если контрольной не будет, то соответственно, не будет и допуска к экзаме-ну. Это одно неприятное известие, а во-вторых, Маша поссорилась со своей лучшей подру-гой – Лолитой Белкиной. Вроде и лучшие подруги, и делить между собой, вроде, нечего, а все равно поссорились.

А началось все с того, что после института девушки зашли в парк, купили по пакету соленых орешков и по банке легкого, отдельно замечу – самого легкого, пива, да и присели на лавочку, в тени огромного дерева. Сидели, разговаривали. В основном, об институтских проблемах. И конечно о злосчастной контрольной, которую и делать надо срочно, и одновременно, неохота.

Молодые люди возникли рядом с ними как-то неожиданно, быстро войдя в курс дела, переглянувшись коротко, предложили свои помощь. Оказалось, что они с того же факульте-та, но только с четвертого курса, не даром же Маше показалось, что она видела где-то этих ребят. Лолита сразу схватилась за предложенную помощь, а Маше почему-то было не по себе. Она всегда терялась в присутствии ребят, особенно, когда речь заходила о помощи, которую у них никто и не просил. Она помалкивала, пока Лолита разливалась соловьем, что и в долгу не останется, и что ребята такие хорошие ну, и тому подобный молодежный треп. Да, она открыто кокетничала, а Маша краснела, и мысленно просила ребят уйти…

Ребята прикупили еще пива и предложили отправиться на пляж, благо погода была подходящая, а купальный сезон был открыт еще неделю назад. Лолита с ходу призналась, что не в форме, в том смысле, что не в купальном костюме. Ребята поострили что-то по по-воду диких пляжей, отчего Лолита хохотала, как сумасшедшая, а Маша буквально занялась краской – не любила она таких острот, которые пока еще приличные, но слишком уж близко подходят к той границе, за которой начинается… Даже то, что она слышала не раз эти шут-ки, не помогало. Вроде бы следовало привыкнуть, но нет, всегда краснела, и было ей при этом жутко неудобно. Сколько раз она проклинала себя за эту свою, какую-то совершенно немыслимо-повышенную чувствительность и скромность, но ничего поделать с собой не могла. А Лолите хоть бы что! Ржет, как лошадь, а то еще и сама такое отмочит, что хоть бе-ги с глаз долой… Пока Маша приходила в себя и какое-то время выключилась из разгово-ра, оказалось, что Лолита договорилась с ребятами встретиться через два часа у центрально-го входа на пляж, ребята, заодно обещали принести с собой контрольные работы и еще че-го-нибудь для души.

Ребята отправились по домам. Маша проводила их взглядом, а потом повернулась к Лолите и поинтересовалась, действительно ли та собралась на пляж. Та с удивлением уста-вилась на подругу:

— Ты что, Машка, тут такой шанс выпадает, грех просто его не использовать, тем бо-лее, что и ребята не похожи на отморозков, — пока подруга думала, что следует отве-чать, Лолита поднялась со скамеечки и направилась в сторону автобусной остановки, увлекая за собой подругу.

— Ты как хочешь, Лола, но я не могу, — остановив подругу, тихо сказала Маша.

— Ты чего? — не поняла Лолита.

— Я не могу, — повторила Маша.

— А чего же ты молчала-то, набросилась на нее подруга, — мы бы с ними на другое вре-мя договорились, — мне ведь теперь одной придется идти.

— А ты не ходи, — предложила Маша и с некоторой надеждой во взгляде посмотрела на подругу.

— Да, конечно, не ходи, а контрольная, а допуск. Вот пролетим с экзаменом – тогда прощай стипендия, а у меня на нее просто наполеоновские планы.

Вдруг Лолита подозрительно так посмотрела на подругу и поинтересовалась:

— А что у тебя за дела, вроде как мы только полчаса назад собирались ко мне.

— А к тебе я и не отказываюсь, хоть сейчас пойдем, но на пляж с ребятами я не пойду.

— Почему?

— Не могу.

— Это не ответ, — попробовала настоять Лолита, — что значит, «не могу…»

Однако вразумительно ответа она так и не услышала, Маша повторяла «не могу» и несла что-то совершенно невразумительное. Уперлась, одним словом, как баран, и ее было не сдвинуть. Так, слово за слово, а надо заметить, что Лолита была девочка далеко не глу-пая и знала свою подругу-тихоню не первый год. Поэтому очередной, а точнее, все тот же, старый комплекс подруги, узнала сразу – попыталась его победить с помощью доводов, ра-зумных, а иногда и не очень… В результате Маша ушла в глухую защиту, как боксер на ринге. Лолита разозлилась и начала ерничать, да еще громко, на весь автобус. На них даже начали оглядываться. В конце концов, Маша не выдержала и выбежала из автобуса, по-клявшись про себя, что никогда больше к Лолите не подойдет, даже на пушечный вы-стрел…

До дома оставалось еще две остановки, Маша перешла на теневую сторону улицы и медленно пошла к дому – ей надо было успокоиться. Возмущение, вызванное словами под-руги, постепенно проходило, а через некоторое время, стало даже неловко оттого, что она так поступила с подругой. Маша начала придумывать пути для примирения, а когда до дома оставалось совсем немного, решила даже позвонить Лолите и согласиться на пляжный по-ход, включив в него, правда, некоторые свои условия.

Дверь открыла Галина Васильевна – мать Маши. Оказалось, что их, в связи с какими-то там проблемами на предприятии, отправили в двухнедельный отпуск без содержания. Пока Маша решала про себя, радоваться сложившимся обстоятельствам, или горевать отто-го, что целых две недели предстоит провести на глазах у матери, Галина Васильевна, без лишних разговоров, вручила дочери сумку и отправила на рынок, за продуктами. Идея об извинении и походе на пляж выветрилась под напором пунктов списка продуктов, которые необходимо было приобрести…

Нести две здоровых сумки было тяжело, к тому же, еще и солнце разошлось не на шутку и палило так, словно собиралось расплавить всех и вся. Поэтому Маша двигалась ко-роткими перебежками. То около киоска «Союзпечати» остановиться, и пробежится взгля-дам по новинкам периодической печати, то застрянет около ларька с косметикой…, очеред-ную остановку она совершила около бочки с квасом. У последней она залпом выпила ма-ленький стакан хлебного кваса и была готова продолжить путь, но перед глазами у нее не-ожиданно поплыли звездочки, а горизонт резко ушел в сторону, чтобы не упасть, она схва-тилась за первое, что подвернулось под руку…

— Девушка, Вам плохо, — донесся до Маши, как сквозь вату, мужской голос.

Маша выпрямилась, сделала несколько глубоких вздохов – туман вокруг рассеялся. Оказалось, что тем самым первым, что попалось ей под руку, была рука молодого человека и теперь он бережно, но несильно удерживал ее.

— Нет-нет, все в порядке, — пробормотала Маша, освобождая свою руку, но получилось слишком уж как-то резко, даже испуганно. Она смутилась и торопливо пробормота-ла, — спасибо.

— Нет проблем, — усмехнулся на торопливый жест Маши незваный помощник, — все в порядке?

— Голова закружилась, — пояснила она.

— Бывает, жара, — понял ее парень и указал вверх, по-видимому, на солнце.

— Да, наверное, — кивнула Маша.

Как это часто бывает в таких случаях, наступила неловкая пауза. Маша виновато улыбнулась и потянулась к сумкам, даже не подумав, что таким образом представляет мо-лодому человеку самому решать – продолжать их мимолетное знакомство или отказаться от него.

— А давайте, я помогу, — быстро сориентировался и предложил парень.

У Маши на раздумье была буквально секунда, но даже за это короткое время она вдруг поняла, что сумки действительно слишком тяжелы для нее.

— Если не трудно, — оставила возможность для отступления девушка.

— Я спортсмен, — улыбнулся парень и действительно, легко приподнял Машины авось-ки, — ну что, идем.

— Да-да, — опомнилась девушка, поняв, что своей нерасторопностью заставляет челове-ка держать сумки и не дает ему возможности двигаться.

Идти им оставалось, минут двадцать, не больше. Но это вдвоем, а вот если бы Маша шла одна, да еще с сумками, да еще по такой жаре – даже и подумать страшно. А так, чуть больше двадцати минут, тем более, что молодой человек, как оказалось, просто кладезь свежих и что главное, весьма приличных анекдотов, Маша даже не разу не покраснела, ну только если от смеха, потому что хохотала она почти всю дорогу – на нее, даже прохожие оглядывались, но вовсе не осуждающе, а уж скорее завидуя молодости, завидуя настрое-нию, да и вообще… Парень рассказывал, Маша хохотала, успевая при этом, незаметно рас-сматривать спутника. И каждый брошенный ее взгляд говорил в пользу молодого человека – а что, так бывает – он понравился Маше, понравился, практически с первого взгляда, ну или уж на крайний случай, с первой минуты их немного необычного знакомства…

А вот Галине Васильевне молодой человек не понравился. Она, как раз в этот момент была на балконе, решила, уж коль дочери нет… Ну и что! Между прочим лет Галине Ва-сильевне было достаточно, чтобы самой решать – можно ей втихомолку сделать пару затя-жек или нет… В общем ей, молодой человек не понравился, можно сказать, прямо с перво-го, мимолетного взгляда, а второй раз она даже и смотреть не стала – что пользы смотреть на человека, который уже однажды вызвал неприязнь. Тем более, что женщина поторопи-лась присесть и затушить…

Идти оставалось всего ничего, когда Маша поняла, что очень даже не прочь, увидит-ся с этим парнем еще раз, а может быть и еще. Что скрывать, она даже попыталась преодо-леть свою застенчивость и поинтересоваться как же зовут ее помощника, но увы… Остава-лось только надеяться, что он сам поинтересуется именем девушки, для которой так долго нес две здоровенные сумки.

Около подъезда Маша остановилась.

— Что, уже пришли? — Маше послышалось сожаление в голосе молодого человека.

— Да, вот это мой подъезд, — девушка указала на разукрашенную неприличными надпи-сями дверь.

— Но ты ведь живешь не на лестничной площадке первого этажа…

— В смысле? — не поняла его девушка.

— Хочется быть последовательным, — пояснил парень, — уж если мне было не трудно не-сти эти сумки целую остановку, то я смогу и поднять их на… какой этаж?

— Четвертый.

— На четвертый этаж, — улыбнулся юноша.

— У нас там… лифт… есть, — пробормотала Маша, но более от смущения, потому что была рада пообщаться с парнем еще хоть чуть-чуть.

— А вдруг он не работает, — выдвинул предложение незнакомец, и неожиданно оказался прав – лифт и правда не работал.

Маше оставалось только радоваться за себя и сокрушаться за здоровье молодого че-ловека, который вынужден нести ее сумки. Впрочем, больше радоваться, потому что ее спутник ни усталости, ни недовольства не высказывал… А вот около двери опять вышла заминка. Сумки стояли на полу. Маша и незнакомец стояли друг напротив друга и молчали – им обоим не хотелось уходить, но для того, чтобы остаться, необходимо было, хотя бы несколько слов, а их-то как раз и не было…

— Мне пора, — наконец, не выдержав затянувшегося молчания, произнесла Маша.

— Жаль, что ты не живешь еще выше, — грустно пошутил парень.

— Жаль, — согласилась Маша, буквально умоляя (про себя, конечно) парня предложить встретится еще раз, но молитва не дошла до адресата.

— Ну что ж, пока, — парень, казалось, был смущен не меньше чем Маша.

— Пока, — пробормотала Маша, медленно шаря по дверному косяку в поисках кнопки звонка…

Неожиданно парень приблизился, да так быстро, что Маша не успела даже и глазом моргнуть, наклонился к самому ее лицу и нежно, как дуновение ветра коснулся губами ее щеки. Правда, как-то неловко, словно делал это в первый раз, наверное, именно поэтому поцелуй этот неожиданный достался, скорее уж уху, а не щеке. Девушка замерла – послы-шался ей шепот, почудился ей какой-то необыкновенный аромат… рука ее ослабла, и на-ткнулась на эту дурацкую кнопку. Звонок оглушил ее, от неожиданности она ойкнула и ог-лянулась на дверь квартиры, а когда повернулась, что бы хоть что-нибудь сказать парню – того уже не было.

Галина Васильевна открыла дверь, посмотрела на дочь, которая выглядела так, так… словно… Галина Васильевна даже сравнения не смогла подобрать – светилась от счастья – нет, это как-то уж совсем по-дурацки… В общем, она молча подняла с пола сумки, развер-нулась, и отправилась на кухню, бормоча про себя:

— Ну, блин, тебя только за смертью посылать… За это время уже родить можно. Я из-велась вся, а она на площадке с хахалем милуется… Что за девки пошли…

Она могла бы и больше сказать, да коридор кончился. Началась кухня, продукты на-до было переставлять в холодильник…

А вот Лолите парень понравился, так уж получилось, что она возвращалась в автобу-се как раз в тот момент, когда парень с шутками и прибаутками провожал Машу. Девичье любопытство даже пересилило, а потом и вовсе затушило обиду, ей просто на месте не си-делось, так она хотела узнать, какой это у ее подруги, тихони и скромницы, роман, о кото-ром она, Лолита – лучшая подруга, не знает. Она даже ночью спала беспокойно, несколько раз просыпалась, чтобы попить водички, и стоя перед зеркалом пробормотать:

— Ну, тихоня… ну, скромница. Ай, да Машка, — впрочем, Лолита была скорее рада за подругу.

А на следующий день она буквально как коршун набросилась на Машу с требова-ниями объяснить, кто это такой молодой и симпатичный. Маша рассказала всю историю от начала до конца, но Лолита, естественно, не поверила она даже хотела припомнить вчераш-нюю обиду, но потом посмотрела на подругу, помолчала и поняла, что только с такой недо-тепой, как Маша, могут случаться такие чудеса.

— И ты даже имени его не знаешь, — в который раз возмущаясь, переспросила Лолита.

— Нет, — покачала головой Маша, доведенная расспросами подруги почти до слез, — я же тебе говорю, сразу спросить постеснялась, а потом он меня поцеловал, я на звонок нажала, оглянулась, а его уже нет.

— Однозначно, чудеса. Но ты на него запала, да?

— Да, — простодушно кивнула Маша.

— И, небось, хочешь его отыскать? — таким голосом, наверное, должен был разговари-вать известный искуситель, в пустыне.

— Да, — опять кивнула Маша и порозовела, немного.

— Найдем, — уверенно произнесла Лолита, уже строя в уме план компании, — точно тебе говорю – найдем.

Обиды, ссоры, недоразумения были забыты, предстояла почти детективная история, до которых Лолита была большая любительница, как в чистом виде, так и в литературном, и кинематографическом. Она уже предполагала, что следует сделать в первую очередь, что во вторую, а что можно оставить и на потом…

Как бы идя поискам навстречу, в один день уладились дела в институте. Преподава-тель извинился за пустой наезд с контрольной работой, и так расщедрился, что половине группе поставил экзамен автоматом. С небольшими хлопотами были сданы и остальные эк-замены, причем и отметки были такими, что позволяли надеяться на стипендию второй ка-тегории. Только эти две недели прошли для Маши и Лолиты совершенно в других хлопотах. Подруги искали незнакомца…

— Ну что, подведем итоги, — Маша грустная сидела в кресле, а Лолита моталась по ком-нате, периодически задевая стоявшие на ее пути предметы мебели и обстановки, — а итоги, почему-то малоутешительные. Удалось только выяснить, что он не студент нашего института.

— Не наш, — грустно кивнула головой Маша.

— Но с другой стороны, у нас остается, еще два высших учебных заведения. — Бодрость в голосе Лолиты, да и в ней самой, была просто неиссякаема, — у тебя в инженерном Университете знакомые есть?

— Брат двоюродный учится, Толик.

— А-а, помню, нормальный парень, позвонишь ему, обрисуешь ситуацию, я думаю, он поможет.

— Лола, я…

— Знаю, знаю, что ты стесняешься, что не можешь, знаю. Значит так, скажешь Толику, что разыскиваешь для меня. Понятно?

— Понятно.

— Так, остался, «кулек», — Лолита присела на краешек дивана и задумалась. Потом опять вскочила, — у-у-у, я балда, у меня там Иринка Шевелева учиться, на третьем курсе.

— Кто это?

— Мы с ней вместе в музыкальную школу ходили. Я ее попрошу, она девка толковая – выручит. Сейчас пойдем ко мне и будем обзванивать народ, согласно нашего списка.

— Лолита, — неожиданно вскочила Маша, — я ведь совсем забыла, он сказал, что он спортсмен.

— Какой спортсмен?

— Ну, когда я ему сказала, что сумки тяжелые, он ответил, что это ерунда, что ему не тяжело, потому, что он спортсмен. Вот…

Но данное сообщение почему-то не обрадовало Лолиту. Она задумалась, аж на не-сколько минут.

— Тогда выходит ерунда какая-то, дорогая моя подруга, — мрачно произнесла она.

— Почему?

— Если он спортсмен, то он должен учиться у нас, в педагогическом. В других инсти-тутах нет спортфаков.

Дополнительная подробность, которая должна была помочь, повергла в прах дедук-тивные построение Лолиты.

— Послушай, Лола, а может он просто в секцию ходит, а, — предложила вполне разум-ное объяснение Маша.

— Вот блин, конечно. Тогда, то, что он спортсмен может даже помочь поискам, — обра-довалась Лолита, а потом добавила, — круг сужается, а количество претендентов уве-личивается.

— То есть?

— А если он вообще в институте не учится, а например, просто ходит в секцию, или может какой-нибудь КМС, или вообще, мастер спорта. Тогда выходит, что надо ис-кать выходы на наши спортивные секции. У тебя там знакомых нет?

— В «Динамо» есть, — чуть помедлив, припомнила Маша, — даже двое.

— Да это и одного хватило бы. Эх, вот ведь, — Лолита с укоризной посмотрела на подру-гу, — хоть имя знать бы.

— Откуда же я знала, что все так обернется…

Катился к концу июль месяц. Все практики были отработаны, ректоратом был выпу-щен приказ о переводе студентов на следующий курс. Лолита успела поменять двух по-клонников. Ушел в отпуск отец Маши, хотя, это был не просто отпуск, это была заслужен-ная передышка перед началом предвыборной компании. Отца Маши выдвигали в депутаты местной Думы, поэтому, после небольшого семейного совета родители решили отправиться на юг, отдохнуть, а Маше доверили почетную должность сторожа квартиры и семейного имущества. В иной бы ситуации она, наверняка, тихо бы возмущалась, но некоторая свобо-да, которую предоставлял такой расклад, были необходимы ей, как воздух. Поэтому она терпеливо выслушала лекцию по безопасному проживанию в одиночестве в городе в летний период, клятвенно заверила, что надолго из дома отлучаться не будет, так же, как и соби-рать дома разгульные сборища. Увидев покладистость дочери, родители подозрительно по-смотрели на нее и сочли за благо повторить напутствие дважды.

Само собой выходило, что на период отсутствия родителей, Лолита переселялась к подруге. Родители были препровождены на вокзал, им помахали на прощание руками, а до-мой пошли пешком, нарушив прямо сразу два пункта «Инструкции…». А домой пришли когда часы пробили два часа ночи. Наскоро попив чайку, подруги улеглись в Машиной комнате и после короткого обмена посторонними мыслями, уснули.

Лолита проснулась от неприятного звука. Она села на кровати, посмотрела на часы, было страшно рано – начало девятого. Прислушалась – тишина. Посмотрела на разложен-ное кресло, где должна была спать Маша, но там было пусто.

— Вот ведь непоседа, — пробормотала Лолита, поднимаясь, — и чего ей не спится.

Появилась потребность посетить дамскую комнату. Шлепая босыми ногами по полу, Лолита дошла до коридорчика, где располагался санузел, и увидела, что в ванной горит свет. Только она хотела подойти и поинтересоваться, что это подруга вскочила, ни свет, ни заря, как услышала звук, который ее разбудил. Маше было плохо, ее тошнило. Лолита рыв-ком распахнула дверь и уставилась на Машу. Та сидела, бледная как полотно, на полу, в глазах стояли слезы. Волосы были растрепаны, дышала она тяжело, со всхлипами…

— Подруга, ты чего? — испуганно спросила Лолита.

— Проснулась, а меня…, — договорить она не успела от нового приступа.

— Погоди, сейчас, — Лолита быстро нагнулась, помогая подняться Маше. С большим трудом ее удалось перебазировать на диван в зале, — может тебе таз сюда.

— Пожалуйста, — пробормотала Маша и прикрыла глаза.

Часам к одиннадцати, после приема таблеток и нескольких стаканов горячего и креп-кого чая Маше стало лучше. Она даже поднялась и прошлась по комнате. Шаги были ко-роткими, ее покачивало, но на лице постепенно проступал румянец. По-видимому, дело шло на поправку.

— Ну, ты меня испугала, подруга. Что с тобой?

— Даже не знаю, Лол. Ты извини, что все так получилось…

— Да, ладно тебе.

— Наверное, отравилась ерундой какой-нибудь, — предположила Маша, разыскивая ха-лат. Она только сейчас обратила внимание, что обе они ходя в одних трусиках.

— А что ты вчера ела? — между делом поинтересовалась Лолита.

— Да все подряд. Даже беляш купила…

— Ну, ты чудна. Кто же в такую жару эту гадость ест. Это же чистая отрава. Так и Богу душу отдать можно.

— Захотелось сильно. Утерпеть не смогла. Ты же ведь знаешь, я на улице, кроме моро-женного ничего больше не ем, а тут так захотелось, сил не было сдержаться…

— Знаю, потому и удивляюсь. Ну ладно, пойду на кухню, надо приготовить чего-нибудь съестного. Ты как, со мной или может, полежишь?

— Нет-нет. Хватит, пойдем на кухню. Мне что-то есть захотелось…

Лолита только покачала головой, и они вместе отправились готовить поздний зав-трак. День прошел вполне нормально, правда, часть запланированных дел не была осущест-влена, но ведь это был не последний день каникул, вполне справедливо подумали они…

Три дня подряд Лолиту будили звуки из ванной. На третий день, вечером, а надо ска-зать, что она весь день посвятила наблюдению за подругой, Маша даже пару раз интересо-валась, чего Лолита так смотрит на нее. Так вот, вечером она посадила подругу и достала сигарету, а курить она бросила сразу после поступления в институт, а тут опять закурила, нервно прошлась по кухне, а потом села напротив Маши, так, чтобы видеть ее глаза и спро-сила.

— Маша, мы с тобой давние подруги, и надо думать хорошие, тогда скажи мне. Кто он?

— Он, — переспросила Маша и наивно взглянула в глаза подруги.

Лолита взгляд выдержала и повторила.

— Кто он?

— Ты о чем, Лола, — в голосе Маши даже послышался некоторый испуг, до того серье-зен и устрашающ был тон подруги.

— Вот только не надо, мне мозги полоскать, — закипела Лолита, — только вот этого не надо. Я один раз могу поверить в плохой беляш, но не три дня подряд.

— Лолита, ты чего. Да я сама не знаю, что со мной происходит.

— Не знаешь, — Лолита повысила голос, — не знаешь. Беременная ты, дура стоеросовая! Вот что с тобой происходит!

— С ума сошла, — Маша даже подпрыгнула на стуле, — беременная, ты с чего это взяла.

Возмущение Маши было такое искреннее, что любой другой засомневался бы, но только не Лолита. В определенных ситуациях, она ничем не отличалась от нашего танка на позициях противника.

— Хочешь доказательств, признаваться не хочешь, а хочешь, что бы тебя обязательно физиономией тыкнули, — Лолита спрыгнула со стула, — пожалуйста. По утрам тош-нит? — тошнит. А ешь ты как? — тебя все больше на соленые огурцы тянет, да помидо-ры. Ты за три дня почти банку умяла. Два. А три, ты в походке меняешься, одышка у тебя маленькая пока, но все же уже появилась. Мало?

— Лолачка, ну что ты придумываешь, какая беременность…, — Маша чуть не плакала.

— Самая, что ни на есть женская, начинающаяся с токсикоза. Вот только я ума не при-ложу, когда и с кем ты успела…

— Лолита, ты фантазируешь. Честно слово. Не было у меня никого и ни с кем. Мало то-го, я еще того…, невинна я. Вот…

— Раздевайся, — вдруг приказала Лолита.

— Что?!

— Платье снимай, блин. Что ты из меня дуру делаешь, я понять не могу.

— Я не буду, — насупилась Маша.

— И почему интересно?

— Я не могу, при посторонних…

— Это я тебе посторонняя. Ты в баню со мной ходила? Да что баня, мы с тобой на со-седних горшках в детском саду сидели. Подсматривали друг за другом в туалете.

— Так это в детстве. Мы тогда не соображали совсем.

— Маша, ты от темы не уходи, ладно. Раздевайся.

— Не буду.

— Ладно, — начала тоном ниже Лолита, — меня ты стесняешься, а себя?

— Себя нет, только к чему ты…

— Я сейчас уйду, — перебила ее Лолита, — надо мать проведать, да и позвонить кое-кому. Так вот. Я уйду, а ты разденься и посмотри внимательно, только очень внимательно, на себя в зеркало. Просто для себя.

— Не буду, — снова начала Маша, но Лолита уже не слушала ее.

Она обулась, прихватила дамскую сумку и направилась к двери. Маша попыталась ее остановить, но Лолита только отмахнулась рукой и буркнула, что через пару часов придет. Дверь хлопнула. Маша осталась одна. Огорошенная словами подруги она сидела на стуле. Мыслей в голове не было, было пусто. А потом она обратила внимание, что аккуратно гла-дит свой живот, причем движения эти такие, каких никогда раньше она не делала. Она даже и не подозревала, что есть такие движения, ласковые, успокаивающие. Маша испуганно вскочила, с ужасом глядя на свои руки.

— Нет, нет, — закричала она, — этого не может быть. Ведь ничего не было! Не было!

Потом наступило время слез, благо у Маши они всегда были под рукой. Проревев-шись, наконец, Маша медленно стянула с себя халат и, оставшись в одних трусиках, напра-вилась к зеркалу. Она некоторое время боялась взглянуть, но потом решилась. Увиденное порадовало ее, она была худа, как стебелек. Чуть оживившись, она вертелась и так, и сяк, пока, наконец, не убедилась, что если на живот надавить чуть сильнее, то вполне возможно достать до позвоночника. Только больно.

На радостях она даже не стала одеваться, а просто носилась по комнате, в чем мать родила. Да и жарко было на улице, не смотря на то, вот-вот должен был начаться закат. Она даже попробовала закурить, очень давно ей хотела, но побаивалась гнева родителей, а тут была такая возможность. От сигареты ей стало плохо, и Маша рванулась в ванную, и там рассталась с доброй половиной ужина. Но нисколько не испугалась, на это была явная при-чина…

Около одиннадцати пришла Лолита. Была она немного мрачновата, но видно, что она не только звонила, но еще и ходила куда-то и разговаривала с кем-то. По договоренности с родителями Маши ей оставили ключ, она не стала трезвонить, а открыла дверь, разулась, прошла в комнату. Маша мирно спала. Лолита осторожно подошла к ней и попыталась внимательно рассмотреть ее.

— Ну, на счет живота, я, конечно, погорячилась, — шепотом пробормотала она и добави-ла, — но ведь никто и не говорит, что она на седьмом месяце…

Потом она вернулась в прихожую, выложила из пакета несколько свертков. Большую часть отнесла в холодильник – это мама передавала гостинцы, а один взяла с собой, уселась на табурет и принялась внимательно читать. По пути она забежала в круглосуточную аптеку и минут двадцать доставала продавца относительно самых верных и надежных тестов на беременность. Теперь она знакомилась с инструкцией, даже перечитывала некоторые пунк-ты по нескольку раз, что бы усвоить. Стать большим специалистом по эксплуатации данно-го прибора помешал леденящий кровь крик. Это кричала Маша. Лолита бросила тест на стол и рванулась к подруге.

Та сидела на диване. Тело ее было мокрое от пота, глаза огромные, толи от ужаса то-ли от боли. Дышала она тяжело, с какими-то промежутками. Вид у нее был такой, словно она находилась совершенно в другом месте. Потребовалось несколько серьезный встряхи-ваний подруги, прежде чем Маша начала реагировать на этот мир.

— Что случилось? — прежде всего, спросила Лолита, — ты орала так, словно тебя танком переехали, а ты после этого жива.

— Лола, дай водички, пожалуйста.

Пока подруга ходила за водой, Маша успела надеть халат и даже попыталась привес-ти себя в порядок. Хотя и не совсем удачно.

— Так что случилось, — повторила свой вопрос Лолита.

— Кошмар приснился.

— И от этого ты так орала?

— Что, наяву? А я думала, что ору во сне.

— Наяву, наяву, я чуть со стула не упала. Так что тебе приснилось?

— Не помню, — чуть помедлила с ответом Маша, — честное слово, что-то такое ужасное, но припомнить не могу. Одно ощущение, брезгливость какая-то, словно меня касает-ся кто-то холодный, липкий и еще какой-то…

— Кошмар, — пробормотала Лолита, — кошмары надо досматривать до конца, тогда они больше не повторяются.

— Не уверена, что я смогла бы досмотреть этот ужас.

— Ладно, шиш с ними, со снами. Может, я просто тебя перепугала днем. Вот и снится всякая ерунда.

— Еще как перепугала, я даже себя рассматривала в зеркало. Ничего нет, между про-чим, — с некоторым вызовом высказала Маша подруге.

— Я тоже рассматривала, и тоже ничего не обнаружила, — в тон ей продолжила Лолита, — только надо помнить, что на первых сроках беременности, это особенно и не обна-ружишь, чисто визуально, я имею в виду.

— Лолита, перестань. Обижусь, — серьезно, чуть насупившись, произнесла Маша.

— Маш, там мама блинчики передала. Пойдем, ополовиним, пока теплые. Я сметаны и молока купила.

— Вот это дело, — Маша обрадовалась, что имеет возможность уйти от этой темы.

Блинчиков стало ровно на половину меньше, когда удовлетворенные и какие-то уми-ротворенные подруги откинулись от стола.

— Чайку бы надо, — пробормотала Маша.

— Это дело, сейчас заварю.

Пока Лолита готовила к заварке заварной чайник, грела его над огнем, потом тща-тельно дозировала чайный лист, Маша оглядывала комнату, пока некий посторонний на кухне предмет не привлек ее внимание.

— Что это, Лола? — спросила она, протягивая руку к упаковке.

— Подожди, не трогай, — обернулась Лолита и заметила, как подруга тянется к тестам.

— А что это?

— Сейчас кипяток залью и объясню.

Маша равнодушно отодвинула руку. Ее терпения хватило даже на то, что бы дож-даться, пока созреет чай, а Лолита разольет его по чашкам и подаст на стол. Подруги сдела-ли по глотку и посмотрели друг на друга. Лолита вопросительно, а Маша с удовольствием.

— Вот за что я от тебя, буквально без ума, Лола, так это за умение готовить чай.

— Понравилось, значит, — удовлетворенно пробормотала Лолита и сделала второй гло-ток, уже серьезный, полновесный.

— Маш, сколько мы знаем друг друга? — спросила Лолита неожиданно.

— Ой, даже не знаю. Лет семнадцать, наверное… Да нет, больше А что?

— Ты мне веришь?

— Лола, ты опять, я тебя прошу, — почувствовала Маша, куда клонит подруга.

— Подожди минутку. Дай я договорю.

— Ладно, — согласилась подруга, но настроение ее, такое хорошее, опять пошло вниз.

— Подружка, какой-то неразрешимый спор у нас с тобой получается. Я говорю одно, ты другое. Давай прекратим его. Просто. Раз и навсегда.

— Давай, — согласилась Маша.

— Чтобы никому не было обидно, — продолжила Лолита, — там, у тебя под рукой лежат четыре теста на беременность.

— Лола, — попыталась подняться Маша.

— Два для тебя, два для меня.

— А тебе-то зачем, — удивленно посмотрела на подругу Маша.

— Чтобы, тебе не было скучно и обидно, будто я превращаю тебя в подопытного кро-лика. Значит, я тоже сделаю это.

— Делать тебе нечего, — фыркнула Маша, но уже несколько спокойней. Готовность под-руги, отдалось неожиданным теплом в ее душе.

— Я тебя прошу. Клянусь. Если тест покажет одинаковый у нас с тобой результаты, я готова делать за тебя все контрольные до следующей сессии.

— Что, правда?

— Я тебе говорю, — с этакими «новорусскими» интонациями и соответственной рас-пальцовкой произнесла Лолита.

Обе подруги весело расхохотались. Лолита закурила и предложила еще по чашке чая и получив согласие, принялась за хлопоты.

— Лола, я посмотрю эту муть, — сказала Маша, имея в виду тесты.

— Без проблем. Там один простенький, но в аптеке утверждали, что очень эффектив-ный, а другой помудреней, я еще не разобралась до конца.

— Может быть, я пока почитаю вслух. Тогда вместе разберемся, — предложила Маша.

— Давай…

Утро подруг началось с намеченного за вечерним чаем тестирования. Лолитин тест дал отрицательный результат, Машин – положительный… Стараясь быть как можно мягче, утешая, всякими разными словами, Лолита опять приступила к расспросам, но Маша твер-дила как заведенная.

— Ничего не было. Ничего не было…

— Маша, — сдерживая себя, но все равно потихоньку закипая, заговорила Лолита, — я понять не могу, чего ты упираешься. Я ведь не мать тебе, я – подруга. Мне ты мо-жешь сказать совершенно откровенно…

— Лолита, — Маша поднялась с дивана, на котором она сидела уже более часа, раскачи-ваясь из стороны в сторону и твердя одно и то же, — Лолита, я клянусь тебе, понима-ешь, клянусь. У меня никогда не было ни одного мужчины. Ни одного. За всю жизнь я только несколько раз целовалась, да и то давно, в школе. Самое честное слово.

Лолита посмотрела на подругу, словно впитывая ее, и вдруг сказала тихо:

— Я тебе верю. Понимаешь, я тебе верю.

— Да, — кивнула Маша, — но только что делать с этим, — она с некоторой брезгливостью указала на живот, словно он был не ее частью, а каким-то незнакомым и неприятным животным, — что делать с этим.

— Подожди, — заговорила Лолита, — я что подумала, тесты все-таки штука не очень на-дежная, бывают, что и они ошибаются…

— Два разных. Из разных упаковок… Не смеши меня, хотя мне и так не до смеха.

— Пойдем к врачу. В женскую консультацию. Я сама с тобой пойду.

— Правда, — в глазах Маши мелькнуло что-то похожее на надежду.

— Правда. Если хочешь, я даже, пройду осмотр у гинеколога, вместе с тобой, хотя, сама знаешь, что органически этого не перевариваю.

— Это не обязательно, это же не тест…

— Вот и договорились. Может быть, прямо сегодня и пойдем?

— Сегодня? — Маша посмотрела на Лолиту, в которой опять заговорил командир и ини-циатор, — давай. Чем раньше мы с этим разберемся, тем лучше.

Правда, после посещения доктора лучше не стало. Доктор лишь подтвердил и догад-ку Лолиты и показания тестов. Маша находилась в первой трети срока беременности. Из-вестие это буквально оглушило ее, шла она по улице, еле передвигая ноги, спотыкалась, и особенно не прислушивалась к тому, что говорила ей Лолита, которая, сама заходила и раз-говаривала с врачом, уже после того, как от него вышла Маша.

— Ты знаешь, — говорила Лолита, бережно поддерживая подругу, — оказывается, наша медицина знает о беременности позорно мало. Они просто все прилепились к поло-вому акту и все. Больше ничего знать не хотят. Есть в этом что-то от Фрейда. А на самом деле в мире ежегодно фиксируются сотни случаев, когда девушка беременеет без вступления непосредственно в половой акт.

— Сотни, — подняла голову от земли Маша и посмотрела на подругу.

— Сотни, — подтвердила Лолита, — мне врач сказал.

— На планете несколько миллиардов человек. Сотни – это десятые процента, а может сотые. Ну почему в эти сотые-тысячные, черт меня возьми, попала именно я?!

— Не знаю подруга, не знаю, — призналась Лолита, — есть правда еще теория, женщине совсем не нужен мужчина, чтобы забеременеть, совсем. Достаточно только одного желания. А секс – это просто, получение удовольствия.

— Я не имела такого желания. Я не имела такого удовольствия. Я даже не думала об этом, совершенно. Черт меня побери, — Маша понизила голос, — Лолита, я даже сама себя там не трогаю… Только когда купаюсь.

— Ты про…, — Лолита замолчала, выразительно глядя на подругу.

— Да, я об этом. Так вот, даже этого не было.

— Да, — только и смогла произнести Лолита, — но ведь ничего не бывает просто так.

— Ты это о чем?

— Тогда это все, должно что-то обозначать, — проговорила Лолита и даже остановила подругу, что бы привлечь ее внимание, — точно. Маша, это должно что-то обозначать.

— Что обозначать?

— Подожди, пока я не знаю. Но ведь не происходят такие вещи просто так. Согласись.

— Я ничего об это не знаю. Я даже говорю сейчас с трудом, не то, что думаю.

— Я тебя понимаю, подруга. Давай сейчас дойдем до дома. Ты приляжешь, а то вид у тебя не очень, а я подумаю. Мне кажется, у меня есть идея. Только я ее сформулиро-вать не могу. Чего-то не хватает…

По приходу домой, Маша буквально рухнула на диван и мгновенно уснула. Лолита осталась одна. Чтобы не мешать подруге, она перебралась на кухню, распахнула окно и плотно прикрыла дверь. В ход пошли сигареты, ручка и бумага. Периодически она подни-малась, выглядывала в комнату, что бы проверить подругу, но та спала. Периодически она кипятила чайник и пила кофе, что бы подбодрить себя. От такой стимуляции мозг работал быстро и лихорадочно. Девушка словно находилась в состоянии транса. Решение было близко, она почти почувствовала его у себя на языке, когда услышала, как опять кричит Маша. Лолита метнулась в комнату.

Маша сидела на полу, ее трясло, а руками она пыталась смахнуть с себя что-то, чего Лолита не видела.

— Господи, что с тобой, ты упала, давай я тебе помогу.

— Я не могу, не могу, — причитывала Маша привычно, только слова эти теперь несли уже другую нагрузку.

Лолита быстро сбегала на кухню и принесла подруге стакан воды, та большими глотками, частично проливая, частично давясь, опустошила его. Прошла минута, другая и она просто разрыдалась. Правда, от этого ей стало легче.

— Что же все-таки случилось, — спросила Лолита, видя, что Маша более-менее успокои-лась.

— Я видела его.

— Кого – его?

— Там, — Маша указала на живот, — его. Он – мальчик.

— Не может быть, — не поверила Лолита.

— Я словно была им. Лежала, но еще не оформленная целиком. Просто сгусток слизи и плоти. Но я уже чувствовала себя. Это так омерз-ж…, — договорить она не успела, ее вырвало. Прямо на пол, на платье, на подругу…

Лолите стало не до размышлений, она возилась с подругой, отмывала ее, переодева-ла, а потом укладывала спать, не отходя до того момента, пока Маша не закрыла глаза. И вместе с этими трудами, приходило к Лолите знание и понимание… поэтому и решилась она на ведение дневника, не своего – Машиного, а точнее их общего. На троих…

«15 июля. Машке опять плохо. Токсикоз страшный. Ничего не ест. Валяется на дива-не. Непричесанная, неумытая. Запущенная до невозможности. Пробовала с ней поговорить – мимо. Не хочет. Бормочет что-то невразумительное, иногда ругается, как-то по нездешне-му.

Кормила с ложки, вталкивала почти силой, как в капризного ребенка…».

Временами апатия покидала Машу, в глазах появлялся интерес к окружающему ми-ру, тогда Лолита хватала подругу и выводила ее на улицу. Заставляла ее гулять пешком, вы-водила в парк. Только на очень долгие прогулки Маши не хватало, чуть что, она опять по-гружалась в депрессию и замыкалась и тогда, до нее уже было не достучаться…

Время шло, приближался день возвращения родителей с отдыха, и это, более всего прочего угнетало Машу.

— Лолита, ты очень убедительна, — говорила она подруге, когда отступала депрессия, и наступали короткие периоды, когда ей хотелось жить, — ты даже меня убедила, что такое положение вещей делает меня лучше, чем многие, возвышает меня. Я тебе ве-рю, но ты пойми, подруга, тебе не убедить моих. Они не поймут.

— Я поговорю с ними, хочешь?

— Даже если и не хочу, ты ведь все равно не успокоишься, все равно ринешься с ними разговаривать.

— Скорее всего, да, но если ты сможешь убедить их сама, то, клянусь, не буду.

— В том-то все и дело, что ни ты, ни я, не сможем убедить их…

— Маша, а может и не надо, — неожиданно предложила Лолита.

— То есть?

— Не надо им ничего говорить. Давай просто скроем это все.

— И до какого момент это можно будет скрывать? — с невеселой усмешкой поинтересо-валась Маша.

— Да, это я не подумала, — почесав затылок, призналась Лолита и тут же предложила следующий, не менее сумасшедший выход, — может быть тебе спрятаться на время?

— На полгода?

— Уедешь куда-нибудь, где тебя не будут доставать.

— Ты знаешь такое место? А кроме всего прочего, ты видишь, в каком я состоянии, сейчас я разговариваю, но нет гарантии, что уже через пять минут мне не станет пло-хо и я не свалюсь.

— Я поеду с тобой, — отчаянно проговорила Лолита.

— Нет, — обречено вздохнула Маша, — не хватало еще и твою жизнь угробить…

«19 июля. Поговорили. Успокоилась она. Только спокойствие ее мне не нравиться, обреченность в нем какая-то. Просто, это я не могу понять – у меня с родителями отноше-ния совсем другие. Они у меня, более современные что ли. От Машкиных же каким-то средневековьем веет. Причем явно не самыми лучшими периодами, этого самого средневе-ковья. Хотя, мне ли их судить? Другой вопрос, что произойдет с Машкой, когда они просе-кут, что их дочь «больше чем одна».

Два таких явных варианта. Смирятся – не с Машкиным «позором», а с фактом бере-менности и будут пилить, что есть силы каждый день. Это жуткое наказание. Они могут ее до дурки довести, тем более, что в ее состоянии, она и так уже на полпути к ней…

Или не смирятся – тогда потащат ее в абортарий. Это тоже наказание, но еще более страшное, тем более для Машки, которая не при делах с этой беременностью. Черт возьми, ну и выбор. Что так тюрьма, что так – три года. Появился бы что ли, кто-нибудь, присовето-вал бы что-нибудь хорошее, или полезное…

Предложила ей спрятаться – она только посмеялась. Это и понятно, ну куда я могу ее спрятать. Может, с моими поговорить? Не уверена, что поможет, но, по крайней мере, шанс, хоть и совсем маленький…».

— Значит, завтра, — Машка качалась на стуле, это была ее новая привычка, наверное, это мирное покачивание успокаивало или ее, или его, — пойдешь со мной встречать их?

— Конечно, пойду. Буду группой поддержки. Ты об этой не думай, оглянись лучше по квартире, ничего не забыли прибрать?

— А какая разница? Думаешь, это меня спасет?

— Не стоит провоцировать, — произнесла Лолита, и подумала: «Не нравиться мне твое такое настроение. Честное слово не нравиться. Как бы ты чего не удумала, нежная моя подруга».

— Что-то ты странно как-то смотришь на меня.

— Нормально смотрю. Просто думаю, что не стоит тебе их сразу такой новостью ого-рошивать.

— Я боюсь, что если сразу не скажу, то потом уже и сил не хватит – так и буду откла-дывать.

— А что ты теряешь от такого положения, отложишь до того момента, как припрет вплотную? Тогда и им некуда будет деваться.

— Не знаю, Лола, страшно мне, ой, как страшно.

Лолита поднялась, подошла к подруге и обняла ее. Маша дрожала, мелко так, почти незаметно – нервно. Неожиданно Лолита поцеловала подругу в макушку.

— Ты чего, — удивленная Маша хотела посмотреть на подругу, но та крепко прижала ее к себя.

— Меня так мать всегда успокаивала, держала так, пока я не засыпала.

— Ты сегодня не уходи от меня, ладно?

— Конечно, не уйду. Давай я тебя уложу, — предложила Лолита.

— Ты и так со мной, как маленькой нянчишься. Не надоело.

— Ты не поверишь, Маш, но я от этого даже какое-то удовлетворение получаю…

— Извращенная, ты какая-то, Лолита, — рассмеялась Маша.

— Еще какая, — весело согласилась с ней подруга, поправляя подушку и подтыкая со всех сторон одеяло.

— Может, еще и колыбельную споешь?

— Легко, — улыбнулась Лолита и неожиданно начала:

«На зеленом лужечке,

На крутом бережочке,

Дожидалась дружочка,

И сплетала веночки…»

— Хорошо получает. Пой, пой еще…

«21 июля. Завтра все окончится. Все хорошее, я имею в виду. Чувствую, просто под-коркой ощущаю… Если Машка сдастся сразу, то это к гадалке не ходи, меня к ней не до-пустят. Мало этого, еще и обвинят во всех мыслимых и немыслимых делах. Хотя, честно говоря, это меня волнует меньше всего.

И все-таки, как бы хорошо сейчас найти того парня, я бы копытом землю рыла и да-же носом, но убедила бы его помочь Машке. Глядишь, и удалось бы родителей ее утихоми-рить. Времена-то сейчас вон какие. А тут и парень на месте…

Хотя, фигня, все это…»

Дописав это, Лолита положила дневник в сумку, с глаз долой и отправилась спать. Заглянула к подруге, та металась по кровати, все изыски с одеялом пошли прахом, оно было сбито кучей и валялось на полу. Лолита подобрала его с пола и укрыла Машу. Та, по-видимому, успев слегка озябнуть, оказавшись под одеялом, расслабилась и даже задышала ровнее.

— Спи, дитятка, — пробормотала она тихо.

Волна нежности прокатилась через сердце Лолиты. Было что-то такое в ее спящей подруге трогательное, чего раньше она никогда не видела, или может быть, не замечала. Полюбовавшись подругой еще какое-то время, она сама отправилась спать.

Утро обещало быть более чем…

«27 июля. Все-таки Машка испугалась, и в конце концов, и решила не «радовать» своих таким положением вещей. Только как она умудряется объяснять своим ее утренние изыски – непонятно. Или действительно существует такое понятие, как родительская слепо-та?

Теперь, конечно, на повестке дня другой вопрос, а, что дальше-то делать? Ведь по-ложение долго скрывать не удастся. Ну, еще пара месяцев, максимум. А потом и к врачу ходить не надо будет… ладно. Поживем – увидим.

А еще, посетила меня странная мысль. Даже не знаю, стоит делиться с Машкой, или пока попридержать при себе… Это мне во сне приснилось. Я с некоторых пор очень серьез-но стала относиться к снам. В общем, приснилось мне, что я стою в церкви, одна и ищу взглядом Машку или ждала я ее там что ли, не знаю. Высматриваю ее одним словом, а ее все нет. А потом начинаю оглядываться и замечаю, что появляются на потолке купола, пря-мо поперек всех рисунков, трещины. И сыпется из этих трещин песок, цемент, еще какая-то ерунда. Начинает отскакивать штукатурка. Понимаю – рушиться здание, а бежать не могу, словно ноги отнялись. Начинаю звать Машку – уверенность у меня есть, что если она при-дет, то все станет на свои места. Кричу изо всех сил, а ее все нет и нет. Уже большие куски отваливаются от потолка и падают. Только пока медленно, кружатся так в воздухе, листья, а потом ударяются об каменный пол и рассыпаются в пыль… Так и не дождалась я подружки, или не досмотрела сон до конца. Не помню. Только проснулась в таком ужасе, что даже го-ворить не сразу смогла.

Вот и запало мне обязательно надо сводить в церковь Машку. Только вот не знаю, как она к этому отнесется…

А может это бред все…

Не знаю…»

В здоровье Маши наметились изменения. Прошел токсикоз, но появился животик, совсем маленький, который она скрывала, как только могла, и лишь в присутствии Лолиты позволяла себе расслабиться. Лолита заметила, что подруга уже не только смирилась, а да-же находила особое удовольствие в том, что сидя, раскинувшись на диване в комнате Лоли-ты поглаживала нежную, пока еще не очень заметную, полусферу, разговаривала с ней, де-лилась с ней новостями.

Загадка родительской слепоты продолжалась, правда теперь на стороне Маши была холодная погода. Осень, как никак. Закутавшись во все теплое, оберегая не только свое здо-ровье, но и младенца выходила она на улицу, посещала институт, и в большинстве случаев ходила по квартире.

Однажды, это был как раз тот случай, когда Лолита не пошла в институт – слегла с температурой, после обеда прилетела к ней возбужденная и раскрасневшаяся Маша. Быстро скинула с себя лишние части одежды, мимоходом поинтересовалась о здоровье подруги, а потом подошла к ней вплотную взяла ее руку и положила к себе на живот.

— Чувствуешь, — нотки в ее голосе были прямо-таки звенящие, да и сама она, как снег под солнцем блестела и переливалась.

— Нет, — не поняв, о чем идет речь, проговорила Лолита и опустила руку.

Если говорить честно, то ей было ни до чего. Жар. Слабость. В общем, все радости простуды в один момент. Но Машу было этим не пронять.

— Дай руку, — не дождавшись, пока слабая рука поднимется до нужного места, Маша сама схватила ее, и приложила, чуть-чуть прижав, — ну?

Лолита хотела мотнуть головой, что ничего не чувствует, как под ладонью что-то ко-лыхнулось. Еле заметно. Все сместилось на второй план. Болезнь, слабость, постельный ре-жим – все.

— Это он, — тихо, словно боясь разбудить спящего ребенка, поинтересовалась Лолита.

— Да. Шевелиться. Так мне вчера вечером заехал, я аж охнула. До слез. Хорошо моих в комнате не было. Присела на пол, а потом уже на кровать переползла. Потом еще минут двадцать гладила его, успокаивала, даже песенку ему пела, твою, помнишь – насилу успокоила.

— Да. Можно я еще…, — шепотом спросила Лолита и замерла с вытянутой рукой.

— Конечно, — радостно кивнула Маша и выпятила живот в сторону подруги.

Лолита осторожно погладила живот подруги. Там, под натянутой, как на барабане кожей, что-то шевелилась, перекатывалась, толкалось.

— Беспокойный, — пробормотала Лолита.

— Это я пока к тебе пробежалась по улице, его и побеспокоила. Вот он и ворочается. А сейчас посижу, отдохну — успокоится.

— Ты не боишься, я болею. Не повредит.

— Ой, а я и забыла. Не обидишься, я от тебя отсяду.

— Чудная ты, Машка. В кресло садись. Хочешь, прямо с ногами залезай.

— Ой, как хорошо, — Маша устроилась в кресле, как ей посоветовала Лолита.

— Ты одеялом ноги укрой, а то у нас тут холодно.

— Ничего, я утепленная, хоть в Сибирь отправляй меня…

— Как там у нас в институте-то?

— Да нормально. Лекции, контрольные, лабораторные… Все то же самое, что и всегда. Совсем не интересно. Ты лучше мне скажи, надолго ты приболела?

— Не знаю, — Лолита махнула рукой, — температура такая бывает, особенно вечерами, аж глаза стекленеют. А иной день нормально, я тогда по комнате хожу…

— Ты лежи больше и воды много пей. Это, говорят, помогает.

— Доктор ты, однако, еще тот.

— Зря отмахиваешься, я в журнале читала. И вообще, я теперь много медицинской ли-тературы читаю, всякой разной.

— Ладно, Бог со всеми этими болячками. Как пришло, так и уйдет. Ты мне лучше ска-жи, как твои? Все еще не в курсе?

Маша придвинулась чуть ближе и понизила голос.

— Нет. У меня такое ощущение бывает иногда, что я рожу – а они и не заметят, если конечно, я их не позову посмотреть.

— Ладно, тебе, — удивленно посмотрела на подругу Лолита.

— Серьезно тебе говорю. У меня уже такой пупок – ни одно платье не налезает, про брюки я уже и не говорю, а они все мимо меня ходят. Как будто ничего не происхо-дит.

— Может это и хорошо, — задумчиво произнесла Лолита, внимательно оглядывая под-ругу.

Что и говорить, не заметить, что Машка в положении было очень сложно. То, что ко-гда-то, летом только намечалось, было теперь на лицо. Фигура, походка, жесты – все.

— Мне так заночевать у тебя хочется, потрепались бы до утра, — мечтательно произнес-ла Маша.

— Вот еще. Я болею, не хватало тебе еще эту дрянь подхватить.

— Ну, тогда ладно, — Маша поднялась, — ты не обидишься, пойду я…

— С тобой все в порядке?

— Все-все. Только я теперь устаю быстро и в одном положении находиться долго не могу. Он толкаться начинает – двигаться ему надо.

— Ладно-ладно, иди…

— Ну, пока.

— Пока, и не вздумай целовать меня, — отвернулась от подруги Лолита, — а то я гляжу, ты на меня смотришь как-то нехорошо.

— Сама такая, — рассмеялась Маша и сделала шаг назад, потому что действительно со-биралась по привычке чмокнуть подругу в щеку…

Прошло несколько дней. Самочувствие Лолиты постепенно улучшилось. А к концу недели, после очередного посещения поликлиники, доктор сказал, что она здорова и с поне-дельника может совершенно свободно ходить на занятия. Лолита вернулась домой, порадо-вала всех своим выздоровлением и собралась на улицу.

— Дочка, — мать Лолиты неожиданно стала у двери, не давая возможности дочери вый-ти.

— Ма, — удивилась Лолита, — ты чего. Доктор сказал, что я здорова.

— Я знаю, Лола. Просто я хотела спросить, куда ты собралась?

— К Машке пойду, схожу, а то что-то она запропала. Как последний раз приходила – все. Даже из института ни разу не позвонила. Может, сама, приболела, — протарато-рив это все на одном дыхании, Лолита собралась пройти, но мать внимательно смот-рела на дочь, и было похоже, что пропускать она ее не собирается, — ма, ты чего?

— Сними-ка пальто, и пойдем на кухню – есть разговор.

Девушка внимательно посмотрела на мать – та первой прошла на кухню, даже не со-мневаясь, что дочь последует за ней. Лолита спинным мозгом почувствовала, что что-то случилось. Поэтому, не прекословя, сбросила пальто и прошла на кухню, вслед за матерью.

Виктория Яковлевна – так звали мать Лолиты, присела за кухонный стол. Тяжело так присела и не менее тяжело вздохнула. Потом как-то растерянно-тоскливо оглядела комнату, но так и не смогла сосредоточится на чем-нибудь конкретном.

— Ма, что случилось-то, — Лолита перепугалась ни на шутку — такой она видела мать всего один раз, когда пришло известие о гибели отца. Уже успевшее потускнеть вос-поминание вдруг вернулось резко и больно, как будто это было вчера.

— Лола, я знаю, ты куришь. Дай и мне.

— Ма, — начала было Лолита, но быстро передумала. Она достала сигареты и зажигалку и положила перед матерью.

Та немного неловко вытащила сигарету, несколько раз вхолостую чиркнула зажигал-кой, но потом прикурила и сделала затяжку. Глубокую, насколько позволяло дыхание.

— Лолита, пока ты болела, я вынуждена была встретиться с матерью Маши. Не помню, как ее зовут…

— Галина Васильевна, ма.

— Да, Галина Васильевна. Она приходила ко мне на работу и имела со мной серьезный и неприятный разговор. Знаешь, на какую тему?

— Догадываюсь, — вздохнула, теперь уже дочь, — догадываюсь. Бедная Маша.

— Значит, ты действительно знала о том, что Маша в положении, — Виктория Яковлевна укоризненно посмотрела на дочь.

— Знала, ма. Я первая до этого и дошла. Раньше, чем сама Маша.

— Вот значит, как, — удивленно проговорила Виктория Яковлевна, — как же так получи-лось-то.

— Ма, — несколько неожиданно для матери, оживилась Лолита, — на самом деле, это та-кая история. Я даже сама не поверила, когда узнала.

— Лола, ты чего так оживилась-то, — попробовала Виктория Яковлевна остановить дочь, но безрезультатно.

— Ма, ты подожди. Во-первых, наша Машка – уникум…

— Что ты городишь, — поморщилась мать.

— Не перебивай, пожалуйста. Так вот. У нее, в смысле у Машки, не было ничего, и ни с кем. Вот.

— Ерунда.

— Нет, ма. Не ерунда, — Лолита вскочила с табурета, — очень даже не ерунда. Я даже с врачами разговаривала.

— А если не ерунда – давай по порядку.

— Ладно…

И Лолита начала с самого начала. Как она обнаружила «интересное» положение под-руги. Потом про тесты. Потом про посещение женской консультации и так далее. Все в хронологическом порядке. Виктория Яковлевна внимательно слушала дочь, не перебивая, но и не поддакивая. Просто, курила и слушала. А когда Лолита закончила, поинтересова-лась.

— Ну, и зачем ты это все наплела?

— То есть, — сразу даже не поняла слов матери Лолита.

— Ладно, вы эту историю Галине Васильевне пытались преподнести, кстати, она не по-верила, так мне зачем?

— Мама, — голос Лолиты просто взвился, — я говорю правду!

— Вот эта чушь, которую ты мне тут наплела – правда. Лолита, я тебя умоляю, ты мать за дурочку принимаешь?! — возмущению Виктории Яковлевны просто не было пре-дела.

— Но мама!

— Нет уж, послушай меня. На самом деле проблемы их семьи – не мои проблемы. Я только не могу понять, зачем надо было городить такой огород. Мало ли что бывает в жизни? Ну, ошиблась девчонка по молодости. Так надо было ей помочь, посовето-вать, а ты ведешь себя как… Лолита, я даже не знаю, кто может так себя вести. При чем, я нисколько не сомневаюсь, что это именно ты придумала это все. Насколько я знаю твою подругу – она на такое не способна. Это ты виновата в том, что у Маши такие теперь проблемы. Ты хоть это осознаешь?

— Классно, ма, — холодно сказала Лолита, поднялась с табурета, — я все придумала, я плохая. Может, это от меня и Машка забеременела.

— Что?

— Ничего, — Лолита круто развернулась и вышла из кухни.

Кипя праведным гневом, она рывком натянула пальто и, не застегивая, выскочила на улицу. Какое-то время она шла просто вперед, несколько раз спотыкалась на льду, но все равно скорость не сбрасывала, а буквально бежала, куда глаза глядят. Так продолжалось, наверное, четверть часа, а потом стало холодно. Лолита вынуждена была притормозить, по-править верхнюю одежду, потом натянуть на уши шапку, а потом подумать и о перчатках, которые сгоряча она оставила дома. Подняв воротник и сунув руки в карманы, она огляде-лась. Оказывается, что все это время, она двигалась в направлении дома Маши, что в прин-ципе нисколько ее не удивило. Правда, насколько она понимала теперь, войти в дом, как прежде, она уже не сможет. Скорее всего, ее теперь объявили врагом номер один.

Лолита какое-то время ходила вокруг дома, пыталась увидеть что-нибудь в окнах. Потом поднялась аккуратно до Машиной двери и приложив ухо к дерматину, которым была обита дверь, попыталась услышать, что происходит там, внутри. Но в квартире было тихо, мертво. Лолита поднялась площадкой выше, и некоторое время стояла там, сначала просто грелась, а потом курила. И ждала. Время было такое, что люди возвращались с работы…

Она простояла до семи часов и вынуждена была уйти ни с чем. Выйдя из подъезда, она посмотрела на окна нужной ей квартиры – они были темными. Лолита остановилась, размышляя, имеет ли смысл еще подождать в подъезде или надо придумать что-нибудь еще…

Решение пришло совсем неожиданно, и было оно таким, каким она себе даже и не представляла – на всем микрорайоне вдруг вырубился свет. Вопрос о том, что бы подни-маться, и ждать в темноте на лестничной площадке, отпал сам собой. Надо было уходить. Идти домой она еще была не готова – в душе все еще кипела обида и ей, надо было дать время, и Лолита побрела просто по улице…

Пошел снег. Лолита оглядывала улицы и вдруг заметила, что они стали тише и чище. Уменьшилось количество прохожих. Появилось давно уже утраченное удовольствие от ходьбы, и мысли стали приходить какие-то светлые и приятные, хотя и скоротечные. Про-сто мелькали, оставляли ощущение приятности и пропадали, освобождая место для сле-дующих…

Под ногами хрустел снег, приятно так, словно баюкая, так кошка урчит под ухом. Идти было легко и неожиданно, Лолита поняла, куда именно ей надо идти сейчас. Старо-дольский храм был закрыт. Лолита с некоторым недоумением обнаружила на двери храма распорядок работы. С выходными, перерывами и санитарным часом…

— Как в магазине, — с презрением фыркнула она и сошла со ступеней.

Да, Стародольский храм оказался неподходящим, но ведь он был не единственным в городе. Лолита начала вспоминать, где еще ей попадались церковные купола. Самой бли-жайшей оказалась небольшая церквушка рядом с площадью Славы. Идти до нее было, при-близительно, минут десять и Лолита зашагала в нужном направлении. Правда по мере дви-жения вперед, она снова сбросила скорость и перешла на тот шаг, который позволял не только, и не столько, перемещаться во внешнем пространстве, сколько способствовал пере-мещению внутри себя самой…

Так, по мере приближения к церкви, Лолита вдруг поняла, что совершенно напрасно вспылила в разговоре с матерью. Девушка припомнила, как сама добивалась от подруги признания и никак не хотела ей верить. Лолита почувствовала, что краснеет. Она пообещала самой себе, что обязательно извинится перед матерью, как только вернется домой. Мысли плавно перетекли на институтские дела, от которых она оказалась на время отрешенной. Потом нахлынуло что-то из детства, не четкое, а такое легкое, словно накрытое пеленой, сквозь которую можно только почувствовать, но не рассмотреть…

Так, Лолита и не заметила, как оказалась около ступенек старой церкви. Вокруг было темновато и жутковато. А если еще добавить и то, что стояла старая церковь на старом кладбище, станет понятно, что это место вряд ли подходило для того, чтобы находиться там, когда до полуночи осталось совсем немного времени. Если бы, кто-нибудь из ее знако-мых, предсказал ей такое, она бы только рассмеялась, а оказалось, что и от этого, тоже, не стоит зарекаться. Лолита топталась на пороге, она первый раз была в церкви и не знала, что и как надо делать.

— Хотя, — вдруг произнесла она тихо, — нет, наверное, большой разницы как…

Дверь подалась с легким скрипом. Внутри церкви было тепло, а точнее жарко. И пус-то. Она сделала несколько коротких шагов вперед и остановилась. Со всех сторон, и даже сверху, на нее смотрели лики. Лолита задрала голову, что бы рассмотреть то, что было изо-бражено на куполе…

— В такое время сюда не приходят ради любопытства, — раздался мужской голос.

Лолита вздрогнула от неожиданности.

— А я не из любопытства, — произнесла она и оглянулась, стараясь найти говорящего, — мне вдруг показалось, что именно сюда мне надо идти.

— Именно сюда?

— Нет. Просто в храм. Только тот на центральной площади был закрыт, и я, вспомнила про этот.

— Чудно…

— Извините, — Лолита неожиданно произнесла слова, которые сама от себя не ожидала, — не могли бы Вы, выйти? Мне не удобно говорить, когда я не вижу собеседника…

— Прошу прощения, барышня, обычно, сюда не приходят так поздно, и я одет несколь-ко не по уставу.

— Я не думаю, что это серьезное нарушение, — тихо, но уверенно высказала свое мнение Лолита.

— Я здесь, оглянись.

Лолита повернулась и увидела, что от еле заметной боковой дверки к ней идет муж-чина. Пожалуй, лет пятидесяти, но из-за тусклого освещения быть уверенной в этом, Лолита не решилась.

— Здравствуйте, — произнесла девушка и низко поклонилась. Не потому, что видела в кино, это действие, а потому, что почувствовала, что это нужно. И, прежде всего, ей самой.

— Здравствуй, коль не шутишь, — с улыбкой произнес мужчина, рассматривая Лолиту, — и каким ветром тебя занесло сюда.

— Да я и сама не знаю, — честно призналась Лолита.

— А ты действительно, не похожа на праздно гуляющую и любопытную.

— Нет-нет, — Лолита испугалась, что ее могут не так понять, — мне вдруг показалось, что я смогу найти ответ.

— Ответ, — мужчина, наконец, вышел на более или менее освещенный участок и Лолита смогла рассмотреть его лучше.

Пожалуй, он был даже красив. Вернее, действительно, красив. Высокий, возраст, а он, скорее всего, все-таки перевалил за пятьдесят, еще не успел его согнуть. Была в нем стать и сила чувствовалась. Не духовная, которую, многие признали бы естественной здесь, а физическая – сила тела. Какое-то время они рассматривали друг друга. Молодая, слегка растрепанная девушка и священник. Наверное, они остались довольны впечатлением, кото-рое произвели друг на друга…

— Ты что-то говорила об ответах, — напомнил мужчина.

— У меня проблема. Большая. Хотя, точнее будет сказать, не у меня, а у моей подруги.

— А почему же с тобой не пришла подруга?

— Боюсь, что это не так просто теперь, — Лолита оглянулась, стало ей вдруг тоскливо, показалось, что забрела она сюда совершенно случайно и делать ей здесь, на самом деле, нечего. Не смотря на жару в помещении, она зябко повела плечами…

— Что-то не так, — священник почувствовал, что в этой странной незнакомкой что-то изменилось.

Ему была знакома некоторая людская нерешительность, он встречался с ней чуть ли не ежедневно. Просто приходили люди в церковь спонтанно, а потом вдруг наступал «кри-зис откровенности» (так он называл это про себя). И его больше волновал не он, а его отсут-ствие у девушки, ибо в ее глазах проявлялось совершенно другое чувство…

— Вот не знаю как Ваше имя, — священник поторопился подойти к девушке почти вплотную, — да и не знакомы мы совершенно, а то я бы предложил Вам чаю.

— Что? — предложение было столь неожиданным, что Лолита невольно улыбнулась.

— Чаю, — пояснил священник, — хотите?

— Здесь, — Лолита подняла было руку, что бы обозначить место, но тут же опустила. Выходило как-то неловко.

— Нет, конечно, — улыбнулся в ответ священник, — у сторожа, в каморке.

— Наверное, да.

— Пойдемте за мной…

Священник пошел вперед, показывая дорогу, и периодически предупреждая девушку о ступеньках и низком потолке. В сторожке было уютно. Стоял старенький столик, накры-тый чистенькой, хотя и не новой скатеркой. На подоконнике стоял электрический чайник. Несколько чашек были накрыты чистым полотенцем. На столе в деревянной, с хохломской росписью, посудинке стояли печенья. Рядом, в пакете лежали пирожки, по-видимому, до-машней выпечки.

— Присаживайтесь, — предложил священник, — пальто можно снять.

— Спасибо, — Лолита сняла пальто и хотела положить его на диван, но священник приял его.

— Здесь есть вешалка.

— У Вас здесь уютно, — Лолита невольно оглядела каморку сторожа.

— Да, — согласился священник, — уютно.

— А сторож. Мы не помешаем…

— Так я и за сторожа. Времена, сами знаете какие…

— Да, — согласилась Лолита, удивляясь про себя, что бытовые проблемы, бьют одинако-во и по домам суетных граждан и по обители.

— Значит, чаю, — чтобы не затягивать молчание, напомнил священник, — не расслышал, как Ваше имя?

— Лолита, — произнесла девушка, пытаясь припомнить, называла она его или нет.

— Красивое. Хотя, несколько, литературное.

— Это все мама. Очень нравился ей в тот период Набоков.

— Эх, мамы, мамы, — почему-то вздохнул священник, но как-то легко, чтобы нельзя бы-ло дурно подумать о прошлом.

— Да я уже привыкла, тем более, что все его переиначивают.

— Это понятно. Сахар?

— Да, пожалуйста…

— А меня зовут Иван Федорович, в миру.

— А…, — Лолита обернулась на дверь.

— Там я – Иоанн.

Лолита сделала глоток. Чай был крепкий, с какими-то травками.

— Очень вкусно, — оценила она напиток, как специалист.

— Это со зверобоем.

— Я так и подумала, что здесь травка какая-то знакомая, только название забыла.

— Здесь его много растет, на кладбище… Угощайтесь пирожками, это прихожане при-носят. Правда, я не знаю с чем, но скорее все с капустой. Знают, есть такой грех.

— Спасибо, — Лолита откусила кусочек, — действительно, с капустой.

На какое-то время воцарилась тишина, только не напряженная, когда ожидается что-то злое, а умиротворенная, отданная успокоению. И чай был весьма к месту, как, впрочем, и пирожки. На какое-то время Лолита даже забыла о том, где находится, и зачем она пришла сюда. Все ушло…

— И все-таки, Лолита, что ты искала здесь? — как-то между делом поинтересовался Ио-ан.

— Все дело в моей подруге, — девочка поняла, что наступило время говорить, она даже чашку отставила в сторону, — я боюсь, что у нее будут большие проблемы. Хотя, они уже у нее есть…

— Что с ней, она больна?

— Она беременна, — тихо проговорила Лолита и посмотрела на священника, но тот вос-принял это слово совершенно спокойно. Не мелькнуло на его лице ни брезгливости, ни порицания.

— Такие уж времена, — только и проговорил он. И снова это было, как констатация фак-та, а не как осуждение всего человеческого племени.

— Только это не все, — продолжила Лолита, такая реакция священника это было то, что она и хотела, — все дело в том, что у Маши не было ничего такого…. Ну, вы понимае-те.

— Не было, — брови священника немного приподнялись. Толи его удивило подобное за-явление, толи он не поверил ему.

— Мы с ней очень хорошие подруги. И она очень скромная девочка. И, наверное, она могла бы скрыть от меня, если был сам…

— Процесс, — быстро предложил подходящее слово священник.

— Да, процесс. Но здесь речь идет именно о беременности. То есть о проблеме. Она бы не стала это скрывать. Она обязательно бы поделилась со мной. Понимаете?

— Вы действительно, настолько хорошие подруги?

— Да, — без колебаний подтвердила Лолита.

— И теперь она беременна?

— Совершенно верно.

— Но она утверждает, что ничего не было?

— Да, — снова повторила Лолита.

— Лолита, скажи, а как она сама к этому своему состоянию относится?

— Сначала, ей было тошно. Она места себе не находила. Никак поверить не могла, что находится в положении. Сны ее по ночам мучили. Так получилось, что ее родители были на юге, и мы ночевали вместе, вот тогда-то все и выяснилось. Случайно.

— А у врача вы были?

— Да. И у врача, а перед этим я тесты купила в аптеке, я даже сама все эти процедуры прошла, хотя жутко не люблю гинекологов…, — Лолита вдруг осеклась, — этого ниче-го, что я все эти подробности рассказываю?

— Все нормально, — улыбнулся священник, — так что сказал доктор-то?

— Беременность и срок при этом не малый. Машка в истерике билась, когда доктор подтвердил все это. А потом вроде как смирилась, даже ко мне хвастаться приходи-ла, что живет он там, внутри нее. Живет и шевелиться.

— Так в чем же проблема? – поинтересовался священник, — ведь у тебя, точнее, у твоей подруги проблема, так ты сказала.

— Да. Проблема в родителях. Они не поверят, если Маша расскажет, как все было.

— Не поверят, — после некоторого молчания согласился священник. Они, ведь я так по-нимаю, не верят в Бога?

— Нет. По-моему, не верят. Я сегодня подходила к их дому, хотела посмотреть на под-ругу, но в их доме темно. Машка в институт не ходит. Телефон у них никто не берет. Я волнуюсь. Вдруг, что-нибудь уже случилось, — Лолита неожиданно заплакала, чего за ней не водилось с самой средней школы.

Священник поднялся, налил воды в металлическую кружку и поставил ее перед Ло-литой, но та не обратила внимания на воду, лишь продолжала всхлипывать. Несколько ми-нут священник смотрел на девушку, не зная, что предпринять. Он уже даже поднялся, но Лолита неожиданно подняла голову и посмотрела сквозь слезы на священника.

— Я не знаю, что мне делать, — проговорила она.

— А почему ты думаешь, что тебе надо что-то делать? — неожиданно спросил священ-ник.

— То есть, как это, — вскинулась Лолита, — я сердцем чувствую, что обязательно надо вмешаться. Иначе, может случиться что-нибудь страшное…

— Послушай, Лолита, — священник поднялся и прошелся по комнате.

— Предположим, что все, что ты рассказала, и все, что рассказали тебе – правда.

Лолита хотела, было, перебить священника, но Иоан поднял руку, призывая ее к молчанию, и девушка осеклась.

— Тогда выходит что? Перед нами – чудо. Самое, что ни на есть чудо. То есть сфера деятельности не людей – Бога.

— Да, но…

— Подожди, Лолита. Так вот, уж если Бог сотворил это чудо, то он, я думаю, сможет позаботиться и том, что бы это чудо осталось. Я думаю, что человек бессилен вме-шаться в ход этих событий. Понимаешь, о чем я говорю. Бог смог защитить младен-ца Иисуса, сможет защитить и младенца твоей подруги.

— А что же делать мне, — невольно вырвалось у Лолиты.

— Молись. Моли Бога о том, что бы он помог твоей подруге. Господь посылает нам ис-пытания, что бы укрепить человека в вере. В вере и в самом себе…

— И ничего нельзя изменить?

— А ты уверена, что ты можешь изменить что-то в лучшую сторону? – вопросом на во-прос ответил священник.

Лолита задумалась, ей никогда не приходило в голову рассматривать данный вопрос под таким углом. Только целенаправленно думать не получалось. Мысли ее суетливо пере-брасывались с одного предмета на другой, не давая возможности, сосредоточится на чем-то конкретном. Да, честно говоря, не было ничего в этой суетливой толкотне ничего такого, на чем бы имело смысл останавливаться.

— Значит надо ждать, — произнесла Лолита и вопросительно взглянула на священника.

— Да, — кивнул он в ответ, — просто ждать. И все станет на свои места. Уладится, так сказать именно таким образом, каким и должно…

Эта пауза была самая длинная в их разговоре, за это время Лолита успела подняться, поправить перед небольшим, облупившимся зеркалом прическу и шарфик. Надеть пальто, и снова вернуться к зеркалу, на этот раз, что бы исправить некоторые недостатки в верхней одежде.

— Спасибо Вам, — тихо проговорила она, стоя уже около самой двери.

— Не за что, наверное, — пробормотал священник, было ему как-то неуютно, — ты уж из-вини меня, Лолита, мало я тебе помог…

— Наверное, Вы правы, — Лолита повернулась в сторону двери, но потом оглянулась, — я не знаю, как это все делается, но не могли бы и Вы помолиться за подругу мою, Ма-шу.

— Конечно, Лолита, обязательно помолюсь. И свечу во здравие…

— Спасибо, — Лолита кивнула и вышла на улицу, не дослушав обещания Иоанна.

До рассвета, зимнего, тусклого оставалось совсем немного. Транспорт давно не хо-дил, поэтому Лолита медленно побрела в сторону дома. Чуть хрустел снег под ногами, из-редка, откуда-то сверху, словно забытые прошедшим снегопадом опускались снежинки, но они были какими-то невзрачными, с обломанными кончиками и больше напоминали кру-пу…

Дома ее ждали. Мать хотела сначала выговорить ей за то, что она заставила ее не спать всю ночь, но потом взглянула на измученное лицо дочери, и вместо того, что бы уст-роить ей разнос, сразу за все ее выходки, обняла за плечи, посадила рядом и тихо спросила:

— Ты была у Маши?

— Была, — кивнула Лолита, — но у нее никого дома не было. А потом на микрорайоне от-ключили свет, и я пошла, сама не зная куда, а оказалось – в церковь.

— В церковь, — изумилась мать, но тихо, почти про себя, словно побоялась спугнуть Лолитины слова и чувства.

— Да, мама. Сначала, в большую, в центре, но она оказалась закрыта. Там даже распи-сание работы висело. И я пошла в другую, та, что за кладбищем.

— Лола, — не удержавшись, воскликнула мать.

— Ничего страшного. Зато там было открыто. Я поговорила со священником…

— О чем?

— О Машке естественно, — Лолита с укором взглянула на мать, но потом виновато улыбнулась, — только он не помог мне. Он сказал, что надо ждать. Сказал, что если это чудо, то и уладится оно без моего вмешательства. А я…

— А ты, — продолжила мать за дочь, — ему не поверила.

— Нет, мама. Я только попросила его помолиться за Машку.

Мать поцеловала Лолиту и обняла еще крепче и заставила качнуться ее несколько раз, так она делала когда-то давно, в детстве.

— В кого же ты у меня такая?

— Не знаю мама. Я хотела как лучше…

— А может быть, действительно, все образуется, — предположила мать.

— Нет, мама, — спокойно, но с какой-то жуткой болью в голосе произнесла Лолита, — ничего не образуется. Теперь все будет только хуже.

— Ты будешь ждать? — уже безо всякой надежды, заранее зная ответ, поинтересовалась мама.

— Нет, конечно, — Лолита поднялась с дивана, — я не могу ждать. Мне и так кажется, что я ждала слишком долго…

— И никто тебе не указ…

— Ма, ты знаешь, как надо молиться? Может у нас есть книга какая-нибудь?

— Ты это серьезно, — отстраняясь на мгновение, чтобы посмотреть на дочь, произнесла Виктория Яковлевна.

— Очень серьезно, ма…

А утром Лолиту отвезли в больницу прямо из института. Высокая температура, от которой девочка периодически теряла сознание и начинала бредить. Врач, который осуще-ствлял прием, вкатил ей бешенную дозу антибиотиков, потом еще чего-то, что должно было укрепить организм в борьбе заразой, и на свой страх и риск отправил ее вместо обычной па-латы в реанимационную, под более тщательный присмотр…

Больше двух недель не удавалось сбить температуру. Болезнь выжгла из Лолиты лишние килограммы, которых и так было совсем мало, а потом принялась непосредственно за тело. Организм Лолиты напрочь отказывался от пищи, просто не принимал, поэтому кормили ее через капельницу. Доктор, который проявил не только заботу, но и предусмот-рительность, ежедневно, по несколько раз, навещал больную. Не разговаривал с ней, а про-сто смотрел внимательно, а потом уходил. Мать, которую не пускали в палату, звонила то в приемный покой, справлялась о Лолите, то лечащему врачу, то медицинским сестрам, с ко-торым успела подружиться, а некоторых уже успела и одарить всякими приятными и нуж-ными женскими мелочами. И всякий раз, когда ей отвечали односложно, что все по-прежнему, благодарила этих людей, вешала трубку и плакала.

А Лолита пребывала в другом мире. В том самом, где обитают ночные кошмары. Она бродила по огромному лесу, который и не лес был вовсе, а огромное поле, только пшеница там была здоровая, как корабельные сосны. То находила тропинку, что бы выйти, то снова терялась. Там, в этой высокой пшенице за ней охотился зверь. Она не видела его, потому, что бежала без оглядки. Но слышала, как он ломится за ней. Практически, по ее следам. Сквозь ломающиеся с треском и неприятным шорохом, пшеничные стебли…

А потом ее выбрасывало в море, где она плыла за огромным белым парусником, но никак не могла его догнать. И она бы давно повернула к берегу, но помстилось ей, что там на палубе, где под белым же тентом играла музыка и раздавался смех, видела она в какой-то момент, еще до того, как начался этот сумасшедший заплыв, мелькнула фигура Маши…

А еще снился ей ангел с лицом священника Иоана, только он с ней не разговаривал, а все норовил отвернуться и уйти. Были там еще и другие картинки, но мелькали они скоро-течно, успевая лишь напугать или погрузить в состояние полнейшей безнадежности. Но в каждом сне, какая картинка не представала перед глазами Лолиты, обязательно мелькало лицо Маши. И где-то в глубине, там, где, наверное, работает и никогда не отдыхает мозг, девушка понимала, что подруге ее плохо. Что ей, Маше, жизненно необходима ее, Лалити-на, помощь, но сама она была в своих кошмарах, как ловушке…

Выздоровление пришло неожиданно. Еще вчера, около Лолиты сидела медицинская сестра, нанятая за отдельные, небольшие деньги. Вытирала ей горячий лоб и внимательно следила за тем, что бы уколы ей делались вовремя, а сегодня температуры, как и не было, и давление нормальное, и пульс размеренный, и аппетит зверский. Лолиту выписали два дня спустя, так и не сумев поставить верный диагноз. Отделались только, какой-то заморской надписью.

Появление Лолиты дома было сродни празднику. И любимые блинчики с пылу с жа-ру, и варенье мама принесла земляничного. А еще была бутылка красного вина (доктор не только разрешил, но рекомендовал всячески, перед выпиской). За этими хлопотами и забо-тами о собственной персоне, Лолита не сразу вспомнила о подруге. А кроме того, она слов-но чувствовала, что вопрос этот разрушит весь этот праздник и ворвется в домашнее тепло и уют холодное, черное горе… Только перед самым сном, когда мама уставшая от прият-ных и необременительных хлопот присела рядом, краешек кровати решилась Лолита на простенький вопрос:

— Мама, ты не знаешь, что там с Машкой?

Мама, которая точно знала, что зададут ей этот вопрос, и что отвечать на него при-дется обязательно, она даже репетировала этот ответ, стараясь сделать его как можно более мягким, растерялась. Глаза ее наполнились ужасом, а язык окостенел и отказывался шеве-литься.

— Мама, ты чего?

— Лола, там все плохо, — произнесла мать, с неизвестно откуда взявшейся хрипотцой, которая так раздирала горло, что пришлось откашляться, прежде чем продолжить го-ворить.

— Что случилось? — Лолита поднялась на постели. Хорошо еще было темно в комнате, и мать не видела, как помертвело лицо дочери.

— Ты приляг, — сильные материнские руки надавили на плечи, укладывая дочь в по-стель, — подожди, до завтра, пожалуйста.

— Мама, не уснуть мне уже. Расскажи, что случилось…

— Лола, ты ведь не бросила курить, я знаю.

— Изредка, а ты каждый раз будешь спрашивать.

— Тогда пойдем на кухню. Дашь и мне сигарету. Там и расскажу.

Запахнувшись в халат, Лолита достала из заначки сигареты, хотела взять две, а потом передумала и положила в карман халата всю пачку. Мать и дочь, встретились на кухне, за-кипал чайник, но в доме было холодно, не смотря на включенный газ и практически огнен-ные батареи центрального отопления.

— Родители Маше не поверили. Да и никто бы не поверил. Только ты… А срок был уже не операбельный, понимаешь, большой срок, для аборта, — мать нервно сделала за-тяжку, — А отца Машиного, его в депутаты городского Совета двигали… Ты зна-ешь…

— Нет… А при чем здесь Маша?

Слова матери шли со скрипом, частыми перерывами, но Лолита не торопила ее, словно уже знала, что расскажет ей сейчас, постаревшая, прямо во время рассказа мать…

— Против него много мути всякой поднялось, из его прошлого. А тут еще и дочь. Они с матерью забрали Машу и отвезли в деревню. На родину матери. За большие деньги выписали из столицы хирурга. И там он и сделал Маше операцию.

— Господи, Боже мой, — Лолита качнулась, как от удара, но устояла, лишь изогнулась, приблизившись к матери.

— Только это не все, что-то пошло не так у этого хваленого хирурга. Оказался младе-нец этот, никак не хотела поддаваться. Вырывали его из подруги твоей в буквальном смысле слова. И конечно, порвали ее всю.

Мать колотило всю, руки ее тряслись, пальцами она не смогла удержать сигарету и та упала в раковину, на немытые тарелки. А у Лолиты внезапно кончались силы, что бы хоть как-то реагировать на рассказ. Она даже поняла, что обозначали эти ночные больнич-ные кошмары…

— …был жив, когда его все-таки удалось извлечь. Ни у кого не поднялась рука, его просто вынесли на порог и положили на ступени, где он и замерз к утру. А подруга твоя, от боли, от всего этого, что ей дали пережить… Она не выдержала и сошла с ума…

— Машка, — как от боли простонала Лолита, — Машка, Господи…

Все взорвалось в ней, нутро ее, там, где, наверное, и живет душа, словно пропустили через мясорубку. И до того это было больно, что голоса девушки хватило лишь на долгий, грудной стон… Нет, она не упала, она продолжала стоять, выпрямившись и прислонившись спинок к стене, но мышцы в этот момент были так напряжены, что у нее даже мелькнула мысль, что они не выдержат… Все было сказано. Мать устало опустилась на табурет и по-тянулась за следующей сигаретой.

— Мама, а где она? — голос дочери прозвучал глухо, словно родился не в горле, а где-то в глубине тела, скрытой ребрами, легкими и всем другим.

— В «Победе». Вы в тот район ездили убирать яблоки на первом курсе. Помнишь?

— Да, мама, — Лолита подошла вплотную к матери, — мне надо увидеть ее.

— К ней не пускают – она в отделении, где эти, с суицидом. Говорят, она когда оклема-лась, хотела покончить с собой, а потом, то на родителей бросалась, то на мили-цию…

— Мама, — Лолита не слышала материных, торопливых слов, — мне надо ее увидеть. Ты же сама все понимаешь…

— Лола…

— Мама…

И Виктория Яковлевна сдалась, пообещала устроить дочери эту встречу…

На следующий день Лолита не пошла в институт, благо мать не решилась настаивать. Просто взглянула на нее, просидевшую в кресле, всю ночь напролет и отошла в сторону, ругая себя где-то внутри, но совершенно безнадежно, что не удержалась и рассказала доче-ри всю эту историю. Когда мать ушла, Лолита тяжело поднялась, достала дневник и мед-ленно перечитала его от начала до конца. А потом пошла на кухню, поставила чай, и верну-лась к тетради. Выдирала из него страницу, и медленно рвала ее на мелкие кусочки, делала глоток, совершенно не ощущая ни температуры напитка, ни его вкуса и бралась за следую-щую страницу.

Ближе к обеду позвонила Виктория Яковлевна и сказала, что все устроила. Назвала имена и должности людей, к которым следует подойти и как надо представиться, чтобы не возникло проблем. Лолита выслушала мать, записала, то, что сочла необходимым и повеси-ла трубку, не дожидаясь, когда мать в очередной раз попытается отговорить ее от этой по-ездки.

Такси довезло ее до ворот клиники. Лолита осмотрелась, зрение ее, слух все обост-рилось, она видела трещины и подтеки на административном здании, которое красили, на-верное, еще при царе Горохе. Каждая штора в каждом окне была замечена ее и уложена ку-да-то в глубину памяти. По широкой, асфальтированной, но изломанной тропинке она по-дошла к центральному входу и у первого попавшегося человека в белом халате спросила, где найти главного врача…

— Лолита, мы никого не пускаем к Маше, но нам звонили и очень сильно просили… Поэтому, это исключение, и пойдем мы на него только один раз, если конечно, си-туация не измениться в лучшую сторону… Понимаешь?

Лолита кивнула, внимательно слушая наставления этого серьезного, пожилого чело-века, который, скорее всего, желал ей добра. И был против подобного посещения всем, что было в нем человеческого.

— Перед палатой тебя встретит санитар, его зовут Геннадий Семенович, он осмотрит тебя и обязательно заставит переодеться. Я предупредил его, поэтому он не будет проводить досмотр личных вещей, но я думаю, ты будешь умницей. Потом, в халате и легких тапочках ты войдешь внутрь палаты… Там за дверями моя власть заканчи-вается и я не знаю, что ты увидишь. Но прошу тебя, если ты почувствуешь, себя, — доктор замялся, — некомфортно. Тут же, нажми на кнопку красного цвета. Их не-сколько в палате, что бы они всегда были под рукой.

— Я поняла. Красная кнопка тревожного вызова. В случае непредвиденных ситуаций.

— Да. И просто совет, или просьба, прежде чем ты окликнешь Машу, постой, понаблю-дай за ней. Постарайся понять в каком она состоянии… Хотя, здесь, даже профес-сионалы ошибаются…

— Не волнуйтесь, доктор. Я буду, как Вы сказали, умницей.

Главный врач внимательно посмотрел на Лолиту, потом кивнул головой, как бы да-вая понять, что он соглашается, скрипя сердцем.

Узкий длинный, кажется, что бесконечный, коридор. Плафоны горящих ламп забра-ны решеткой. Тяжелые металлические двери со стеклянными оконцами, тоже забраны ре-шетками. Оттуда, из-за дверей доносятся крики. Не очень громкие, из-за того, что двери двойные и со звукоизоляцией. Коридор делят на три части два стола, за каждым сидит ох-ранники. Здоровые такие мужики, с какими-то больными глазами и пропитыми лицами. Чи-тают какие-то журналы или газеты, и, не поднимая головы, прислушиваются к тому, что происходит внутри камер-палат.

Около второго стола Лолита остановилась.

— Геннадий Семенович…

Мужчина поднял тяжелый взгляд и посмотрел на девушку.

— Да, я Геннадий Семенович.

— Вам должен был звонить главный врач. Я к Маше…

— Я уже понял кто Вы и к кому. С правилами ознакомлены?

— Да.

— Отлично. Пройдем со мной.

Санитар открыл ключом маленькую, почти незаметную дверку.

— Переодевайся. Халат лежит на стуле, тапочки – на стеллаже. Под халатом ничего не должно быть, кроме нижнего белья.

— Я знаю.

— Пять минут хватит?

— Не знаю, но постараюсь…

Санитар вышел и прикрыл за собой двери. Путаясь в собственных вещах, Лолита бы-стро скинула все свое на стеллаж, поежилась от холода. Халат вовсе не грел, а долго стоять в таких тапках на полу, было просто невозможно – мгновенно стыли ноги.

— Я готова, — Лолита вышла под внимательный взгляд санитара.

— Сережек, колец, часов нет?

— Нет-нет, я все там оставила, — Лолита кивнула головой в сторону комнаты.

— Заколку из волос вытащи.

Лолита охнула и быстро начала выдирать из волос заколку, прямо вместе с волосами.

— Не спеши. Клади на стол, а лучше дай мне в руку. Потом заберешь.

— Хорошо.

— Контактных линз нет?

— Нет.

— Следуй за мной…

Палата, в которой находилась Маша, была номер ноль девять. Звякнули ключи, хру-стнула несмазанными петлями тяжелая дверь. Первым заглянул санитар, убедился, что все не хуже чем положено, и только после этого, пропустил девушку.

— Я буду смотреть за вами первые пять минут, потом загляну через десять, потом каж-дые пятнадцать.

— Хорошо, — только и смогла пробормотать Лолита.

Она уже успела заметить подругу, и ей стало не до инструкций. Тощая, какая-то се-рая, с бритой головой, на которой виднелись свежие и уже успевшие зарубцеваться царапи-ны, Маша была похожа на мальчишку из фильмов про беспризорников времен гражданской войны…

Лолита остановилась на пороге. И вовсе не потому, что так ей рекомендовал ей врач, а потому, что подойти было страшно. Даже смотреть удавалось с трудом. Кровать с ремня-ми для фиксации. Жесткий, такое ощущение, что приклеенный к кровати тонкий матрац, одеяло, жесткое и не гнущееся, как лист металла. Больше ничего из обстановки. И на крова-ти, такой маленькой, на первый взгляд, в самом углу, около стены качаясь и бормоча что-то тихо и невнятное, сидит Маша. Ее лучшая подруга. Медленно поднимается ее голова, вид-ны совершенно бессмысленные глаза, слезящиеся и бегающие из-за невозможности сосре-доточиться на одном предмете…

— Маша, — окликает больную Лолита, — Маша, это я, Лола…

— Я вижу, — визгливый, неуправляемый голос, — что же ты стала на пороге, страшно?

— Да, — признается Лолита.

— А ты не бойся. Подойди ко мне.

Лолита подошла к постели.

— Присядь.

Лолита садится, на самый краешек.

— Вместе с ногами садись, холодно на полу.

Лолита пристраивается на жесткую и колючую постель.

— Все знаешь, — равнодушно спрашивает Маша.

— Мне мама рассказала. Я как узнала сразу сюда…

— Не надо было Лола, — перебивает ее подруга, — ты зря пришла.

— Я не могла по-другому…

— Они убили его, — шепотом произносит Маша и вдруг, осмысленно и испуганно смот-рит на дверь.

— Я знаю. Мне так жаль…

— Они вырвали его из меня какими-то железками, — продолжает шептать Маша, и у Ло-литы шевелятся волосы от этого шепота, — меня рвали, как будто я неживая, а бу-мажная. Веришь мне?

— Да, — более кивает, чем произносит в голос Лолита.

— Почему, Лола. Что я им сделала плохого? Что он им сделал плохого? Что мы сделали плохого? Кому?..

— Я не знаю, — признается Лолита, пытаясь поймать взгляд подруги. Но тот находится в постоянном движении, и сделать это, не представляется возможным…

— А мне умереть не дали. Изорвали всю, а потом зашили, как куклу тряпичную, но умереть не дали…

Неожиданно Маша берет руку подруги и прислоняет к своему животу в самом низу. Под ладонью оказываются шрамы, огромные, как корабельные канаты, так в первый момент кажется Лолите.

— Он был здесь. Маленький, живой. Я успела полюбить его. Понимаешь, Лола. Они думают, что убили только его, но ведь и меня уже тоже нет. Я все знаю. Мне никогда уже не выйти отсюда. Я здесь навсегда. Я даже умереть не могу.

— Маша…

— Слушай меня подруга. Ты не все знаешь, — Маша подсела вплотную к Лолите и за-шептала ей на ухо, — я все поняла, пока лежала в больнице. Все-все. Помнишь того молодого парня, который нес мне сумки. Он был Ангел. И там, около квартиры, он не поцеловал меня, он сказал мне, что я избранная. Что мне предстоит родить спаси-теля… Помнишь, как в той книжке. Я должна была его спасти и родить.

— Маша…

— Не перебивай. Тогда бы все изменилось в этом мире. Понимаешь? Все бы измени-лось. Он, — Маша сильно шлепнула себя по животу, — должен был спасти всех. А я не смогла, не сумела. И он умер, и значит, спасения не будет. Все умрут. Но Лола, те-перь я хочу уйти последняя…

— Маша, не надо, зачем ты… — начала было Лолита, но осеклась. Она вдруг поняла, что ничего не может противопоставить словам безумной подруги. Ни одного слова…

— А-а, сама все поняла, — Маша невесело усмехнулась, — меня не надо было оставлять в живых. Меня надо было просто убить там же, на том же столе…

— Машка…

— А знаешь, ты хорошо сделала, что пришла… Правда… правда…, — девушка вдруг за-мерла, словно забыла слова, словно перестала быть здесь.

— Что, Маша?

— Я, ты знаешь, я… Я прокляла все. Все в этом мире, все и всех, кроме тебя… Тебя… Ты… ведь… Ты открыла мне все, ты мне поверила…, да?

— Да, Маша, я верила… то есть верю…

— Спасибо…

— Машка, — Лолита почувствовала, что сейчас разрыдается.

— Нет-нет, не плачь пока, — заговорила подруга, — обними меня, прижми к сердцу. Дай почувствовать еще, хоть раз, как бьется другая жизнь.

Лолита распахнула халат и прижала к себе подругу. Та тоже обняла ее. Лолита по-чувствовала, что тело подруги такое холодное и такое худое, что ребра буквально выступа-ют наружу. Так они сидели минут десять. Может быть, больше. А потом Маша оттолкнула Лолиту от себя. Отвернулась и попробовала укрыться одеялом…

— Маша…

— Уходи, Лола. Уходи навсегда. И запомни, никогда, никогда больше не приходи ко мне… Даже на могилу, если я умру раньше чем… Это тебе мое самое последнее же-лание.

— Машка…, — начала было Лолита, но договорить не успела.

Маша проворно дотянулась до красной кнопки и нажала на нее. Почти моментально дверь распахнулась, и на пороге возникли два охранника во главе с Геннадием Семенови-чем.

— Пусть она уйдет, — не оборачиваясь произнесла Маша, — я устала.

— Пойдемте, — подошел к девушке санитар.

Лолита не помнила, как дошла до двери, лишь перед тем как выйти, она оглянулась, и неожиданно увидела все ту же Машу, которую знала Бог знает сколько лет. Ее печальные глаза, ее губы, которые изогнулись в нервной улыбке, а потом беззвучно прошептали: «Прощай Лола, навсегда» и послали легкий, воздушный поцелуй…

Опубликовано 05 Авг 2010 в 21:43. В рубриках: Полные тексты 1. Вы можете следить за ответами к этой записи через RSS 2.0. Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.