Глаза змеи

Мы на роли героев,

Вводили себя…

(В.С. Высоцкий «Баллада о борьбе»)

В салоне маленького автофургона пахнет. Неуничтожимая смесь, где и табачный дым, и застарелый запах плохо очищенной пепельницы, и пролитое пиво – всего так просто и не перечислишь. Ковровое покрытие, чехлы сидений, и выступающие пластиковые части внутренней отделки салона, усыпаны пеплом, и носят многочисленные следы прижиганий. От неосторожных поворотов, когда хочется сказать нечто важное тому, кто сидит позади, а между пальцев зажженная сигарета… Под сиденьями перекатываются и тихо позвякивают, отмечая каждый поворот, каждое ускорение и торможение автомобиля, пустые алюминиевые банки из-под газированной воды и пива…

Что Вы говорите? Так к любимому автомобилю не относятся. Конечно, и бесспорно. А вот если взять транспортное средство, на неделю, в маленькой, полу разорившейся фирме по прокату автомобилей, расположенной в жутком захолустье, где в Ваши водительские права глядят мельком, а деньги предпочитают наличные, но такие скромные, что за них в столице, вам не разрешат даже велосипедом попользоваться? Вот тогда, да. Тогда можно не заглядывать под капот, равнодушно игнорировать попискивание датчика температуры, плохо закрывающуюся переднюю, со стороны водителя, дверь, которую надо захлопывать с замахом, стараясь одновременно чуть-чуть приподнять ее вверх… И если это все так, то единственное, на что следует обращать внимание – сколько в баке горючего и хватит ли его до ближайшей заправочной станции…

—         Тед, и все-таки, как ты обнаружил это семейство? — Всеволод Борковский, по прозвищу «Толстый», резко разворачивается на сиденье, и делает очередную дырку в велюровом  чехле сиденья.

—         Как обычно, — Тед делает половину движения вперед, ровно настолько, чтобы Толстый услышал его ответ, — по Нету. Познакомились на каком-то форуме. Какая-то чушь по поводу спасения джунглей. Ты же знаешь, я люблю такие вещи. Завязалась переписка, я между делом рассказал, что у нас классная компания, что мы любим путешествовать, что объехали весь Запад, ну и всякую такую ерунду…

—         И там сразу купились, — включилась в разговор Анна Стоцкая.

Не то что ей было действительно интересно – просто ей наскучило наблюдать затянувшуюся, и поэтому бесперспективную, любовную игру между Анжелиной Форс и самым молодым в их компании парнем. Новичком, так сказать, Вулфом Гинзбургом.

—         Зачем же сразу, — отозвался Тед, — они достаточно долго полоскали мне мозги, выведывали подробности жизни. И моей, и ваших, между прочим, тоже.

—         И как тебе удается клеить людей по Интернету, — уже в который раз, и поэтому достаточно буднично и вяло, удивляется Анна.

—         Ты уже спрашивала, — отзывается Тед, и возвращается в прежнее, более комфортное положение, откинувшись на спинку дивана…

Возвращается молчание. Большинство разговоров переговорено и неинтересно, старые впечатления потускнели, и оживлять их вновь, нет желания. А предчувствия новых, еще не успели сформироваться настолько, чтобы стать поводом для разговора…

—         Мальчик…, — тихо произносит очаровательная София Берголучи и наклоняется к Вулфу.

Новенький в это время пытается развить наступление на любовном фронте, но похоже, действительно, успел «передержать» Анжелину в возбужденном состоянии – она начинает сопротивляться всерьез. Услышав свое имя, Вулф убирает руки, и оглядывается на итальянку.

—         Мальчик, — София наклоняется к самому лицу Вулфа, — рекомендую тебе отступить. Ты слишком долго с ней возишься, она очень быстро заводится, но и так же быстро остывает.

—         Но…, — Вулфу неудобно, он почему-то считал, что на их возню никто не обращает внимания, если конечно, такое возможно, когда ты сидишь в салоне машины еще с шестью скучающими приятелями.

—         Никаких «но». Есть вещи, которым надо и не стыдно учиться. Уж если ты играешь с Анжелиной, то следи за ее глазами, — София считает необходимым объяснить кое-что Вулфу. — Во-первых, это – должно быть приятно обоим, не забывай этого никогда. А во-вторых, пока Анжелина в игре, ее глаза закрыты. А как только она начинает пялиться на все подряд – ты проиграл. В этот раз, партия не за тобой – я точно тебе говорю…

Вулф молчит, просто не знает что сказать. Зато подает голос Толстый, который, оказывается, вовсе и не дремал, а прислушивался.

—         Ты Южанку слушай, — обращается он к парню, — во всем, что касается секса – она эксперт.

Парень воспринимает это, как нескромную шутку, но по тому, что вокруг никто не смеется, наклоняется к Анжелине и спрашивает:

—         Толстый сказал это серьезно?

—         Абсолютно серьезно, — подтверждает Анжелина, и кивает головой в сторону подруги.

Снова Вулф оказывается в затруднительном положении. С одной стороны, он понимает, что находится в компании людей, для которых подшучивать и дышать, практически, одно и тоже. А с другой стороны…

—         Тед, — подает голос с водительского сиденья Максимилиан Кроули и прерывает размышления парня.

—         Слушаю, — откликается Тед.

—         Рядом с тобой должна быть карта. Передай ее мне.

—         Есть проблемы? — интересуется Тед, разыскивает и передает «Атлас автомобильных дорог», с закладкой на нужной странице, водителю.

—         Все нормально, просто хочу посмотреть, далеко ли до заправочной станции.

—         Так мы вроде недавно заправлялись, — интересуется, но как-то вяло, Тед.

—         Не успел облегчиться, — поясняет Макс свой интерес к заправочной станции.

—         Так остановись, и отлей, — предлагает Тед тот способ, который предпочитает сам.

—         Только если будет уж совсем невтерпеж, а так, я привык делать свои дела в более комфортных условиях.

—         Ну, как знаешь…

Ни у кого кроме, разумеется, Макса, нет достойного занятия. Они просто высматривают что-то за пределами машины, Анжелина, устраивается поудобней, по-видимому, готовясь подремать и нечаянно толкает Толстого, тот ворчит что-то нечленораздельное. Тед распечатывает очередную пачку сигарет. Да, дорога, это как раз то, что Теодор Шребер переносит с трудом. Особенно, если на дворе темно, а пейзаж за пределами машины превращен падающим снегом в авангардное, но неинтересное, черно-белое кино…

—         Макс, нам еще долго?

Макс мельком смотрит на лист бумаги, потом, на показания спидометра.

—         Я думаю, километров двести, плюс-минус…

—         Черт возьми, ну почему дорога – это всегда так нудно, — ни к кому особенно не обращаясь, вяло бормочет Тед и прикрывает глаза…

Посмотри сейчас на них, да никому и в голову не придет, что в машине едет самая веселая команда на всем Западном побережье. Хотя, если Вы в эти игры не играете, то можете ничего и не знать. А некоторые, осведомленные, между тем, называют их современной чумой и старательно избегают встреч с ними, а молодые-зеленые, погрязшие в «мировой паутине», те, естественно, стараются подражать, ровно настолько, насколько у них хватает ума и фантазии. Но при этом, все без исключения, смеются и возмущаются их проделкам, описание которых появляются на соответствующих сайтах, в виде литературных отчетов, сопровождаемых непременно фотографиями и короткими видеороликами. Здесь, конечно, следует отметить, что команда Теда Шребера, имеет преимущества – их отчеты составляет Анжелина Форс – пока неизвестная, но без сомнения, имеющая шансы выйти в первую, если не в высшую, лигу литераторов, девушка.

Не известно, кто это придумал, а может быть, идея витала в воздухе – бывает ведь и такое. А можно предположить, что это такой, новый взгляд на старое, как мир, занятие – дурачить людей. Другое дело, и на это все-таки следует обратить внимание – команда Теодора Шребера – а это именно команда, а не приятели или случайные знакомцы, так вот, эта команда придала упомянутому несерьезному занятию практически профессиональный статус. За их действиями следят, их историй ждут, черт возьми, на них даже делают ставки…

А кино за пределами машины все продолжалось и продолжалось, усыпляя одного за другим членов команды. И уже через полчаса, бодрствовать остался только Макс. Коротко оглянувшись, чтобы надолго не оставлять дорогу без внимания, и убедившись, что пассажиры спят, Макс заглушил звук у радиоприемника. Покрутил ручку, и нашел ту станцию, под музыку которой предпочитал вести машину.

В отличие от Теда, Максу дороги нравились. Более того, они не были для него однообразными и скучными, как для профессионального растениевода нет двух одинаковых деревьев в лесу, так и Макс различал дороги. По качеству полотна, по разметке, по обочине – да мало ли еще по чему. Любил – можно и так сказать – любил и, соответственно, уважал. Вкладывая в это понятие то, что никогда их не путал, не выбрасывал окурки в окошко, старался не использовать обочину, как сортир, а уж если приходилось, то отходил от дорожного полотна на предельно разумное расстояние. Да, при этом, Максимилиан не особенно разбирался в искусстве, старательно игнорировал художественную литературу, а кроме специальной, предпочитал только…

Он сверился с картой, по его расчетам выходило, что скоро должен был поворот и заправочная станция… Собственно говоря, так оно и есть. Макс остановил машину на парковочной площадке, некоторое время думал, ставить ли на фургон сигнализацию, но потом решил, что вполне будет достаточно просто закрыть двери.

Обыкновенное дорожное заведение, со стандартной мебелью и стандартным меню. Музыкальный автомат с набором заезженных пластинок, но такие заведения воспринимались как часть дороги, поэтому даже к ним, Макс относился уважительно. Внутри помещения было пусто. Кроме него, только что вошедшего, курил около окна заправщик в униформе, да официантка за стойкой разговаривала с единственным посетителем, который уплетал какою-то незамысловатую стряпню. «Это, наверное, его фура» — предположил Макс, вспоминая здоровый грузовик на площадке перед заправкой.

—         Заправляться не будем? — обернувшись на звон колокольчика, поинтересовался парень в униформе.

—         Нет, — мотнул головой Макс, — мне бы в комнату…

—         Там, — показал рукой служащий и отвернулся, предпочитая картину снаружи картине внутри.

—         Спасибо, — пробормотал Макс, и проследовал в нужном направлении.

«Сонные они здесь какие-то», — Максу стало значительно легче после посещения мужской комнаты. Там было относительно чисто, а около умывальника был свежий рулон бумажных полотенец. Макс плеснул в лицо пару горстей прохладной воды, вытерся и решил, что теперь, весьма кстати будет чашечка горячего кофе. Да и официантка была симпатичной, и с ней вполне можно было переброситься парой фраз, от чего вкус кофе в подобных заведениях, только выигрывал.

—         Сестричка, — улыбнулся девушке Макс, — горячий кофе найдется.

—         Найдется, — расплылась в ответной улыбке официантка, — а если подождешь пару минут, то будет кипяток.

—         Это как раз, то, что надо.

Официантка повернулась к большой кофеварке и щелкнула клавишей. В недрах аппарата что-то заурчало.

—         На улице все так же? — спросила она, поглядывая на Макса.

—         Все так же, пожалуй, только мороз стал покрепче, — ответил парень, — самая настоящая новогодняя погода.

—         Завтра обещали еще и ветер.

—         Я слышал, — кивнул Макс, — дай-ка мне пачку сигарет.

—         И далеко скачешь, — поинтересовалась официантка, доставая сигареты и выкладывая их на прилавок.

—         Аут-Лоок, слышала, о таком городишке?

Девушка пожала плечами, то ли не знала, то ли не хотела исполнять роль бесплатного справочного бюро.

—         Километров двести отсюда, — уточнил Макс.

—         Вот ты встрял, парень, — неожиданно вмешался водитель фуры, передвигаясь поближе к Максу. Пожилой, но такой крепкий мужик, настоящий водила-дальнобойщик.

—         В смысле? – вопросительно посмотрел на него Макс, требуя пояснения.

—         Километрах в полста отсюда дорогу перемело так, что без бульдозера там делать нечего. Я доехал, посмотрел на все это дело, плюнул и вернулся сюда. Фура не пройдет.

Новость застала Макс врасплох. Он распечатал пачку и закурил. Официантка пододвинула пепельницу. Парень кивнул в знак благодарности.

—         Может, уже расчистили, — предположил Макс, еще раз вопросительно глядя на дальнобойщика.

—         Я минут сорок здесь, да? — тот взглянул на девушку, — не думаю, что наши дорожники такие скорые.

—         Типа того, — подтвердила официантка.

Кофейник выключился, девушка достала чашку и навела кофе, вытащила картонный кружок, чашку устроила на него и пододвинула Максу. От чашки распространился приятный аромат

—         Сделай-ка и мне чашечку, — заказал дальнобойщик.

—         Пять секунд, — девушка принялась готовить еще одну порцию.

—         До утра проторчим, — предсказал дальнобойщик, закуривая, — ты-то, небось, на праздники?

—         Да, — кивнул Макс, — в гости.

—         Тот малыш твой, — водитель небрежно кивнул головой в сторону автофургона, на котором ехал Макс.

—         Да, — подтвердил парень, не обижаясь на шофера, отлично зная, что водители больших машин с некоторым пренебрежением смотрят на такие недомерки – не поймешь, вроде и не легковой автомобиль, и до серьезного транспорта роста не хватает.

Макс задумался. Занос менял планы, точнее вносил некоторые коррективы, увеличивая расстояние километров этак, на триста, если, конечно, он ничего не путал…

Размышления парня нарушил водитель.

—         Километров через пять, если ты, конечно, интересуешься, будет съезд…

—         Интересуюсь, — кивнул Макс.

—         Так вот, она вроде объездная, на карте ее нет, дорога-то сельская, понимаешь?

—         Понимаю.

—         Она идет как раз вдоль шоссе, потом поворачивает чуть в сторону, идет через небольшой лесок…

Дальнобойщик пододвинул к себе чистую салфетку, достал ручку и несколькими линиями набросал маршрут.

—         Понял?

—         Понял, — кивнул Макс, рассматривая схему, — а что сам-то?

—         На этой дуре, — водитель безнадежно махнул рукой, — безнадежно. Я же говорю, она петляет. На фуре – не развернуться.

—         Понятно, — Макс внимательно изучал схему.

—         Но это сам решай, — вроде как, опомнившись, проговорил дальнобойщик, — а то скажешь…

—         Не скажу, — мотнул головой Макс, — а ты давно по ней ездил?

—         Месяц назад, даже меньше, — помолчал, припоминая, водитель и добавил, — да, недели три назад. Нормальная была дорогая. Ехал я не на рефрижераторе, а на своем джипе. Проскочил, как по маслу, даже второй мост не подключал.

—         Ясно, — Макс допил кофе, а дальнобойщик как раз принялся за свой, — пойду, посоветуюсь со своими.

—         Посоветуйся, — согласился водитель, — хорошо, когда есть с кем.

—         С друзьями, — пояснил Макс.

—         А что же они не вышли? — поинтересовалась девушка.

—         Уснули. Мы ведь утром выехали, из столицы.

—         Однако, занесло вас, — хмыкнул водитель.

—         Да, уж, — согласился Макс.

—         Ты побуди их, может быть, они перекусить захотят, — предложила официантка.

—         Спрошу, — пообещал Макс.

Он накинул капюшон и вышел в снегопад. Толи после тепла, толи после кофе, а может быть, температура действительно продолжала падать, но на улице было жутко неуютно. Макс поспешил преодолеть необходимые метры и забраться в кабину фургончика.

—         Такое ощущение, что ты не отливал там, делал что-то более серьезное, — послышался насмешливый голос Теда.

—         Кофе пил, да с официанткой разговаривал, не хочешь, кстати. Весьма прилично на вкус.

Макс завел машину. За то короткое время, пока его не было, машина слегка успела поостыть.

—         Ну и как официантка?

—         Ничего интересного, — решил не вдаваться в описания Макс, — хочешь, выйди и посмотри сам. Она кстати приглашала на кофе.

Тед ничего не ответил, по-видимому, переданное приглашение его не соблазнило.

—         Там еще водила сидит. Это, кстати, его фура, —  Макс указал на грузовик.

—         Меня мальчики, даже дальнобойщики, тоже не интересуют.

—         Да и меня, собственно говоря, тоже, — фыркнул Макс, — только он сказал, что на дороге к этому самому Аут-Лооку, занос. Он, например, вернулся. Говорит, что без бульдозера там нечего делать…

—         Облом, — пробормотал, наклоняясь вперед, к переднему сиденью, Тед, — и давно это было?

—         Где-то, с час назад.

—         Ясно, а еще что-нибудь этот дальнобойщик сказал? — поинтересовался Тед.

—         Сказал, — кивнул Макс, — сказал, что есть какая-то объездная. Даже схему начертил.

—         Ну-ну, продолжай…

Макс протянул Теду салфетку. Тот включил плафон, и некоторое время рассматривал рисунок.

—         И что это за дорога?

—         Грунтовая. Сам он ездил он по ней около месяца назад. Только не на фуре, потому, что там поворотом много, а на своем джипе. Говорит, что прошел без проблем. Вот, — Макс повернулся и посмотрел на Теда.

—         Это трасса, — он ткнул пальцем в рисунок, видя, что Тед не совсем разобрался в иероглифах водителя

—         Понятно.

—         Мы сейчас вот здесь.

—         Знаешь что, Максимилиан, время у нас есть. Бензин тоже есть. Давай-ка, сгоняем до этой второстепенной дороги.

—         Давай, — кивнул Макс.

—         Погоди только, я с Толстым местами поменяюсь, а то меня это сонное царство раздражать начинает.

Не особенно церемонясь, Тед растолкал дремавшего на переднем сиденье товарища и поменялся с ним местами, правда, переполошив при этом, всех, до кого смог дотянуться.

—         Ну что, вперед? — поинтересовался Макс, с интересом наблюдавший за ходом передислокации. Когда та, наконец, была завершена, большая часть команды опять погрузилась в дрему.

—         Вперед, — кивнул Тед, усаживаясь удобнее, а потом добавил, — а ты мне расскажи, все-таки, как выглядит эта официантка.

—         Что, задумал вернуться? — усмехнулся Макс.

—         Просто хочу проверить, насколько можно доверять этой карте.

—         Ну, приятная такая, кругленькая. Щечки с ямочками. Волосы, по-моему, крашенные. А вообще, колобок такой…, — Макс сдал фургон назад, вывернул руль и выехал на трассу.

—         Заметь-ка там на спидометре, чтобы не промахнуться, если что…

—         Заметил. Так вот, колобок, говорю. Но такой, плотненький, на ощупь, я думаю приятный. Платье на ней в обтяжку. Трусишки проступают. Это когда она кофе наливала, повернулась, я отметил, а вот лифчика, не засек…

—         Потому, что его и нет, — сделал вывод Тед.

—         Скорее всего. Вот. Миленькая такая, одним словом.

—         Ну, ты не соблазнился, — вроде как, подводя итог, спросил Тед.

—         Ну почему, в определенном настроении…

—         Понятно, — хмыкнул Тед.

—         Ну и что, насколько карта достоверна? — поинтересовался Макс, с интересом поглядывая на Теда.

—         Процентов на семьдесят. Может, даже на восемьдесят.

—         Как это ты определил, — удивился Макс.

—         Просто. Водила тот просто спихнуть тебя хотел, чтобы ты конкуренцию не составлял.

—         Да иди ты, — не очень-то поверил в такой довод Макс.

—         Я тебе говорю.

—         Да она и так, любому и по первому требованию…

—         Это другой вопрос. К тому, же, я так понял, он ночевать собирается на заправке. Понимаешь?

—         Вроде как.

—         А я тебе точно говорю. Просто он хочет занять теплое место до утра. Вот и все.

—         А почему тогда семьдесят процентов, а, например не тридцать?

—         Она не принцесса, если верить твоему описанию. Поэтому, он особенно не расстроится, если не уделает ее, просто тогда, этой ночью ему может быть холодно. Понял, теперь?

—         Ну, понял, — хмыкнул Макс, — специалист…

Тед не ответил, он в очередной раз рассматривал салфетку, по-видимому, пытаясь извлечь из этого чертежа еще какую-то дополнительную информацию.

—         Если верить спидометру, то где-то вот-вот и будет съезд, — спустя какое-то время проинформировал Макс.

—         Сбрось скорость, а то в этом снегу ничего не видно, — попросил Тед.

Макс снизил скорость, пытаясь рассмотреть обочину в снежной кутерьме.

—         Кажется, вижу, — произнес он, и остановил машину.

—         Ну и крутит, издалека не разберешься, толи дорога, толи просто так снег ложится. Выйду-ка я, примерюсь, — пробормотал Тед, застегивая куртку.

—         Пойдем, тогда вместе.

Запахнув куртки и двинув замки «молний» вверх, Тед и Макс выбрались на улицу. Пританцовывая, подошли к обочине. Дорога и правда была, но основательно присыпанная снегом.

—         Макс, можешь развернуть машину, чтобы фары на дорогу светили?

Макс вернулся в машину. С двух заходов выставил автофургон так, чтобы свет фар освещал две, едва заметные, колеи. Потом, на всякий случай, включил знак аварийной остановки. Дернул рычаг ручного тормоза и вернулся на улицу, к Теду. Вдвоем, поддерживая друг друга, они спустились с дорожного полотна, и сделали несколько шагов по грунтовой дороге.

—         Выглядит не очень хорошо, — задумчиво произнес Макс.

—         Что? — переспросил, Тед, из-за ветра, слов было не расслышать.

—         Пошли в машину, — Макс указал рукой в сторону фургона.

—         Пошли, — жест оказался понятнее слов.

Парни вернулись в салон.

—         Ну, что скажешь? — поинтересовался Тед, когда дверцы машины хлопнули, оставив на улице мороз, снег и ветер.

—         Выглядит не очень хорошо, хотя, под ногами, дорога действительно чувствуется, — Макс закурил сигарету и попытался сформулировать свои наблюдения, — скорее всего, действительно проедем.

—         А застрянем? – Теда почему-то заинтересовала обратная сторона ответа.

—         Всемером, вытолкаем…

—         Всемером, конечно вытолкаем, — кивнул Тед, — только, вот, не придется ли заниматься этим всю дорогу…

Капитан, на то и капитан, чтобы видеть вперед и дальше всех. Макс повернулся к собеседнику и Тед понял, что подобного варианта Макс не рассматривал и теперь был обескуражен таким своим просчетом.

—         Тогда, надо возвращаться…

—         А знаешь, — Тед посмотрел на шоссе, — давай-ка проедем до этого дорожного завала. Может, у водилы очень давно не было женщины или он очень запал на эту твою официантку. Может быть, он давно мечтает завалить ее под себя, вот и вернулся, используя маленький завал, как большой повод.

—         Ты думаешь?

—         Вряд ли, — пожал плечами Тед, — только, если дороги нет, то мы уже никуда не спешим.

—         Что ж, давай посмотрим. Все лучше, чем торчать на заправочной станции или вообще, возвращаться, время-то у нас все равно есть…

—         Вот-вот…

В душе, Тед, конечно, надеялся, что официантка более привлекательна, чем ее описал Макс. А дорога, соответственно, более проходима. Но надежда Теда рассеялась, как только фары автомобиля осветили огромную снежную гору, которая перегораживала дорогу. Тед даже и из машины выходить не стал – одного взгляда вполне хватало, чтобы понять, что проехать здесь невозможно. А Макс решил все-таки выйти, он даже, попробовал перебраться через эту гору, но только начерпал в обувь снега, и, чертыхаясь, вернулся в машину.

—         Однако, и снега там, — пробормотал он, закуривая сигарету, — что будем делать?

—         Возвращаемся, — коротко ответил Тед.

—         До поворота или до заправки, — уточнил Макс.

—         Давай пока до поворота, посмотрим еще раз.

—         Понял.

Макс развернул машину, и они отправились назад.

—         Тед, может там, у поворота разбудим всех, посоветуемся? — предложил Макс.

—         Я как раз об этом и думаю. Хотя, большинство, скорее всего, будет за то, чтобы продолжить путь.

—         Вот уж не уверен, посмотрят на снег… — усомнился Макс.

—         Ну, это я так думаю. Мы проделали такой путь от столицы. У нас такие планы на праздники, и вдруг, развернуться и ехать домой, не солоно нахлебавшись, а? Убедительно?

—         А застрянем? — напомнил Макс.

—         Нас семь человек. Мы эту тележку на руках вынесем, — ответил Тед и неожиданно рассмеялся.

—         Ты чего?

—         Мы только что обменялись уже знакомыми репликами. Только ролями поменялись.

Макс сообразил, рассмеялся, хотел что-то добавить, но неожиданно Тед скомандовал:

—         А ну-ка, притормози!

—         Ты чего? — поинтересовался Макс, останавливая машину.

—         Сейчас. Только сдай назад, метров десять-двадцать. Медленно.

—         Ладно, — Макс включил задний ход и повернувшись, аккуратно поехал.

—         Вот, все, останавливай.

Максимилиан проделал все требуемое и вопросительно посмотрел на капитана.

—         Макс, а может, водила твой говорил вот про этот поворот, — Тед указал за окно.

—         Какой?

—         Разверни-ка машину, как в прошлый раз.

Макс начал маневр и действительно, когда машина оказалась точно поперек дороги, фары высветили еще одну дорогу. По сравнению с той, первой, которую они рассматривали, эта выгодно отличалась и шириной – здесь вполне могли разъехаться пара легковых автомобилей, и укатана она была лучше, и, не понятно как такое может быть, но даже снега на ней было меньше.

—         Вот блин, — пробормотал Макс.

—         Я думаю, что он тебе план этой дороги рисовал.

—         Не знаю, — покачал головой Макс, — не похож он был на человека, который что-то забыл.

—         А он и не забыл, он просто перепутал. Такое тоже бывает с людьми…

—         И что теперь делать?

—         Командуем подъем. Надо посоветоваться с народом.

—         Ладно, — согласился Макс.

Честно говоря, хоть эта дорога и выглядела лучше, но чем-то она ему не нравилась…

Заспанные путешественники просыпались с ворчанием, с попытками потянуться и размять затекшие тела. Тед включил все освещение, какое было в салоне, и когда все более или менее проснулись, коротко обрисовал ситуацию. Рассказал о снежном завале на дороге и про две объездные дороги, которые им встретились. Вулф и Толстый, решили выйти из машины. Во-первых, им требовалось избавиться от лишнего пива, а во-вторых, они решили осмотреться на месте. Всегда лучше увидеть, нежели чем услышать…

Официантка, или Лоран, как называли ее друзья, сидела, хотя, точнее будет сказать, полулежала рядом с дальнобойщиком на диванчике. Его рука была допущена к телу девушки, и теперь нежно прогуливалась по ее колену, норовя забраться все выше и выше. Глазки девушки были готовы закрыться, а крепость – и так то не очень надежная – сдаться на милость, а точнее на желание победителя, вдруг она отстранила руку мужчины и даже немного приподнялась.

—         Что случилось, Лоран? — недовольно пробормотал водитель.

—         Михаэль, ты не рассказал тому парню, ну, который был в фургоне, про поворот в лес.

—         Вот черт, — дальнобойщик почесал в затылке свободной рукой, — точно, упустил. Вылетело из памяти. Мы-то по этой дороге не ездим. Вот черт!

—         Вдруг они свернут на ту дорогу? — девушка действительно была озабочена.

Водитель помолчал, но потом улыбнулся.

—         Глупышка Лоран, до поворота в лес, почти сорок километров, а до того, который им нужен, всего пять, может чуть больше. Так что вряд ли…

И он опять начал приступ, а чтобы совсем рассеять некое тревожное облачко, добавил:

—         А может, он опять исчез…

—         Кто? — пробормотала Лоран, прикрывая глаза. Крепость выбросила белый флаг, точнее что-то другое, что вполне могло бы сойти за штандарт, если бы не было таким маленьким и таким кружевным.

—         Поворот…, — ответил Михаэль и тут же сам забыл, о чем идет речь.

Солдат овладевал воротами…

—         …мнение, то я уверен, что это не та дорога, — Макс повернулся на водительском сидении так, чтобы видеть лица товарищей, — но это, мое мнение.

—         Понятно, — Тед посмотрел на Толстого, — твое мнение?

—         Я, склонен согласиться с Максом. Это другая дорога.

—         Анжелина, ты что думаешь?

—         Ничего. Передо мной просто дорога, по которой можно ехать, — пожала плечами девушка, — хотя, можно и не ехать.

—         Очень содержательно, впрочем, как всегда.

—         Я такая, — решила почему-то упереться Анжелина.

—         Анна?

—         Тед, ребята, я не знаю, честное слово. Дороги – это вне сферы моего понимания.

—         Южанка, у тебя, я надеюсь, есть мнение, — Тед посмотрел на Софию Берголучи.

—         Есть. Я думаю, что тот объезд кого-то не устраивал, и сделали другой. Насколько я поняла между ними что-то около тридцати километров, не могут же они вести совершенно в разные стороны.

—         То есть, ты за то, чтобы попробовать эту дорогу?

—         Да, — кивнула София, и потянулась за банкой пива.

—         Тед, — окликнул капитана Макс.

—         Что?

—         Ты спросил у меня, что я думаю об этой дороге, но не о том, готов ли я по ней ехать, — произнес водитель.

—         Да, — удивился Тед, — но я подумал…

—         Нет. Я думаю, что это не та дорога, но с точки зрения езды по ней – она меня устраивает.

—         Хорошо, начнем сначала, — в определенном смысле, Тед был даже благодарен Максу за внесенную поправку, — значит, Макс – за.

—         Толстый?

—         Я то же думаю о дороге, что и Макс, но готов попробовать.

—         Хорошо. Анжелина? Ехать или не ехать?

—         Конечно, ехать. Иначе, за каким чертом, мы сюда приперлись.

—         Понятно. Анна?

—         Хорошо. Я как все.

—         Южанка?

—         Я же сказала.

—         Прости, София, я хочу услышать свое слово еще раз – мне нравиться твой акцент.

—         За. Я – за.

—         Вулф, у тебя есть какие-нибудь соображения на эту тему?

—         Есть, — отозвался новенький, — я тут полистал «Атлас…», в этом районе всего два города. Аут-Лоок и Гайора. Между ними, приблизительно, пятьдесят километров. Так что, если эта дорога и не в Аут-Лоок, то тогда в Гайору. Что означает, что мы увеличим наш маршрут, приблизительно на сто километров.

—         Твое соображение понятно, но ты не ответил на вопрос: Ехать или не ехать?

—         Конечно, ехать!

—         Значит так, — решил подвести итоги этого импровизированного голосования Тед, — все согласны, хотя, и с некоторыми оговорками. Но главное, что мы едем вперед.

—         Вулф, — негромко произнес Макс, обращаясь непосредственно к молодому, — а ты не думаешь, что там может быть просто тупик?

—         Не согласен, — Вулф указывая на дорогу, — Смотри Макс, она накатана, по ней много ездят, она известна. Не думаю, что она ведет в тупик.

—         А, может быть, она так изъезжена, что по ней, каждая машина проходит дважды — туда и обратно, — рассмеялся Макс.

—         Вряд ли, — не понял сарказма Вулф, — да и…

Тед поднял руку, привлекая внимание.

—         Макс, Вулф. Перестаньте. Кстати говоря, Макс, а если это действительно – тупик?

—         Дорога нормальная, — он еще раз выглянул в окно, — если что, я думаю, нормально развернемся. Ну, может быть, один раз выйдете и подтолкнете… А кроме того, если дальше она не такая хорошая, никогда не поздно повернуть назад.

—         Понятно, — кивнул Тед.

—         А бензина хватит, — поинтересовался Толстый.

—         Вполне, — ответил Макс, на всякий случай, взглянув на датчик, — точно, хватит, даже с запасом…

—         Отлично, тогда вперед, и только вперед, — Тед развернулся, положил «Атлас…» в перчаточный ящик и скомандовал, — Макс, поехали…

Да, по этой дороге можно было ехать, но, все равно, отличалась от того асфальтированного полотна, с которого они вынуждены были съехать. Скорость была снижена, Макс уже не расслабленно крутил рулевое колесо, а держал его двумя руками, на всякий, неожиданный случай, он даже чуть наклонился вперед, словно стараясь максимально приблизить дорожное полотно… И, все-таки, стоило ли поворачивать? – Хороший вопрос… Например, если вы променяете широкое, асфальтированное и комфортное шоссе на, сомнительную и неизвестную тропу – кто-то из Ваших знакомых упрекнет Вас в недальновидности и авантюризме. Может быть, Вас даже назовут безрассудным. Так думаете Вы, так думают Ваши друзья, а вот в фургоне сидела совершено другая компания, другая – в плане отношения к приключениям, безрассудствам, да и вообще к жизни.

Первым и старшим в ней был Теодор Шребер, собственно, правильнее будет сказать, что именно он начал собирать команду. Его прошлое – большая загадка для всех. Он принципиально не отвечает на вопросы о месте рождения, родителях или учебном заведении, в котором учился. Остальные, собственно говоря, тоже не отвечают, но история каждого более или менее известна. Более того, она даже записана. У Анжелины, в ее личных записях, которые она хранит в банковской ячейке. Даже и не знаю, зачем ей такие предосторожности, но тем не менее…

Трое из команды имеют постоянную работу, еще двое, берутся за любую, которая подвернется под руку, да и то, когда не заняты…Свободна от работы только Южанка, которая периодически финансирует или занимается благотворительностью, это как Вам угодно, по отношению ко всем членам команды.

Без сомнения, самое сложное в этой команде – взаимоотношения. Они так переплелись, что вся команда выглядит как большая семья. Между ними, одновременно, существуют и доминируют дружеские привязанности. Но вместе с этим возникают и короткие, любовные истории, напрочь лишенные при этом такого чувства, как ревность… Если Вы пуританин по убеждениям, то будете возмущены до глубины души, но так уж получилось. Следовательно, вряд ли, нам с Вами дано право, осуждать их…

Двадцать километров в час – таков верхний предел скорости для передвижения по этой дороге, да и то, не постоянно. Ширина дороги, правда, допускала некоторый выбор, но не более того. Зато повороты, их было просто не сосчитать. Так что, если Вы предпочитаете прямые и ровные дороги – эта Вам, однозначно, не понравилась бы…

Фургон преодолел около десяти километров, когда Тед попросил Макса остановить машину. Тот остановил фургон и вопросительно посмотрел на капитана, но тот задал вопрос первым:

—         Ну и как тебе дорога?

—         Не очень, — пробормотал Макс.

—         Макс говорит, что дорога ерундовая, — громко сказал Тед, оглянулся и посмотрел на остальных.

Но Макса не поддержали, и после короткой словесной перестрелки было решено ехать дальше. Макс пожал плечами, и продолжил движение. Хотя, справедливости ради следует отметить, что и в нем самом потихоньку начал просыпаться азарт. Какое-то время, дорога тянулась в прежнем виде, но после очередного поворота под колесами оказался достаточно длинный участок асфальта.

Макс повеселел, как впрочем, и остальные участники экспедиции. Народ в машине оживился, все, словно почувствовали приближение точки назначения. Макс отвел глаза от дороги, буквально на мгновение, ему захотелось поискать другую радиостанцию, но этого мгновения хватило, чтобы пропустить тот момент, когда асфальт резко кончился и фургон оказался на льду. Только не на привычном, белом, частично разбитом колесами машин, а на черном, плотном, очень похожем на речной, черный лед. И это было только полбеды, из-за черного цвета, который поглощал свет фар и ограничивая видимость, Макс не заметил, что оказался на ненадежной, точнее совершенно предательской, поверхности.

Пока он вел машину, не добавляя, и не снижая скорости, а главное, не пытаясь изменить направления движения, все было нормально. Но вот, впереди мелькнула белая полоса, обозначился поворот, Макс попытался притормозить…

Фургон сорвало с места и закрутило, ни тормоза, ни рулевое колесо, не могли упорядочить движения. Оставалось ждать, пока машина не остановиться сама. Только фургон, словно и не желал прекращать своего неуклюжего танца на льду, мало того, он попытался внести в этот танец еще и некоторое разнообразие, по своему, правда, усмотрению. Макс не успел понять, как, но машина изменила направление вращения, и ее потянуло к краю ледяного поля. Сидящие в машине понадеялись, что ткнувшись в снег, машина, наконец, остановится, но не тут-то было. Распоров легкий снежный покров фургон соскочил с ледяного поля, но вместо того, чтобы остановиться, продолжил движение, только уже не вперед, а куда-то вниз…

Оказалось, что маленький, абсолютно не являвшийся препятствием для машины снежный бордюр скрывал от взгляда, а хотя, если бы и не скрывал то что, край затяжного обрыва. Правда, тогда, девушки в машине орать начали бы чуть раньше.

Как на санках, с обрыва, когда захватывает дух. Вниз, иногда отрываясь от земли…

Остается загадкой, мастерство ли Макса, который, вцепившись в рулевое колесо, короткими, почти незаметными движениями, периодически обретал контроль над падающим фургоном, а может просто случайность, наверное, и не важно, главное, что машине не перевернулась и не покатилась вниз как колобок. Без сомнение, что если подобное падение случилось, то большинству находящихся в машине, потребовалась бы серьезная медицинская помощь… Однако, повторяю, этого не случилось. Фургон завалился на бок только внизу. Просто упал на бок и затих. Целую вечность в машине царило молчание, а потом, хриплый голос, в котором с большим трудом можно было узнать Теда, спросил всех сразу:

—         Отзовитесь кто-нибудь.

—         Жив и, наверное, здоров, — первым подал голом Макс.

—         Аналогично, — отозвалась Анжелина, и, судя по пыхтению, которое донеслось оттуда же, откуда и голос, начала возиться.

—         Поаккуратней.

—         Это ты, Толстый?

—         А кто же еще. Вроде живой. Только с травмированными ушными перепонками.

—         Ну и извини, Толстенький, твое ухо было ближе всех, — Тед узнал голос Софии.

—         Ты еще и шутишь, Южанка.

—         Следовательно, я жива, — отозвалась девушка.

—         Анна, — позвал Тед, — Анна, Вулф, вы в порядке.

—         Я – да, — раздался откуда-то снизу голос Стоцкой, — но если, кто-то, не знаю, правда, кто именно, слезет с меня своей задницей, тогда я точно скажу, что я в порядке.

—         Вовсе и не задницей, а попкой, откликнулась Анжелина и тоже начала возиться, давая возможность подруге выбраться наружу.

—         Извини, девочка, но сейчас мне не до тебя, — проворчала Анна, выбираясь наружу и раскидывая по салону какие-то вещи и тряпки.

—         Вулф, ты живой?

—         Да, — раздался глухой голос, правда, место нахождения говорящего было трудно определить, — я здесь, здесь, внизу…

Оказалось, что падение машины стряхнуло Вулфа между сидений, а последний кульбит, так и совсем поставил на голову. Потребовалось некоторое время и кое-какая помощь товарищей, чтобы, наконец, Вулф смог занять более привычное положение.

—         Ты в порядке, — спросил у него Толстый, рядом с которым появилась голова Вулфа.

—         Вроде, да. Только, ошалевший, слегка.

—         А ты, выходит, крепкий парень, если ошалел только слегка, — отозвалась Южанка, — я так чуть не замочила штанишки…

—         Ладно, — прервал Софию Тед, — если мы в порядке, давайте выбираться из машины.

Отрицая в очередной раз свое прозвище, первым наверху оказался Толстый. Он и помог остальным выбраться из машины. Когда все были снаружи, попавшие в аварию путешественники, произвели более тщательный осмотр друг друга. Но самыми серьезными повреждениями тел были незначительные царапины. Даже одежда не пострадала, за исключением узкой и длинной юбки Южанки, которой пришлось пожертвовать, лишь бы вытащить Софию из перевернутого фургона.

—         Однако, нас и унесло, — пробормотал Макс, указывая рукой на обрыв.

Все посмотрели вверх. Спуск протяженность метров сто-сто пятьдесят, пересеченный глубокой колеей, которую проделала машина, произвел на всех тягостное впечатление.

Тед даже не удержал и смачно выругался, а Анжелина села в снег и заплакала, с ней началась истерика. Тед прекратил ее жестокой выходкой – засунул ей за шиворот огромный снежный ком. Анжелина взвизгнула, истерика прекратилась, зато послышалась ругань. Но она вызвала смех. Вскоре хохотали все, взахлеб и до полного изнеможения.

А остановиться смогли, только тогда, когда совершенно обессилили и от смеха, да и от пережитого кошмара тоже…

—         Так, и что же теперь делать? Наверх мы фургон не закатим, — произнес Толстый, в очередной раз рассматривая обрыв.

Послышались короткие смешки, но очередной порции смеха не случилось. Народ начал подниматься и оглядывать то место, куда их занесло волей случая. Тем более, что видимость улучшилась, перестал сыпать снег, и даже мороз, как-то смягчился.

—         Там лес впереди, что ли, — толи спросил, толи просто сообщил Макс.

—         Похоже, — согласился Вулф, помогая подняться Анжелине.

—         Однако, — пробормотал Макс, продолжая оглядываться, — мы влипли.

—         Ребята, — раздался голос Анны, — мне холодно.

—         Еще бы, ты в одной кофте, где куртка-то?

—         В машине, наверное, я там спать укладывалась…

—         Я принесу, — вызвался Вулф, и полез в машину.

—         Макс, ты как думаешь, мы фургон на колеса сможем поставить? — поинтересовался Тед у стоящего рядом с ним Макса.

—         А куда ты ехать собрался?

—         Почему ехать?! Хоть в машину залезем, все не так холодно будет…

—         Это верно.

Дождавшись, пока из машины вылезет Вулф, дружными усилиями, фургон был поставлен на колеса, путешественники быстро загрузились в него. Судьба просто демонстрировала свою доброжелательность – один акт за другим. Завелась машина – чудо. Целым оказался термос с кофе – тоже, между прочим – чудо.

И хотя, у них было чем занять голову, все предпочли сначала попить кофе и закурить. В уютном, хотя раньше это ставилось под сомнение, автомобильном салоне было тихо. Пахло кофе и сигаретами. Вопросов и тревожных мыслей, конечно, хватало, было их так много, что все предпочитали помалкивать и поглядывать изредка на Теда, который, по общему и давнишнему согласию, возглавлял эту компанию. Правда, на этот раз командир и сам помалкивал, он даже прикрыл глаза, чтобы не встречаться с тревожно-вопросительными взглядами компаньонов.

—         Тед, — первой не выдержала гнетущей тишины, Анжелина, — перестань играть в молчанку. Скажи что-нибудь.

—         Что-нибудь, — устало выполнил требуемое Тед.

—         Перестань, — взвизгнула Анжелина.

Тед как-то устало поморщился.

—         Не кричи.

—         Я не кричу. Я прошу, сделай что-нибудь.

—         Я не волшебник, Анжелина. Я не могу перенести тебя, во мгновение ока в этот чертов Аут-Лоок или куда-нибудь в столицу. Я даже фургон этот обратно на горку не могу перенести.

—         Но ты можешь…

—         Нет. Этого я тоже не могу.

—         Тогда придумай!

—         Я думаю. Хотя, думается, почему-то плохо, — вяло признался Тед, а потом, поинтересовался у остальных, — может быть, чья-то соображалка работает лучше? Я бы с удовольствием послушал…

Всеобщее молчание было ответом.

—         Понятно, — вздохнул он.

—         Нам не надо было ехать по этой чертовой дороге, — начала было Анна, но Тед быстро перебил ее.

—         Не надо. Даже если все сейчас согласятся с тобой, ситуацию это не исправит.

—         А сколько времени, — поинтересовался Толстый, который принципиально не носил часы, считая, по-видимому, себя одним из самых счастливых людей.

—         Близиться полночь, — откликнулся Вулф, взглянув на часы.

—         До праздников остались сутки, — мысль о времени почему-то привлекла Теда.

—         И что? — Анжелина посмотрела на капитана.

—         Пока ничего. Просто, я думаю, что сложившаяся ситуация еще не конец света. Более того, в ней существует даже определенная пикантность.

—         Масса всяких пикантностей, — язвительно пробормотала София, наверное, имея в виду, что-то свое.

—         Даже целую массу, как вполне справедливо отметила наша неунывающая Южанка.

Кто-то на заднем сидении не удержался и фыркнул.

—         Ладно. Предлагаю следующий план действий, — интонации, а главное, решительность, постепенно возвращались к капитану, — Мы, то есть, Толстый, я и Вулф, отправляемся на поиски местных форм жизни. Девушки остаются под командованием Макса и пытаются откопать наш транспорт, а заодно, пытаются найти дорогу. Пусть она будет засыпана снегом. Главное, чтобы эта дорога существовала. Встречные предложения есть?

Таковых не нашлось. Большинство, а точнее все, сочли этот план оптимальным, только Макс внес дельное предложение.

—         Тед, только вы, периодически возвращайтесь. Допустим один раз в два часа.

—         Согласен, — кивнул Тед, посмотрел на Толстого и Вулфа, вздохнул зачем-то поглубже и скомандовал, — вперед.

Почти одновременно распахнулись три дверцы и почти так же одновременно захлопнулись, когда парни оказались на улице. Они сошлись со стороны Вулфа и осмотрелись, правда, на этот раз их больше интересовал не обрыв, а лес, который был не так уж и далеко…

—         Снег опять пошел, — пробормотал Толстый, взглянув на небо.

—         Не думаю, что это нам помешает. Подумаешь, пара лишних снежинок.

—         Куда идем? — поинтересовался у Теда Вулф.

—         К лесу. Сначала, к лесу. От него и будем ориентироваться.

—         Слушай, Тед, а снег-то не очень глубокий, — пробормотал Толстый, когда они отдалились от машины шагов на сто.

—         Я заметил, только что это нам дает?

—         Не знаю, может под снегом дорога. Давай попробуем раскидать снег.

Минут десять они ногами раскидывали снег, но дороги под ним не оказалось, хотя, они докопались до пожухшей, осенней травы.

—         Пусто, а жаль, — пробормотал Тед, — ну, пойдем дальше…

Девицы какое-то время грелись в машине, а потом, когда бездействие и ожидание стало угнетать слишком сильно, решили заняться делом. Вчетвером, они быстро откидали от фургона снег, потом, с помощью девушек Макс отъехал на несколько метров от места падения. Хотя, конечно, ездой это можно было назвать только в шутку. Каждый метр был просто непреодолим, без предварительно раскапывания колеи перед машиной. Однако девушки вошли в азарт, они даже получали некоторое удовольствие, наблюдая, как машина постепенно отъезжает от подножия обрыва.

Прошел час. Макс объявил перекур, и все дружно вернулись в салон машины.

—         Ребятам не весело сейчас, — пробормотала София, подставляя замерзшие руки под струю горячего воздуха из автомобильной печки.

—         Нам тоже не особенно позавидуешь, — посетовала Анжелина.

—         Зато мы в тепле, — вполне резонно заметила Анна.

Потом наступил период поисков. Где ногами и где руками девушки пробили от машины несколько тропинок. Макс развернул фургон фарами в сторону леса, и тоже вышел на помощь.

Однако, с дорогой не везло. Спустя два часа, во время очередного перекура к машине вернулся Вулф. Он осмотрел результаты работы, залез в машину и пристроился около печки.

—         С дорогой глухо? — поинтересовался он, кивая на протоптанные тропинки.

—         Глухо, — ответил за всех Макс, — может, ближе к лесу. А у вас как?

—         Сплошной лес. Стена. Прошли, наверное, километров семь вдоль кромки, пусто. Только снег по колено. Толстый с Тедом решили в лес свернуть, нашли место подходящее… Им что-то там показалось, а меня к Вам отправили, спросить как дела и принести сигарет. Так что, я сейчас погреюсь и отправлюсь их догонять.

—         Не заблудишься, — толи проявила заботу, толи просто, поинтересовалась Анжелина.

—         Нет, — мотнул головой Вулф, — снег больше не идет, а следы только наши. Не заблужусь.

—         Бедненькие, — Анжелина все-таки проявляла заботу, — замерзали, там, небось.

Она налила Вулфу кофе, а потом, покопавшись в сумочке, достала пакет с домашними пирожками – тем немногим, что она действительно освоила в кулинарии.

—         Спасибо, — смутился Вулф, — очень вкусно.

Чтобы окончательно не вогнать парня в краску, Макс и остальные девушки вышли.

—         А малыш-то растаял, — рассмеялась Анна.

—         А вдруг у них любовь, — толи в шутку, толи всерьез, предположил Макс.

—         Ага, у Анжелины – любовь, — фыркнула София.

—         Ну, по крайней мере, для меня, она пирожки не пекла, — ответил Макс.

—         Можно подумать, что ты тоскуешь по домашней кухне. Лучше обними меня, а то я мерзну.

Макс расстегнул куртку и прикрыл полами Анну.

—         Вообще-то, готовить я и сам могу, но все-таки приятно, когда тебя угощают…

—         Надеюсь, что у них не будет сейчас секса, — пряча замершие руки  в карман куртки, проговорила София.

—         Если они не позовут нас через пять минут, — оглядываясь на фургон произнесла Анна, — то я зама залезу в машину, и даже составлю им компанию, если потребуется…

Анжелина, которая так же посматривала на ребят за окном, позволила Вулф только несколько поцелуев, да и то, не очень жарких. Возможно, даже, наверняка, парень хотел больше… Во-первых, ему хотелось реабилитироваться за предыдущую неудачу, а вторых, на улице,  действительно, было холодно, а организм требовал тепла. Но Анжелина мягко отстранила парня.

—         Милый, не сейчас, пожалуйста. Мне тоже хочется, но…

—         Я понимаю, — Вулфу потребовалось некоторое время, чтобы остыть.

—         Зови ребят, а то они, небось, совсем окоченели.

—         Анжелина, ты ведь любишь меня, правда? — Вулф посмотрел на девушку.

—         Конечно, Вулф, — улыбнулась Анжелина и коснулась рукой его щеки, — конечно, милый.

Вулф опустил боковое стекло и крикнул этим сосулькам в человеческом обличие, чтобы они забирались в машину.

—         Анжелина, золотце, — пробормотала тихо София, — ты спасла меня от смерти. Обещаю, как только тебе надоест этот теленок, я опять займусь тобой.

—         Что ты бормочешь? — поинтересовался Макс.

—         Это я так, задумалась, — отмахнулась София.

Вулф тем временем допил кофе, сунул в карман куртки сигареты и покинул машину. Девушки и Макс согрелись, и потом, чтобы не чувствовать себя плохими, вылезли и какое-то время занимались раскопками. Погода тем временем совсем успокоилась, звезды, как уличные фонари освещали окружающую территорию. Совершенно стих ветер и только редкие, одинокие снежинки – последние из недавнего снегопада – кружились, не торопясь упасть. Если бы ни ситуация – такую погоду можно было бы считать идеальной, например, для прогулки. Только девушкам уже было не до красот и изысков природы.

—         Давайте вернемся в машину, — предложила София, я замерзла как бродячая собака и сейчас просто упаду в снег.

—         Южанка, до кромки леса десять метров, не больше. Давай хоть их пройдем, а потом, вернемся все вместе, — запас прочности Анны был несколько выше, хотя так же подходил к концу.

Девушки с остервенением накинулись на снег, и буквально через полчаса, могли с чистой совестью утверждать, что с этой стороны леса, дороги нет. Макс тем временем перегнал машину ближе к кромке леса. Тропинка, пробитая ребятами и углубленная девушками, в этом месте имела развилку.

—         Интересно, — глядя на расходящиеся в разные стороны дорожки, произнес Макс, — в какую сторону они пошли сначала.

—         Налево, — спокойно ответила Анжелина, и пояснила, — сначала, налево, а потом – направо.

—         И почему ты так решила? — поинтересовалась София.

—         Почему это я так решила, — удивленно произнесла Анжелина, — это Вулф сказал, что они сначала налево отправились, а потом направо…

—         А по-моему, он ничего такого не говорил, — попыталась припомнить Анна разговор с Вулфом.

—         По-моему тоже, — поддержал Анну Макс.

—         А какая разница, — махнула рукой Анжелина, — хотя, я уверена, что он это говорил.

—         А можно это все обсуждать сидя в машине, — сквозь зубы поинтересовалась София, пытаясь таким образом унять дрожь.

Помимо того, что она и правда замерзла, к ней вернулся ее панический страх перед холодом. Дремучий, на уровне инстинкта, так некоторые из нас дрожат перед дверью стоматологического кабинета. В такие минуты София становилась беспомощной, как ребенок

—         Ну и шла бы в машину, чего мерзнешь-то, — шумнул на нее, не оборачиваясь, Макс.

—         Там тоже холодно, — пробормотала София и, совершенно неожиданно, на глазах у нее навернулись слезы.

—         Подружка, Южанка, ты чего…, — Анжелина, которая стояла рядом с Софией, обняла подругу и почувствовала, что ее просто колотит.

А Анна с Максом разошлись не на шутку. Может быть, сказалась усталость, а может, эта отвлеченная тема, которая стала причиной спора, действительно была так важна для них. Одним словом, они хоть и не специально, но проигнорировали и Софию, и Анжелину.

—         Мать вашу, вы что, оглохли! — проорала Анжелина, которая и в лучшие-то минуты заводилась с пол оборота.

Макс и Анна мгновенно замолкли и испуганно оглянулись.

—         Ты чего?

—         Южанке плохо! А вы ерундой маетесь.

Ребята метнулись к Софии.

—         Макс, ради Бога, заведи машину и вруби печку на всю, — толкнула Анжелина парня в сторону машины, — она замерзает. Ты же ее знаешь, быстрее, черт возьми!

—         Да-да, вот ведь пенек, — бормотал про себя Макс, заводя машину, и устанавливая переключатель мощности печки на максимум.

Теперь Анна тормошила Софию, терла ее лицо, руки, но София, похоже, была в полуобморочном состоянии. Анжелина оставила подругу на попечение Анны, а сама кинулась к Максу.

—         Макс, раскладывай два задних ряда, барахло скинь в багажник.

—         Ей совсем…

—         Да, совсем. Посмотри по сумкам, там должны быть пледы. У меня и у Анны должен быть.

—         А какая сумка ее?

—         Смотри все подряд.

—         Один есть.

—         Постели его.

Парень беспрекословно выполнял распоряжения девушки.

—         Веди, а лучше неси, сюда Южанку.

Максимилиан подхватил девушку на руки, потому что София уже не могла идти. Анне большого труда стоило просто удержать подругу в вертикальном состоянии. Они аккуратно уложив спутницу на импровизированную кровать, Макс вопросительно посмотрел на Анжелину.

—         Не смотри, найди фляжку с коньяком и дай мне.

Макс быстро выполнил поручение.

—         А теперь, Максик, погуляй в пределах видимости пять минут.

—         Ладно, я здесь, — он смутно догадывался, о том, что собирается делать Анжелина.

Парень захлопнул дверцу машины, оставшись снаружи, потоптался немного и закурил…

Я, уже кажется, говорил… в разное время, между членами команды складывались разные отношения. Был период и в его жизни, когда он ухаживал, и достаточно успешно ухаживал, за Софией, потом за Анжелиной, и хотя и с ней он добрался до постели, но, честно говоря, всегда считал, что девушка использовала его. Потом был роман с Анной, короткий и насыщенный разными скандальчиками, но и он кончился ничем. Но так было со всеми ребятами их команды, все они в разное время встречались, дружились, вступали в интимные отношения, но обязательно, расходились, оставаясь при этом друзьями. Да, вот так странно…

—         Анна, — Анжелина тем временем влила в Софию коньяк, практически раздела ее и разделась сама, — мне нужна твоя помощь.

—         Анжелина, я тебя прошу, — из всей команды, Анна была наименее склонной к подобным играм.

—         Не проси, — прикрикнула на нее Анжелина, — раздевайся и ложись с другой стороны.

—         Но…

—         Никаких но, — ее надо просто согреть и все, — а потом она уснет.

—         Хорошо, — Анна принялась стягивать с себя кофту.

Никому внутри команды не удавалось создать хоть один более или менее устойчивый и долговременный союз. Вот и получилось, что это были не три отдельные пары, а такая странная, большая семья…

Обняв с обеих сторон подругу, и накрывшись с головой пледом, Анна и Анжелина замерли, ожидая, когда тепло их тел дойдет до подруги и ту перестанет бить дрожь. Анна, устроившись поудобней, даже задремала. Анжелина ворочалась, стараясь найти оптимальное положение, когда и ей и подруге будет удобно. Потом она вспомнила, что оставила парня снаружи, поднялась, приоткрыла боковое стекло, окликнула Макса.

—         Макс, залезай.

—         Как она? — поинтересовался Макс, усаживаясь на место водителя.

—         Нормально, — отозвалась Анжелина, — руки согреваются. Еще полчаса, я думаю, она согреется и уснет.

—         Ну и ладно, — кивнул Макс.

—         Ты только из машины не выходи и окошко не открывай, а то мы все трое только в белье.

—         Ужас, — поежился Макс, а потом усмехнулся, — и вот что интересно, это почему-то совсем не возбуждает.

—         А будет возбуждать, — отозвалась Анжелина, поправляя плед, — вспомни о том, как белые медведи занимаются любовью на льдине. Остынешь…

—         Ну уж, нет, — рассмеялся Макс, — обойдемся без этих ужасов.

Откинув немного сиденье, он тоже настроился подремать. В салоне было тихо, если не считать звука двигателя и работающей печки, но они не столько мешали, сколько создавали специфический автомобильный уют. Вымотанные расчисткой снега и холодом все уснули, за исключением Анжелины. Та никак не могла успокоиться, проверяла, не сполз ли плед, ворочалась, прислушивалась к дыханию Софии. И только когда та повернулась на бок, лицом к Анне, поняла, что подруга пришла в себя, а она, наконец, может расслабиться.

Макс проснулся первым. Ему снилось что-то невнятное и тяжелое, какие-то тени, помещения, бег. Он даже не сразу сообразил, где находиться и почему. Потом, вспомнив, оглянулся на девушек. Те, судя по всему, были в порядке. Анна успела одеться и спала, отодвинувшись от подруг, накрывшись собственной курткой. Анжелина и София спали укутанные пледом, обнявшись, как две сестры. Макс тихо усмехнулся, приоткрыл чуть-чуть боковое стекло и закурил.

Не смотря на то, что он был вымотан предыдущими событиями ничуть не меньше, а скорее даже больше остальных, ему хватило такого короткого сна, для того, чтобы восстановить силы. До рассвета оставалось еще пара часов…

…пришел в команду, когда в ней уже были два человека. Тед и Анна. Как впоследствии узнал Макс, просто из разговоров, из обрывков каких-то воспоминаний, из студенческих и семейных фотоальбомов, они познакомилась еще в колледже. У них даже был роман, завершить который можно было одним предложением – точнее Тед предлагает – Анна соглашается. Но все вдруг резко оборвалось. Анна и Тед расстались на достаточно долгий срок и познакомились вновь уже по Сети. Тед тогда только разродился этой идеей и искал команду. После короткой переписки они встретилась вновь, и даже если и были удивлены этим изыском судьбы, то виду не показали. После коротких переговоров и посещения ресторана, Анна дала согласие на сотрудничество.

Первый их выезд получился более чем скандальным. О нем даже писали в прессе, в разделе «Происшествия» и «Криминальная хроника». Правда о них самих там была всего пара строк, речь шла в основном о трупе, преследованиях полиции и каких-то темных личностях, которых, кстати, так и не удалось найти. Одним словом, первый блин, как и положено, вышел комом, хорошо хоть сами остались целы.

Впрочем, подробности их первого выезда стали, своего рода, классикой среди ценителей. Большинство тех, кто занимается тем же самым, держат этот отчет за настольную книгу. А некоторые, еще и в двух версиях. Первую делали непосредственно Анна и Тед, и она содержит самые, что ни на есть подлинные документы, фотографии и воспоминания, а вторую, более литературную, сделанную в виде дневника, позднее сделала Анжелина, когда присоединилась, а точнее, влилась в команду.

Окурок очередной сигареты отправился за пределы автофургона. Макс всмотрелся в редеющую темноту, ему показались какие-то тени. Он даже моргнул фарами, темнота расступилась на мгновение, но кругом было пусто. Надо было ждать.

Рассвело. Проснулись девушки. Макс был отправлен на воздух, а когда вернулся, задние сидения были возвращены в исходное положение, девушки одеты, а на маленьком импровизированном столике был готов легкий завтрак. Просто несколько бутербродов и чашка кофе. А где-то, через полчаса подошли и Тед с Толстым. Выглядели они уставшими и не очень-то довольными. Забравшись в машину, они первым делом потребовали свою долю бутербродов и кофе. Макс, словно предчувствуя ответы, которые его не очень обрадуют, курил да помалкивал, а девушки переговаривались о чем-то своем, словно сидели в любимом кафе, напротив городского парка. Первой не выдержала София, она внимательно поглядела на Теда и коротко поинтересовалась.

—         И?

—         А я уж думал, что никому не интересны результаты нашего похода, — ответил Толстый, прихлебывая из чашки.

—         Интересны-интересны, вы только не тяните, — вступили одновременно в разговор Анна и Анжелина.

—         Тед, — посмотрел на Толстого и предложил, — говори ты.

—         Значит так. Первое, дорога есть, но ее так перемело, что без снегохода мы отсюда не выберемся.

—         Черт, — отреагировал Макс и зло хлопнул по рулевому колесу.

—         Второе, в лесу стоит дом.

—         Дом? — удивленно переглянулись девушки.

—         Да, нормальный дом, и главное, обитаемый. Правда идти до него придется пешком и через лесной бурелом.

—         А далеко?

—         Отсюда, по моим расчетам, километров пять, может чуть больше, — прикинув в уме расстояние, ответил Толстый.

—         Да, что-то вроде того, — подтвердил Тед.

Макс и девушки, примолкли, усваивая информацию.

—         Значит, надо идти в гости, — произнес, наконец, Макс, оглядываясь на сидящих в машине.

—         Естественно, если, конечно, мы не хотим замерзнуть.

—         А какой-нибудь тропинки к дому нет? — поинтересовалась Анна.

—         Может и есть, — пожал плечами Тед, — только нам она не попалась.

—         Кстати, а кто живет в доме-то, а то вы не сказали.

—         Кто ж ее знает-то, — пожал плечами Тед.

—         То есть, в дом вы не заходили, — уточнила Анжелина.

—         Нет.

—         А с чего вы тогда решили, что дом обитаем?

—         Во-первых, в окнах дома горел свет. Во-вторых, из труб идет дым. Вряд ли, видя это, можно предположить, что дом необитаем и, кроме того, какая нам разница. Даже если он и необитаем, это стены, крыша и печка. Все лучше, чем в машине. Правильно я говорю?

—         Понятное дело.

—         Конечно.

—         Это да.

Во время очередной паузы, Анжелина осмотрела салон и как бы между делом спросила:

—         А Вулфа вы что оставили, следить за домом?

—         Вулфа, — Тед удивленно осмотрел салон, — нет. Я думал, что он с вами.

—         То есть как с нами? — заволновалась Анжелина, — он пришел ночью, сказал, что вы его послали за сигаретами и узнать как у нас дела. Он посидел с нами, выпил кофе, взял сигареты и ушел…

—         Да, мы его посылали, но он не вернулся. Мы подумали, что ты уговорила его остаться, — сказал Тед и вопросительно посмотрел на Анжелину.

—         Нет, я ничего такого ему не говорила.

—         Не понимаю, а где же он тогда есть-то, — растерянно произнесла София.

—         Значит, что-то случилось, — сделал вывод Тед, и выругался, — вот ведь еще морока.

—         Что же делать?

—         Надо…, — начал было Толстый, но его перебила Анна.

—         Он что, не знает, что вы нашли дом?

—         Нет, конечно. Мы с Толстым его, в смысле дом, только под утро обнаружили.

—         О, Господи, — перекрестилась Анна.

—         Подождите, без паники, — Тед осмотрел присутствующих, — надо сделать вот что. Девушки пусть берут сумки, а Толстый ведет их к дому, по нашему следу. А мы с Максом отправляемся на поиски молодого. Я думаю, что он просто заблудился.

—         Главное, чтобы он не замерз, — произнесла Анна.

Но ответа на ее реплику не последовало, это все и так понимали. Спешные сборы вещей только начинались, а Тед и Макс уже покинули машину и направились к тропинке.

—         Разделимся, — поинтересовался Макс, — или пойдем вместе.

—         Я думаю. С одной стороны разделиться – значит быстрее осмотреть территорию, но где дом ты не знаешь, а потом, вдруг, потребуется помощь. Так что, лучше идти вместе.

Они дошли до места разделения тропинок перед самым лесом. Макс остановился и посмотрел на Теда.

—         Тед, вы вчера куда сразу направились, направо или налево, — спросил Макс, поочередно указав направления.

—         Налево, а что?

—         Я вот думаю, налево Вулф пошел с вами. Потом он вернулся, а куда вы направились-то?

—         Когда молодой ушел, мы с Толстым постояли, перекурили и отправились дальше.

—         То есть, вы не возвращались? — уточнил Макс.

—         Нет, а что? — Тед понимал, что Макс пытается что-то у него выяснить, но у него была такая своеобразная манера общения, что к ней надо было привыкнуть. Тед, например, привыкнуть успел.

—         А откуда тогда, та тропинка, — Макс посмотрел направо.

Туда же посмотрел и Тед.

—         Я думал, это вы пробили, — пробормотал Тед и посмотрел на Макса, — хотя, теперь понимаю, что ошибся.

—         Правильно понимаешь. У нас сил хватило только на то, чтобы перегнать машину к лесу.

—         Тогда, я ничего не понимаю. А чьи же это следы?

—         А может, ты с Толстым круг отмахал, вокруг леса…

—         Подожди, Макс, — Тед поднял руку, останавливая Макса, потом обернулся к машине и крикнул:

—         Толстый, подойди-ка к нам, надо кое-что уточнить…

Толстый вылез из машины и подошел к парням.

—         Толстый, мы куда повернули ночью. Когда только отправились на поиски.

—         В смысле?

—         Толстый, проснись, — толкнул его Тед, — куда мы пошли ночью, направо или налево?

—         Мы пошли…, — Толстый оглянулся на машину, потом посмотрел на лес, —  пошли налево. Да, точно, налево.

—         Как, и пришли оттуда же?

—         Да, я увидел фургон, вон от той упавшей сосны, — Толстый вытянул руку и указал на чем-то понравившееся ему дерево.

—         Все правильно, — кивнул Тед, — Толстый, а вон те следы, чьи?

—         Ну, их, — Борковский указал рукой на машину, но потом, посмотрев на Теда и Макса, спросил сам, — что, нет?

—         Нет, — помотал головой Макс.

—         Тогда, может Вулф? — предположил Толстый.

—         Вулф, — эта мысль не приходила в голову Теда, — но какого черта он пошел туда?!

Он подошел к загадочной тропинке, и даже присел, чтобы лучше рассмотреть следы оставленные кем-то в рассыпчатом снегу. Макс и Толстый так же решили рассмотреть тропинку ближе.

—         Ну, и что, Зверобой, что ты вычитал в этих знаках, — пародируя Купера, поинтересовался Толстый.

—         Немного, Тупая голова, — в тон, но раздраженно ответил Тед, — но если это следы нашего Молодого Брата, то он должен был пройти мимо фургона, как минимум, три раза. И прошу заметить, что все три раза в одном направлении.

—         Ерунда какая-то, — пробормотал Макс.

—         Вот именно, — подтвердил Тед.

—         Но тогда получается, что мимо копающихся в снегу девчонок, мимо машины, которая, извиняюсь, как фиолетовый чирей на белой заднице, прошли три человека…

—         Или один, но как минимум, три раза, — уточнил Толстый.

—         Да, или так, но при этом никто даже и не подумали поинтересоваться, а что, собственно говоря, здесь, в поле делает машина и люди?!

—         Именно так, — Тед поднялся с колен и оглянулся на машину, — мимо фургона невозможно протий не заметив.

—         Но, это…, — Толстый замолк, в поисках определения.

—         Как минимум, странно, — подсказал Тед.

—         Я бы сказал, подозрительно, — внес свое уточнение Макс.

—         Хотя, — какая-то очередная мысль пришла в светлую голову Теда, — с другой стороны, здесь есть люди. И если эти трое оказались такими недоброжелательными, то, может быть, есть и такие, которые смогут нам помочь. В каждом минусе есть свои плюсы.

—         Будем надеяться, что ты прав, — в Максимилиана Кроули и в более благоприятных обстоятельствах, тяжело было вселить уверенность…

Тед отпустил Толстого, строго-настрого наказав, не сообщать девчонкам о своих наблюдениях и выводах. Перед тем как разойтись все трое закурили и, пожелав, друг другу удачи, а заодно посоветовав быть аккуратными, отправились исполнять намеченный ранее план. Макс и Тед на поиски Вулфа, а Толстый вернулся к машине и девушкам.

Идти по снегу, не смотря на существующую тропинку, было трудно, скоро оба взмокли. А Макс про себя еще подумал, а каково было Теду и ребятам эту тропинку прокладывать…

—         Тед, давай помедленней, а то я что-то запыхался.

—         Согласен, что-то мы действительно разогнались, — Тед замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, давая возможность Максу догнать его.

—         Устроим маленький перекур, — предложил Макс, но Тед отклонил это соблазнительное предложение.

—         Не стоит, остынем, если остановимся, лучше просто пойдем медленней.

—         Ладно, тогда дай зажигалку, я свою в машине оставил.

Прикурив, парни пошли дальше, стараясь при этом не особенно набирать скорость.

—         Собственно говоря, Тед, а что именно мы высматриваем? — вдруг поинтересовался Макс.

—         То есть?

—         Какие следы мы ищем, — уточнил спутник и добавил, — я серьезно спрашиваю.

—         Во-первых, примыкающие тропинки…

Макс посмотрел по сторонам.

—         Отсутствуют.

—         Во-вторых, — Тед задумался, — может быть, самого Вулфа.

—         Аналогично.

—         Сам вижу. Может там, за поворотом…

Разговор на некоторое время иссяк, но идти молча было слишком уж тоскливо. Была в этой немоте какая-то безнадежность.

—         Может, покричим, — предложил Максимилиан.

—         Если найдем боковую тропинку, обязательно покричим, а так, по-моему, смысла нет. Все просматривается и так.

—         А лес, — Макс кивнул вправо, на лес.

—         Там, вроде…, — Тед не стал договаривать, а обернулся и поинтересовался, как бы, между делом, — Макс, а что ты думаешь, по поводу случившегося?

—         Если ты имеешь, ввиду Вулфа, Я думаю, парень просто заблудился, и единственное, я надеюсь, что он не пристроился где-нибудь отдохнуть…

—         А если не только про него? А вообще, обо всем. Ну, про дорогу, например, про объезд этот чертов, а? Есть какие-нибудь мысли?

Макс задумался.

—         Дельных, наверное, нет. По отдельности, я еще могу объяснить забывчивость водителя, например. Или, то ледяное пятно на дороге, а так, чтобы целиком, в связке – нет.

Неожиданно Максу пришла в голову некая мысль, и он остановился, потом дернул за рукав Теда, понуждая того не только остановиться, но и оглянуться, — Тед, ты думаешь о том же, о чем и я?

—         А о чем думаешь ты?

—         Тед, перестань. Ты думаешь, что это все подстроено?

—         Мне приходила в голову эта мысль, — сознался Тед.

—         Но…, ты ведь хотел сказать «но».

—         Правильно, но я отверг его, как совершенно фантастическое. Вряд ли, найдется еще одна компания, кроме нашей, которая, так сильно любит пошутить.

—         А вдруг?

—         Это, практически невероятно, понимаешь. Кроме того, нас надо очень хорошо знать, чтобы предвидеть так точно наши действия. Понимаешь?

—         То есть, ты думаешь, что это невозможно? Подожди-ка, Тед. Наверное, действительно, предположить похожую на нас компанию, фантастично, а если, это не шутники.

—         А кто тогда?

—         Преступник какой-нибудь, убийца, например.

Версия Макса застала Теда врасплох. Ворох различных версий пронесся в его голове, но уже через минуту, Тед замотал головой.

—         Нет, Марк. Эта версия не менее фантастична.

—         Почему же? Есть доводы?

—         Как ни странно, да, — Тед сделал затяжку, собираясь с мыслями, — во-первых, нужен мотив. Самый распространенный – деньги, но среди нас нет настолько богатых.

—         Насколько, настолько?

—         Чтобы придумывать план такой степени сложности. Вот, во-вторых, мотив связанный каким-то образом с работой.

—         Тоже не проходит, — Макс понял, куда клонит Тед, — у нас разные места работы, но и каждая по отдельности не является секретной или даже достойной интереса.

—         Именно так. Можно, конечно предположить, что у нас нечто, или мы знаем нечто такое, что кому-то очень нужно, например. Но это маловероятно. Согласен?

—         Согласен, с этой позиции ты меня успокоил, — но нотки сомнения все еще не исчезли из голоса Макса

Тед, уже решил, что тема исчерпана, как вдруг его собеседник продолжил:

—         Знаешь, Тед. Я меня есть еще несколько мыслей. А если это не преступники, а, например…

Девичьи сборы затягивались. Оказывается, что существенная разница, опустить две сумки с этажа, и донести их до машины, или тащить с собой те же самые сумки, по бездорожью. Поэтому, решено было, веще пересортировать, и отобрать самое необходимое. Толстый бродил среди занятых сортировкой подруг и ругался, но ничем ускорить этот процесс не мог.

—         …все разумно, но против твоего предложения выступает элементарная вероятность, — Макс с некоторым облегчением выслушивал, как Тед разбивает его очередную версию.

—         Согласен, — произнес он, наконец, когда Тед привел все имеющиеся аргументы.

—         Больше нет предложений, — на всякий случай поинтересовался Тед.

—         Я иссяк, — признался Макс.

—         Зато у меня появилась идея. Это, наверное, на основе твоих фантазий сформировалась. Хочешь послушать?

—         Давай.

—         Сейчас расскажу, но, если она верная, а ты к ней имеешь отношение, то ты тут же признаешься, хорошо.

—         Хорошо, — согласился Макс, удивленно глядя на Теда.

—         Версия такая. А не мог ли, кто-нибудь, из наших, придумать все это. Как ты думаешь?

—         Наши!? — что и говорить, Тед, всегда мог удивить свежестью мысли.

—         Именно, наши. То есть, кто-то из нас. Мы ведь, едва ли не самые большие специалисты по шуткам и розыгрышам.

—         Тед, честное слово, это не я.

—         Верю.

—         Но тогда, выходит, что это девчонки.

—         Да, такое, по силам придумать, например, Южанке…

—         Или Анжелине, а если они в паре напрягутся, — Макс даже замолчал, характеризуя тем самым возможности этой пары, а после некоторого молчания пошел дальше и предположил, — Тед, а может, это молодой придумал, а?

—         Вулф, — Тед задумался, он совершенно упустил из вида новичка, — тогда, выходит, что он парень — не промах, а заодно, это может и объяснить его отсутствие.

—         Да, кстати, — кивнул Максимилиан, — а кроме того, мы ведь его почти не знаем. Может быть, это только кажется, что он увалень, а на самом деле…

—         Тогда, получается, что он нас раскусил, а виду даже и не показал. А потом, устроил все это. Это круто.

—         А я что говорю!

—         Ладно, Макс. Ты пока держи эту догадку при себе. Надо будет все это дело проверить, и придумать контрмеры. Слышишь Макс, ведь такая дуэль может получиться, о которой мы даже и не мечтали! Представляешь, меня такие вещи, просто заводят…

Тед оглянулся, чтобы увидеть реакцию Макса, но увидел, что его спутник отстал и, мало того, стоит около завала и напряженно всматривается вглубь леса. А вид у него такой, словно он увидел что-то невозможное.

—         Эй, Макс, — окликнул его Тед, но спутник никак не отреагировал. Даже и не пошевельнулся.

Теду пришлось вернуться. Его, пожалуй, немного испугала такая реакция Макса.

—         Эй, Макс, на что ты так уставился, — повторил свой вопрос Тед, подходя к спутнику и, пытаясь понять, куда именно он смотрит…

—         Тед, там, — оказалось, что Макс в состоянии реагировать.

Тед проследил за направлением руки.

—         Вот, черт!

Девушкам, наконец, удалось окончить сборы, в результате, каждая из девушек была обременена тяжеленной сумкой, в которые они сумели впихнуть то, что до этого было разложено по двум. Волоча их по снегу, потому, что поднять их было физически невозможно. Все трое, с видом беженцев из горячей точки, тяжело плелись следом за Толстым. Тому достались аж, четыре сумки, его собственная, плюс принадлежащие парням, но даже по внешнему виду, они были легче, чем вещи подруг.

—         Если мы пойдем с такой скоростью, — тихо и зло пробормотал Толстый, оглядываясь на отставших девушек, — то встретим в дороге не только этот, но и следующий Новый год.

—         Что ты там говоришь, Толстый? — поинтересовалась Анна, до которой долетело бормотание Толстого.

—         Ничего-ничего, это я сам с собой разговариваю, — повторить вслух свою остроту он не решился, отлично зная что, представляют собой эти девушки, особенно, если они не в настроении.

Переглянувшись, Тед и Макс решили подойти ближе. Поляна была буквально истоптана следами. А почти в центре лежала нечто…

—         Фу ты, черт, — Тед с облегчением вздохнул, — это всего лишь одежда.

Он даже в сердцах пнул, испугавший его балахон.

—         Одежда-то одежда, — Макс попытался развернуть лежавшую на снегу накидку, — только на ней, по-моему, кровь…

—         А следы, волчьи? — на самом деле было непонятно, толи Тед сгущал краски, толи сделал это предположение вполне серьезно.

—         Ты думаешь, — с некоторым сомнением поинтересовался Макс.

Тед даже плюнул с досады.

—         Макс, я не Натаниель Бампо, если ты вдруг забыл. Откуда я знаю?!

—         Ты погоди злиться-то. А если действительно, волки?

—         Ага, страшная огромная стая.

—         А почему нет? Тогда выходит, что они загрызли какого-то беднягу. А может это…

—         Вулф, — закончил недоговоренное предположение Тед, — Макс, я тебя умоляю. Глянь на это тряпье! Ему же лет сто уже, а может и больше. Подумай!

—         А что не так, — поинтересовался Макс, наклоняясь к тряпке.

—         Посмотри внимательно. Ни этикетки, ни пуговиц, ни молнии. Даже карманов нет.

—         Действительно, а я не углядел, — удивился Макс, — вместо пуговиц веревочки какие-то, а с другой стороны дырки.

—         Ну, а я о чем говорю. Это старое барахло, его, скорее всего, решили выбросить, а собаки утащили его с помойки и трепали на этой поляне.

—         А потом бросили. А пятна?

—         Ну, может быть, на него краску пролили… Возвращаемся на тропинку.

—         Ладно, пойдем. Только я думаю, что все равно, когда доберемся до людей, надо будет предупредить, что здесь что-то случилось, — пробормотал Макс, выбираясь сквозь бурелом из леса.

—         И стать посмешищем для Вулфа?! — Тед даже остановился и посмотрел на своего спутника.

—         Ты все-таки думаешь, что это молодой?

—         А ты сам подумай, как здорово получается. Кстати говоря, этот фокус с тряпкой мне по-настоящему понравился. Это же стопроцентная гарантия, что люди не пройдут мимо и обязательно обратят внимание.

Макс помолчал, а потом вынужден был согласиться.

—         Да уж, что и говорить, я даже перетрусил слегка.

—         Честно говоря, я тоже, особенно в первый момент. А представь, что здесь, вместо этого старого тряпья валялась бы какая-нибудь куртка, типа моей, а?

—         Тогда бы я точно был уверен, что здесь кого-то растерзали.

—         Ладно, пошли дальше.

Парни выбрались из леса и вернулись на тропинку. Тема оказалась достаточно злободневной, и они еще некоторое время продолжали ее обсуждать, строя различные догадки и периодически восхищаясь тем шутником, который все это подстроил. А потом Макс неожиданно остановился и посмотрел на Теда.

—         Слушай, капитан, а зачем мы тогда вообще его ищем-то?

—         В каком смысле, — Тед не сразу воспринял суть того, что произнес Макс.

—         Смотри, если все это проделки Вулфа, то какой смысл его искать. Мы ведь только на руку ему играем.

—         Вообще-то да. Молодец, Макс.

—         Ну что, будем возвращаться?

Однако Тед ответил не сразу. Какое-то время он размышлял, периодически оглядываясь по сторонам, а потом закурил.

—         Давай, все-таки еще пройдемся, — наконец произнес он.

—         А смысл?

—         А вдруг, это все-таки не Вулф, а кто-то еще придумал.

—         Не Вулф, — честно говоря, Максу не очень хотелось расставаться с таким простым объяснением.

—         Да, не он. Вдруг, он тоже попался на какую-нибудь шутку вроде этой. Могло такое быть? Мы с тобой, можно сказать профессионалы в этом деле и то, струсили, а он вообще, зеленый.

—         Пожалуй, ты прав.

—         Пройдемся еще немного, тем более, что погода нормальная, не то что вчера.

—         Ну что ж, давай еще прогуляемся, — согласился Макс, — глядишь, еще на какую-нибудь шутку наткнемся.

—         И этой хватит, — рассмеялся Тед, — только, не забыть бы, рассказать об этом Анжелине, естественно, не раньше, чем все это закончится.

—         Точно-точно, пусть запишет…

Следующим подарком судьбы оказался торчащий из-под снега лист металла. Может быть, его сорвало с крыши, правда, рядом жилья не наблюдалось, а может, просто снесло с какого-нибудь грузовика, но и это было мало вероятно – рядом не было дороги, но эти трезвые рассуждения не пришли в голову девушкам. Хотя, какая разница, мало ли существует на свете причин, которые могут помочь здоровому листу железа оказаться в лесу? Главное, что на него можно было уложить сумки-чемоданы и ничего не оставлять в машине, а из снятых ремней безопасности соорудить отличную упряжь. И, кроме того, эта картина явилась причиной огромного количества шуток, что явно свидетельствовало в пользу поднятия настроения путешественников до нормального уровня.

Тащить договорились по очереди, парами. Толстый  с Софией, а Анжелина с Анной… В общем-то, здесь следует подумать – а действительно ли так было легче, но то, что волоком было значительно веселее – перевешивало всякие сомнения… Тропинка, по которой Толстый вел девушек, вскоре свернула в лес. У девушек одновременно мелькнула мысль, что лист придется бросить, так как пробираться с ним, между деревьев, сплошная морока и напрасная трата сил, но словно прочитав их мысли подал голос Толстый:

—         Деревья и кустарник здесь только вначале, а потом будет что-то вроде тропинки.

—         И далеко это?

—         Метров пять, может десять.

—         А может быть, просто перенесем вещи до тропинки, а потом перетянем лист, — предложила Анжелина.

—         Возиться неохота. Давай сначала так попробуем, а я помогу, — отозвался Толстый и взялся за ремень.

София захотела стать четвертой, но парень предложил ей более ответственное занятие, следить, чтобы с листа не попадали вещи.

—         Может, мне еще и погонять вас, — рассмеялась София, и даже сорвала подходящий прутик.

—         Только попробуй, стукни, — обернулась Анжелина.

—         И что ты сделаешь, заржешь?!

—         Обязательно, а потом, еще и копытом лягну.

В результате этого короткого и достаточно бестолкового диалога все четверо оказались в снегу, и некоторое время оглашали лес криками и смехом…

Дом возник из переплетения сосновых ветвей неожиданно, Анжелина даже охнула, когда в очередной раз, подняв глаза, поняла, что смотрит на двухэтажное здание. Крылечко, пара балконов, но главное, легкий, стелющийся  дымок, из устремленных в небо, труб.

—         Жилье, — произнесла она, — никогда я еще не была так рада человеческому жилью. Благодарю тебя, Господи.

—         Давайте подтянем вещи к крыльцу, приведем себя в порядок и попробуем поговорить с хозяевами.

—         А почему попробуем, — поинтересовалась София, — или ты думаешь, что нам могут отказать в элементарной помощи?

—         Не знаю, — пробормотал Толстый, — а вдруг здесь не любят чужаков…

—         А я, так почти уверена, что в этом доме живут замечательные, добрые и приветливые люди, — беспечно произнесла Анна.

Пока девушки разбирались с вещами и пытались привести себя в порядок, Толстый рассматривал дом…

Была у него такая странность или особенность, это уж как вам будет угодно – размеры. Длина, ширина, высота и все это в метрах, шагах, ярдах и прочих единицах измерения. Каждый предмет интересовал его, прежде всего именно с этой точки зрения.

…вызывал какое-то смутное беспокойство. В силу давней привычки, Толстый начал свои подсчеты, пытаясь описать дом с точки зрения занимаемого им места в пространстве, но сбился. Начал второй раз и сбился опять. На третий раз расчеты удались, но их результат был таким странным, что парень разозлился и решил заняться этим всерьез. Не просто запоминая цифры, а записывая их прутиком на снегу, напротив соответствующих линий. Однако вскоре прут был изломан и отброшен в сторону, а настроение Толстого резко пошло вниз. У него выходило, что, если начинать отсчет дома от дальнего угла, то длина фасада немного превышает пятьдесят метров, а если считать наоборот, то всего лишь двадцать. Такая же петрушка выходила и с высотой. Вскоре Толстый заметил и еще одну особенность этого дома – его невозможно было удержать взглядом весь целиком, обязательно получалось, что взгляд накрывал только какую-то небольшую часть дома. Такое бывает, иногда, если рассматривать рисунки-тесты, где умышленно нарушена перспектива. Но то ведь на рисунках, а здесь, подобные шутки выкидывал дом, до которого было шагов сто, а может и того меньше. Толстый, наверное, так и продолжал бы эти свои наблюдения и подсчеты до тех пор, пока не свихнулся, но тут…

Они появились практически одновременно. Тед и Макс, с одной стороны здания, а мгновение спустя, из-за дальнего от девушек угла, пожилой мужчина. Они направились навстречу друг другу, и так уж получилось, что встреча состоялась как раз около того места, где стояли горе путешественники. Тед постарался, как можно приветливей улыбнуться, и уже открыл, была рот, чтобы приветствовать незнакомца, да не успел, старик начал первым. При этом, в весьма своеобразном его приветствие не было ни любезности, ни сочувствия – одно сплошное раздражение и недовольство.

—         Что вам здесь нужно? — вот так приветствовал их старик.

Девушки невольно взглянули на Анну, а Анжелина почему-то хихикнула от неожиданности.

—         Мы просим прощения, — Тед продвинулся вперед и остановился практически напротив старика, — но мы в бедственном положении…

Старик внимательно оглядел их.

—         Я не заметил среди вас истекающих кровью.

—         Мы заблудились, потеряли дорогу…

—         Она позади вас. Вы только что по ней шли.

—         Понимаете, один из нас потерялся ночью, — стараясь не замечать этого невежливого обращения, заговорил Макс.

Девушки переглянулись между собой, честно говоря, они не успели обратить внимания на то, что Макс и Тед пришли вдвоем.

—         И что, так и не появился, — с некоторой ехидцей, как показалось Теду, поинтересовался старик.

—         Нет, — покачал головой парень, — мы искали всю ночь, но безуспешно.

—         Я думаю, что вам стоит забыть о нем, — пробормотал старик и вознамерился пройти дальше, мимо компании.

—         Но почему, — в один голос воскликнули София и Анжелина.

—         Этот лес опасен для посторонних. Заблудившись, они, как правило, не возвращаются.

—         Послушайте, — взволнованно заговорил Толстый, — надо вызывать службу спасения, поднимать людей.

—         Это частная собственность, — зыркнул глазами старик, — у меня есть разрешение, подписанное властями, я вправе, не пускать на территорию спасательные, пожарные, и любые другие службы. И хочу вас уверить, я никогда и никого не пускаю.

—         Но это не по-человечески, не гуманно — громко произнес Тед.

—         Молодой человек, — старик повернулся лицом к собеседнику, — вы образованный человек?

—         Что?

—         Я спрашиваю, Вы умеете читать?

—         Да, конечно, — смешался Тед, который, не ожидал подобного вопроса.

—         На въезде, огромными буквами трижды, на протяжение километра стоят щиты, и прошу заметить освещенные, где написано, что проезд запрещен. А ниже, там написано: «Опасно для жизни». Вы что, не верите тому, что написано на дорожных указателях?!

—         Мы не видели этих щитов, — нестройно, торопясь, заговорили незваные гости.

—         Этого не может быть, — фыркнул старик, и начал подниматься на крыльцо.

—         Но мы не со стороны дороги, — растерянно произнес Тед.

—         Но в этот лес нельзя въехать иначе, — проворчал старик, не оборачиваясь и продолжая подниматься.

—         Мы сорвались с горы, на машине там. С той стороны, — торопливо заговорила София, мы чуть не разбились. Мы всю ночь разгребали снег, чтобы добраться до вас.

Старик остановился вторично, уже практически перед дверью.

—         Как-как вы сюда попали, — произнес он недоверчиво, поворачиваясь.

Тед выступил чуть вперед.

—         Мы ехали в Аут-Лоок, но дорога оказалась переметена – такой огромный, снежный завал. А в кафе нам объяснили, что есть другая дорога – на Гайору, а через нее можно попасть в Аут-Лоок.

—         Вот мы и свернули с шоссе.

—         Я понял, — кивнул старик, — Вы просто свернули не там, где надо. От заправки поворот всего в десяти минутах езды, может чуть больше.

—         Наверное, мы пропустили тот поворот, — пожал плечами Тед.

—         Что же было дальше? — похоже, старика все-таки заинтересовало это приключение

—         Съехали на дорогу, и попали на ледяной участок, как большая лужа, машину занесло, и мы свалились с горы. Наверное, чудом, но ни мы, ни машина не пострадали. Ночью мы попытались найти жилье, или дорогу, но ничего не получилось. Только потеряли одного из наших, и обнаружили вот этот дом…

—         Это мой дом.

—         Да, Ваш дом. Вернулись за остальными, надеялись, что обитатели этого дома могут помочь нам…

—         Вы не видели предупреждающих щитов, — пробормотал старик, — тогда, конечно, это меняет дело.

Старик стукнул кольцом о пластину, звук получился неожиданно звонкий. Минуту-другую спустя, дверь тяжело открылась. Перед тем, как войти, хозяин обернулся и сказал.

—         Заходите, — потом произнес, обращаясь уже к кому-то в глубине дома, — Берг, там, на улице путники. Помоги им и прими, как наших гостей.

Путники, именно таким словом назвал их неприветливый хозяин, вздохнув с некоторым облегчением. Что и говорить, они никак не ожидали такого холодного приема. Им почему-то казалось, что если человек живет глубоко в лесу, вдали от дорог, то ему полагается быть добрым, может быть немного мрачноватым, но уж добрым – непременно…

Из дома вышел слуга, был одет он в некое подобие шинели, только из дорого сукна, на нем даже имелись какие-то нашивки, но какие именно гостям не удалось разглядеть. Видом своим, он весьма напоминал своего хозяина. Можно было предположить, что это тот же старик, только успевший быстро переодеться: средний рост, хоть и невысок, но плотен, седая голова, а выражение лица такое, словно на нем одновременно, раз и навсегда застыли выражение брезгливости и равнодушия ко всему окружающему миру. Некоторое время он стоял, ожидая, пока гости зайдут в помещение, что была весьма кстати, так как путешественники просто заледенели, а София начала покашливать. Только после этого он занялся вещами путников.

Первое что они увидели в зале, просто язык не поворачивается, такое значительное помещение, к тому же, отлично обставленное, называть прихожей комнатой, был большой, если не сказать огромный, камин с бушующим в нем пламенем. К нему-то они все и бросились. Шесть пар рук одновременно протянулись к живому огню, чтобы испытать, практически неземное блаженство тепла. Несколько обжигающих, фантастических по своему удовольствию минут. А потом уже, огню стали подставляться то один бок, то другой, а то и вовсе, спина…

—         Вы согреетесь быстрее, если снимете верхнюю одежду, — раздался откуда-то сверху, приятный женский голос.

Тед и Анжелина отреагировали первыми, одновременно подняв голову, заметив по ходу дела, что в комнате имеются две широкие лестницы, ведущие на второй этаж. Но не это их поразило, а женщина, которой принадлежали эти слова. Длинные, золотистые локоны, в тщательном, и со вкусом продуманном беспорядке, рассыпались по плечам. Лицо, по-видимому, никогда не попадавшее под воздействие неблагоприятных климатических условий, и поэтому имевшее нежный, бледно персиковый цвет. Алые, без дополнительных ухищрений косметики, губы. Воистину, лицо, в котором не было ни одной неправильной, излишне удлиненной или излишне полноватой, как и наоборот, черты. И хотя путники увидели только лицо, они почему-то ни на минуту не усомнились, что и в фигуре женщины, приветствовавшей их, присутствует то же совершенство…

—         Спасибо, — опомнился первым Тед, — но мы так продрогли, что, кажется, у нас нет сил на другие движения.

—         Вы так долго были на улице, — с изрядной долей равнодушия, и в тоже время участия поинтересовалась красавица.

—         Выходит, что больше десяти часов, — взглянув на напольные часы, ответил Тед.

—         Это очень долго, —  согласилась незнакомка.

—         Мы заблудились…, — начал было говорить Тед, но женщина перебила его.

—         Это не так уж и важно, — а потом, чуть повысив голос, произнесла, — Сэмми, принеси гостям горячего.

—         Спасибо, — произнес Тед, — простите, только не знаю…

—         Я хозяйка этого дома.

—         А имя очаровательной хозяйки мы так и не узнаем. Вы ведь, практически, спасли нам жизнь.

—         Во-первых, вашу жизнь спас сэр Дункан  О’Тул. А во-вторых, мое имя Полина, но вряд ли что-нибудь значит для вас.

—         Просто Полина?

—         Да, — высокомерно подтвердила красавица-хозяйка и отошла от перил балкона, став недосягаемой для взглядов гостей.

Какое-то время все смотрели на то место, еще мгновение назад стояла хозяйка.

—         Они не очень приветливы, — тихо произнесла Анжелина, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно.

—         Но она…, — Тед на мгновение замолк, подыскивая необходимое слово, — она – ангел.

Остальные промолчали, но мнение всех парней однозначно совпали с мнением Тед, а каждая из девушек почувствовала укол ревности, одновременно с признанием того, что женщина действительно хороша, но ведь именно одно всегда сопутствует другому…

Тем временем послышалось приятное позвякивание стекла, что явно означало, что распоряжения хозяев выполняются в этом доме быстро и аккуратно. В дверном проеме показался Сэмми. В его сопровождении, на непрошенных гостей надвигалась целая батарея напитков, призванных сохранить тепло внутри тех, кто будет их употреблять. По бокам тележки, на хитром приспособлении расположились шесть бокалов идеальной чистоты и крайне причудливой формы – каждый в виде девицы в античном одеянии, которая, склонив голову на плечо, удерживала на другом, достаточно вместительную чашу. Парни отвлеклись от огня, и каждый поспешил воспользоваться гостеприимством хозяев. Мгновением позже, к ним присоединились и девушки.

Надо ли говорить, что все имевшиеся на этой тележки напитки, своим присутствием ни опозорили бы, ни королевский винный погреб, ни собрания известнейших коллекционеров-дегустаторов?

—         Черт возьми! — неожиданно хлопнул себя по лбу Тед.

—         Что случилось? — поинтересовался чуть хмельным голосом Макс.

—         Вулф. Я совершенно забыл об этом мальчишке, надо срочно поговорить с хозяином, — и Тед бросил весьма красноречивый взгляд на Толстого, который неожиданно напрягся, словно собираясь, что-то сказать.

—         Ах да, — кивнул, вовремя опомнившийся, Толстый.

—         Да-да, конечно — быстро и дружно согласились остальные. Всем им вдруг стало страшно неловко, за свое беспамятство.

—         Как бы его позвать?

Тед поставил бокал на тележку и направился в сторону той двери, куда скрылся Сэмми, но не успел он проделать и половину пути, как хозяин, собственной персоной, появился перед ним.

—         Вы что-то хотели…

—         Теодор Шребер. Правда, обычно, меня зовут Тед.

—         Путь будет Тед, — быстро согласился хозяин, — так что Вы хотели, Тед?

—         С нами был еще один. Вулф. Так получилось, что мы разминулись, скорее всего, он еще бродит по лесу.

—         Тед, Вы мне уже сказали о Вашем спутнике. Я этого не забыл.

—         Его отправились искать?

—         Конечно, нет, — совершенно спокойно ответствовал хозяин.

—         Но почему, — почти одновременно воскликнули гости.

—         Очень много простых причин. В моем доме недостаточно для этого народа. Полина, я, несколько служанок, трое слуг и все, собственно говоря. Я, как вы понимаете, не в том возрасте, чтобы лазить по лесу. Сегодня, без слуг, я просто не могу обойтись, потому что, скоро начнут прибывать гости, и забот хватит каждому из них. Не говоря уже о том, что Берг на двадцать лет старше меня, а остальные работают у меня совсем недолго и вряд ли могут быть полезными в этом деле – они не знают этих мест. Женщин, как вы сами понимаете, я в расчет не беру.

—         Но вызвать спасателей, — в голосе Тед неожиданно послышалось нечто похожее на отчаянье.

—         В моем доме нет телефона, — вот это был ответ, и прозвучал он приблизительно так же, как гром среди ясного неба.

—         Нет телефона?! — от неожиданности Тед даже переспросил.

—         Да. Мне он ни к чему. Как и нет телевизора.

—         Что же делать? — Тед растерянно оглянулся на своих спутников, которые постепенно оставили напитки и камин, и приблизились к Теду.

—         Тед, честное слово, я не знаю.

—         Но он может погибнуть!

—         А вот это, более чем вероятно, — согласился старик, — но я бы еще добавил, и те, кто отправятся на его поиски, так же могут погибнуть.

—         То есть, Вы ничего предложить не можете, — со странными интонациями в голосе поинтересовался Тед.

—         Почему же, могу, — в голосе старика что-то звякнуло, очень похожее на извлечение меча из ножен, — пусть все идет, как идет.

—         То есть?!

—         Если Вулфу суждено выбраться, то он найдет этот дом по следам. А если нет, то ни Вы, ни я, ни даже тысяча таких, как мы, ему не поможем.

—         Но рассуждать так – бесчеловечно, — вступила в разговор Анжелина.

—         Бесчеловечным было, не обратить внимания, на то, что на одного в вашей компании стало меньше, — сделал неожиданный выпад старик.

—         Вы не знаете! Мы отправили его, чтобы он посмотрел, как там дела у девушек, которые откапывали машину, — запальчиво произнес Макс.

—         Тем более, Вы отправили мальчишку в темноте, неизвестно куда, а теперь пытаетесь меня и моих людей отправить туда же.

—         Но то, как вы рассуждаете – это неправильно!

—         Я так привык.

—         А мы нет, — воскликнул Тед.

—         Это Ваши проблемы. А, кроме того, если дорогой для Вас Вулф, не сумел пройти по следам, которые сам только что оставил, то он просто слабоумный. Вы ведь его по следам отправили?

—         Да, — вынужден был согласиться Тед, — по следам…

—         Так в чем же дело, — усмехнулся хозяин. Следов в лесу, за это время не прибавилось и не убавилось. И могу вас уверить, что все они неизменно ведут к этому дому.

—         Нам надо…

—         Нет. Вам надо только ждать. Кроме того, уж коль вы все оказались моими невольными гостями, то соблюдайте, по крайней мере, те традиции, которые чтят в этом доме.

—         Традиции, — не понимающе повторил Толстый, — какие традиции.

—         Приближается праздник. И в этом доме его обязательно отмечают – это одна из незыблемых традиций этого дома. И даже вас она касается.

—         Сер Дункан, — возмущению Теда, как впрочем, и всех остальных, не было границ, — Боже мой, как Вы себе это представляете, мы будем веселиться, соблюдая какие-то там Ваши традиции, а наш друг, будет в это время блуждать по лесу. Господи, да Вы нормальный?!

—         Любой другой из моих предков, — звон металла стал еще более ощутимым, — уничтожил бы вас всех. Отправил к палачу еще до завтрака, но я не таков. Более того, я добр, насколько это возможно в моем положении. Поэтому, я предлагаю следующее: Вы Тед, и два ваших друга, к сожалению, они не представились мне…

—         Максимилиан Кроули, сер…

—         Толс… извините, Всеволод Борковский…

—         …Максимилиан и Всеволод отправитесь на поиски. Я даю вам время до десяти часов вечера. Тем более, что после десяти, в этом лесу ничего не видно. Так вот, ровно в десять часов вечера двери этого дома закроется, и вы не сможете попасть на торжество. И как бы вы не стучали, как бы не умоляли меня, Полину или моих слуг, они не откроют этого дома. Вас устраивает такие условия?

Парни переглянулись. Одного взгляда на них хватило бы понять, что эти условия они не считают нормальными, и согласиться с ними не могут, но Тед ответил за всех.

—         Мы согласны, сер Дункан.

—         Хорошо, а чтобы быть честным, насколько позволяет мое положение и моя ненормальность, ровно половина десятого, вы услышите звон. Он будет означать, что у вас осталось ровно полчаса.

—         Спасибо, сер Дункан.

—         Я сегодня и, вправду, добр, — неожиданно улыбнулся старик, — ну и перед тем, как вы отправитесь на поиски, я предлагаю вам позавтракать со мной и Полиной.

Честно говоря, парни не хотели соглашаться. Однако Теду просто приспичило, еще раз увидеть красавицу хозяйку, и он снова, поспешил ответить за всех.

—         Да, мы будем рады перекусить, — Тед улыбнулся, но, заметив взгляды спутников, вынужден был притушить улыбку, и даже добавил, — но если можно, то пусть это будет на скорую руку.

—         А все уже готово, слуги ждут только моего слова, — после этого он повернулся и вышел, пригласив всех следовать за ним.

Но стоило хозяину выйти, как Анжелина, буквально набросилась на Тед.

—         Тед, ты что, с ума сошел! Ты даже не удосужился поинтересоваться нашим мнением, — бросая ему обвинения, она наступала на него, и даже сжала кулаки.

—         Тише, успокойся, — попробовал урезонить ее Тед, но к Анжелине присоединились подруги.

—         Ты даже не поинтересовался нашим мнением…

—         Кто дал тебе право распоряжаться нашими судьбами…

—         Стоп, — пришлось повысить голос Теду, — я не понял, что вы так на меня набросились?

—         Ты…

—         Дайте мне объяснить. Я подумал, уж, коль, мы застряли в этой дыре, то нам следует перенести нашу деятельность сюда.

—         То есть?

—         Ты слышала, как старикашка сказал о том, что в этом доме чтят традиции. Так вот, у нас тоже есть свои традиции. Так почему бы, не следовать им здесь?

—         Ты предлагаешь, провести здесь…, — внимательно глядя на Теда, произнесла Анжелина, периодически поглядывая на стоящих рядом с ней товарищей.

—         Именно так. Покажем местным, кто есть кто. Кто-нибудь против? Тем более, что у нас для этого есть более чем веский повод.

—         Тед, ты, однако нарушаешь одно из тобой же установленных правил, — проговорил Толстый и внимательно посмотрел на капитана команды.

—         То есть?

—         Ничего личного в работе.

Последовала пауза, каждый из присутствующих пытался разрешить возникшее противоречие. С одной стороны, безусловно, хозяев этого дома следовало бы проучить за высокомерие и пренебрежительное отношение к людям. С другой стороны, хоть и теоретически, но все понимали, что месть – это всегда помеха…

—         Я думаю, что нам следует придерживаться…, — но чего именно следует придерживаться, Тед не договорил, на пороге двери появился слуга.

—         Сер Дункан О’Тул приглашает благородных гостей к столу.

—         Да-да, конечно мы идем, — опять за всех ответил Тед.

Берг повернулся, как бы предлагая следовать за ним. Анжелина вопросительно взглянула на капитана, но тот только приложил палец к губам и кивнул в сторону медленно удаляющегося слуги.

—         Отложим наш разговор на другое время.

Возражений не последовало. Более того, каждый получал что-то вроде тайм-аута для размышлений и принятия решения. А подумать было над чем. Большинству, надо признаться, пришлось по вкусу это предложение, кроме того, что оно было, с их точки зрения справедливым, был в этом еще что-то…

Спортивный азарт. Им никогда раньше не приходилось развлекаться без заранее намеченного плана и предварительно разведки и если бы все удалось, то однозначно можно было бы считать, что они подняли планку высшей лиги на новую высоту.

—         И вообще, пойдемте все-таки завтракать. Надо уважать чужие традиции, — произнес Тед. Сказано это было и к месту, и вполне серьезно, но те, кто общался с капитаном достаточно долго, те почувствовали в его голосе некоторые нотки… и поняли, что мысли капитана команды заработали в определенном направлении…

Процедура утреннего приема пищи в доме сера Дункана О’Тула, хотя, конечно, можно было бы отделаться более простым и распространенным словом «завтрак», но это слово не выражает так много, сколь вмещал в себя этот процесс.

Длинный стол, с одной стороны восседал Дункан О’Тул, другую сторону возглавляла хозяйка. Гости были рассажены по обе стороны стола, парами, друг напротив друга. Серебряные приборы, начищенные до блеска. На тарелках вензель и герб, и все это весьма тонкой работы, которая переводит даже простую вещь в разряд произведений искусства, но главное, чувствовалась в этом, даже не старина – древность. Поражал щедростью и стол. Анна, которая кроме всех других своих недостатков, была еще очень уязвимой со стороны чужого богатства, за этим столом даже нервничала… Остальные, на которых роскошь, тоже действовала  угнетающе, но в меньшей степени, просто подсчитывали в уме, во сколько может обойтись это разнообразное меню.

Хозяин коротко помолился, но язык, на котором произносились слова, был гостям незнаком, от него, как впрочем, и от большинства предметов этого дома веяло историей. Слуги, ожидавшие в пределах комнаты, но не в пределах видимости быстро начали двигаться около стола, предлагали блюда, накладывали на тарелки и незаметно исчезали.

Впрочем, напитки и еда были отменного качества и вкуса… Да и вообще, подобное застолье весьма заинтересовало бы издания, специализирующиеся на светской хронике. И дело не только в названии рецептов, но и в именах людей, по чьим рецептам все это было приготовлено. Но репортеров описывающих светскую жизнь  рядом не было, гости были не столь образованы и сведущи в поедаемых деликатесах, а хозяин и хозяйка просто считали это для себя нормой, поэтому без душевного трепета ели, или отставляли от себя те блюда, которые почему-то сегодня казались им невкусными.

Тед ожидал застольной беседы, впрочем, на нее надеялись и его спутники, но Полина и сер Дункан за все время завтрака заговорили дважды, но это были всего лишь предложения попробовать то или иное блюдо и не более того. Завтрак явно подходил к финалу, когда неожиданно заговорила Полина:

—         Пока мужчины будут заниматься своими делами, я предлагаю последовать их примеру и заняться делами сугубо женскими.

—         Женскими делами, — переспросила Анжелина.

—         Да. Обычно, в новогоднюю ночь у нас бал. Известные дамы и почетные кавалеры. Такова традиция этого дома. Это происходит каждый год, следовательно, будет и сегодня.

—         Бал – это здорово, — София посмотрела на Анну, но та почему-то не высказала радости от этого сообщения, как, впрочем, и Анжелина. Единственное, на что ее хватило, так это на вежливую улыбку и вопрос, произнесенные с некоторым сомнением:

—         Дамы, кавалеры. И много будет гостей?

—         Уверяю вас, что для настоящего бала их будет достаточно, — Полина улыбнулась и взглянула на сера Дункана, как бы ища подтверждения своих слов.

—         Безусловно, какой же это бал, если на нем всего восемь гостей?

—         Гостей, как минимум девять, — вмешался Толстый, — я все-таки думаю, что мы найдем Вулфа.

—         Даже девяти, если вы найдете вашего друга, все равно маловато, но уверяю вас, что единственными гостями вы будете не долго.

—         Тогда, нам следует отправляться, — произнес Тед.

—         Да-да, конечно, — согласился хозяин и поднялся из-за стола.

Все последовали его примеру. Разбивая компанию на две, Полина поспешила подойти к девушкам, а сер Дункан направился к парням.

—         Гостевые комнаты расположены на третьем этаже, — Полина аккуратно взяла под руку Софию, — пойдемте, я покажу.

—         А мне показалось, что в доме всего два этажа, — удивленно произнесла София, глядя на Полину и невольно озвучивая результат наблюдательности каждого члена команды.

—         Ну что Вы, больше, вам просто показалось, — мило улыбнулась хозяйка, повернулась к девушкам и предложила следовать за ними…

А хозяин тем временем разговаривал с молодыми людьми.

—         У меня в кабинете, есть карта, на которую, как я думаю, вам имеет смысл поглядеть. Ну, хотя бы для того, чтобы иметь представление о тех территориях, на которых вы собираетесь осуществлять поиск.

—         Пожалуй, это дельная мысль, — согласился Тед, оглядываясь на спутников – те не возражали.

—         Тогда, прошу за мной.

Сер Дункан нашел в лице Теда благодарного слушателя. Они выдвинулись немного вперед, и теперь хозяин излагал капитану какую-то свою теорию. В ответ, Тед произносил лишь короткие фразы, предоставив старику все права на информационное поле.

Макс и Толстый, которые не были приглашены к разговору, молча следовали по коридору, предаваясь каждый своим собственным мыслям. Макс, например, думал о фургоне, который вынужден был бросить, но главное о том, как теперь его вытащить. Изредка он поглядывал на шедших впереди, и даже прислушивался к их разговору, надеясь уловить в нем паузу, чтобы поинтересоваться, а нет ли, у сера Дункана О’Тула в домашнем хозяйстве снегохода…

Толстый слегка выбило из колеи столкновение с геометрией дома, и ни последовавший за этим роскошный завтрак, ни присутствие за столом красавицы хозяйки, так и не смогли вернуть ему привычного спокойствия. Мало того, теперь он пытался рассмотреть эту геометрию, как бы изнутри, говоря другими словами, Толстый предался любимому своему занятию, шел и считал шаги, чтобы впоследствии, по памяти… Он так увлекся, что даже не обратил внимания на изобилие разных диковинных предметов, расставленных вдоль коридора. Все эти рыцарские доспехи, начищенные до блеска, высокие, выше человеческого роста вазы, с изображением драконов и неместных растений, но больше всего, старинное пушки и элементы осадных орудий. Он просто проходил мимо них, в отличие, например от Максимилиана, который останавливался, и что называется, глазел, а некоторые из экспонатов, даже пробовал на ощупь. Правда, потом ему приходилось ускорять шаг, и почти бегом, догонять ушедших вперед спутников…

Миновав очередной коридор, затем поворот, они оказались в небольшом тупике, который заканчивался винтовой лестницей, узкой, кованной, уходящей вверх, по крайней мере, этажа на три, а может быть, даже и еще выше.

—         Почти пришли, — повернувшись к Максу и Толстому, сообщил сер Дункан, — теперь по лестнице вверх и мы на месте.

—         Нам бы не заблудиться, когда будем возвращаться, — пробормотал Макс.

—         О, не переживайте, — успокоил его хозяин, — рядом с кабинетом имеется свой выход. Обычно я им и пользуюсь, но гостей я обязательно провожу по самой длинной дороге. Согласитесь, вдоль стен расставлены весьма любопытные предметы, на которые стоит обратить внимание.

—         Что и говорить, настоящий музей, — согласился Макс.

Винтовая лестница была узковата, поэтому пришлось идти цепочкой. Первый – хозяин, за ним – Тед. Потом Макс и, наконец, Толстый. Именно ему, не принимавшему участие в этом коротком диалоге вдруг, стали ясны сразу несколько вещей, например такая, до этого дурацкого хозяйского бала, они, скорее всего, с подругами не увидятся. Потом он понял еще кое-что, а в основе этого понимания было одно из его любимых слов, то есть – геометрия. Ему даже потребовалось некоторое, чтобы осознать свое неожиданное открытие. Сделав его, он словно споткнулся, а потом схватил за руку Макса, принуждая его замедлить шаг и отстать от остальных.

—         Тебе чего? — спросил Макс, когда Толстый поманил его остановиться и наклониться поближе, чтобы слова не долетали до тех, кто впереди.

—         Здесь неправильная геометрия, — прошипел Толстый.

—         Чего, — не понял Макс.

—         У этого здания неправильная геометрия, — тут же начал пояснять Толстый, — смотри, если все повороты здесь прямые, то мы должны сейчас находиться, буквально в двух шагах от столовой. Понимаешь?

—         Не совсем, — признался Макс, с трудом переключаясь со своих собственных мыслей, на мысли, пришедшие извне.

—         Ну, как тебе объяснить…, — сделал следующую попытку Толстый, но его прервал голос сера Дункана.

—         Макс, Всеволод, где вы отстали?

—         Да-да, идем, — Толстый приложил палец к губам, призывая Макса к молчанию, — потом объясню.

—         Ладно, объясни уж.

Когда Толстый и Макс нагнали ушедших вперед, те уже были около двери в кабинет.

—         Прошу, — сер Дункан толкнул дверь, пропуская гостей в кабинет.

Это было большое помещение, наверное, даже слишком большое для кабинета. Условно его можно было разделить на три части. Первая, самая низкая, и была, собственно говоря, рабочим кабинетом. Большой письменный стол, какие-то бумаги на нем. Письменный прибор, занимал, наверное, треть этого стола. Чего там только не было. Настоящая коллекция письменных принадлежностей, начиная от заточенных перьев, и заканчивая вполне современным компьютером. Теда, прежде всего заинтересовал компьютер, он увидел в нем искомое средство связи, но хозяин, перехватив заинтересованный взгляд капитана, поспешил его разочаровать:

—         Он не подключен к сети – я ей не пользуюсь.

Тед разочарованно кивнул и принялся рассматривать обстановку. Вокруг стола располагались книжные шкафы, некоторые из полок этих шкафов были буквально забиты книгами, подшивками, какими-то толстенными и, по-видимому, старинными книгами. Другие же полки были практически пусты или несли на себе всего одну-две книги.

Вторая часть кабинета находилась под стеклянным куполом. Под ним и располагалась та самая карта, про которую говорил хозяин, хотя, на самом деле, это была выполненная в масштабе точная копия местности, окружавшей дом, но вместо самого дома, на карте почему-то был смоделирован замок. И если подумать, то замок, со всеми своими башенками, стенами и мостом через миниатюрный ров, был здесь более к месту, нежели чем дом, пусть даже и такой большой. Оценивая про себя открывшуюся картину, Тед подумал, что вполне возможно, когда-то давно, на месте дома, действительно стоял такой вот красивый замок.

В третьей части кабинета, самой дальней, если считать от стола, расположилась оранжерея с какими-то, если судить по внешнему виду и явно нездешнему аромату, экзотическими растениями. Такой миниатюрный, кабинетный вариант джунглей. Теду даже показалось, что там, в этих самых джунглях кто-то обитает…

—         Подойдите ближе, — пригласил сер Дункан, всех присутствующих к карте.

—         Отлично сделано, — восхитился Макс, указывая на макет.

—         Спасибо. Мне нравятся такие игрушки, — вроде как, признавая некую слабость, улыбнулся хозяин.

—         Мы сейчас здесь, — сер Дункан указал на замок, — вы пришли отсюда.

Сер Дункан взял длинную указку и показал, откуда и куда пришли гости.

—         Тогда машина вот здесь, — быстро сориентировался Макс и указал на край леса с северной от замка стороны.

—         Да, — кивнул хозяин и продолжил, — насколько я понял по вашему рассказу, вы прошли вдоль леса сюда…

Указка отправилась в путь по карте, а следом за ней, там, где указка касалась карты, вспыхивала красная точка, и вскоре весь маршрут был выделен красным пунктиром.

—         …то есть, ваш друг потерялся где-то в этой части леса…

Обозначенная часть леса оказалась подсвечена желтоватым светом.

—         …сюда и сюда пройти, возможности нет…

Указка метнулась в разные стороны, ограничивая возможную зону поисков.

—         …здесь овраг, с которого вы упали на машине. А здесь находятся болота. Когда это были теплые источники, но со временем, территория заболотилась и теперь, там совершенно гиблое место. Его обходят даже животные. Понимаете. Зимой болото не замерзает, а, кроме того, дает еще и сильнейший туман. Попасть в него возможно только один раз. Насколько я помню, из него никто и никогда не выбирался. На этот счет у местных жителей даже имеются легенды. Если пожелаете, я расскажу некоторые из них, после того, естественно, как вы вернетесь с поисков.

—         Было бы интересно, — поддакнул Тед.

—         Значит, вам следует искать вашего друга либо здесь, либо здесь – указка продолжала перемещаться по карте, и с каждой новой точкой, обязательно что-то включалось, превращая карту местности в веселую картинку-раскраску. Если вдруг, он все-таки решился сойти с тропинки, то сами понимаете. Здесь лесная чаща и дикие звери. По сведениям егерей, волки, медведи, лоси…

—         Лоси не страшны, — вставил свое слово Тед.

—         Лоси – да, но вот волки и медведи. Да, еще и кабаны. Сами понимаете, лоси могут и не потребоваться.

—         А какая площадь у всего этого, — Макс обвел рукой лесную территорию.

—         Много, — после некоторой паузы медленно произнес сер Дункан, оглядываясь на письменный стол, — я, конечно, могу поискать точные данные, мне они где-то попадались…

—         Нет-нет, это не обязательно. Это просто любопытство.

—         Тогда, собственно говоря, все. Теперь, по крайней мере, вы представляете, о чем идет речь.

—         Да, уж, — Тед еще какое-то время разглядывал карту, — ну что ж, спасибо, сер Дункан. Пожалуй, нам пора идти.

—         Я дал распоряжение слугам, сейчас они принесут верхнюю одежду. Я не спрашивал у вас, но думаю, что вы согласитесь со мной, что ваша верхняя одежда не подходит для поисковой экспедиции. Поэтому выбрал кое-что на свой вкус.

—         Спасибо, сер Дункан, — гостям ничего не оставалось делать, как поблагодарить, ставшего неожиданно заботливым, хозяина.

Полина тем временем провела девушек на третий этаж и вывела их в коридор, по обе стороны которого шли двери, между которыми помещались все те же старинные вазы на подставках, рыцарские доспехи, а иногда небольшие деревья в искусно расписанных бочках.

—         Здесь располагаются женские гостевые комнаты.

—         Женские, — переспросила Анна, — значит, есть еще и мужские гостевые комнаты.

—         Конечно. Но они расположены в другом крыле. Мы придерживаемся старинных традиций, не позволяющих селить в одном месте особ разного пола, если конечно, они не семья. Но для последних, имеются специальные места на втором этаже.

—         Дом так велик? — удивленно поинтересовалась Анжелина.

—         Да, очень. Я, честно говоря, воспринимаю его, даже не как большой дом, а как замок.

—         Не хватает только стен и рва, — усмехнулась Анжелина.

—         Да, — согласилась хозяйка, — но это, знаете ли…

Однако, договаривать она не стала. Просто предложила девушкам пройти дальше по коридору. Где-то посреди коридора, как раз между двумя фигурами рыцарей она остановилась.

—         Отсюда и дальше, вы можете занять любую комнату.

—         Их можно осмотреть, — поинтересовалась София.

—         Конечно-конечно.

София толкнула ближайшую к ней дверь и вошла в помещение. Уютная, но не маленькая комната. Камин ярко пылает, прямо напротив него расположился диван. Его от камина отделял только маленький, изящной резьбы столик…

—         Там за дверью, — произнесла хозяйка, входя следом за Софией в помещение, и указывая на дверь, разглядеть которую составляет труда – так она вписана в оформление комнаты, — располагается ванная комната, из которой выход в спальную комнату.

—         И все помещения такие? — спросила София.

—         Да, они лишь немного различаются планировкой и сильно различаются внутренним убранством. Различные гобелены, разный цвет у мебельной обивки. Ну и тому подобные мелочи, — потом Полина повернулась к Анжелине, — вот вы, например какой цвет обивки предпочитаете?

—         Темно-зеленый, — коротко ответила Анжелина.

—         Тогда, пойдемте со мной, — предложила хозяйка, — по той стороне, совсем рядом с этой, есть замечательная комната, как раз выдержанная в зеленом.

Полина прошла дальше по коридору, взглянула на дверь и открыла ее, оглянулась, поманила к себе Анжелину.

—         Посмотрите, я думаю, Вам понравиться.

Анжелина вынуждена была подойти и заглянуть в дверь. Полина не обманывала, комната действительно была выдержана в зеленом, что делало внутренне убранство похожим на заросли какого-то древнего, непроходимого леса.

—         Как Вам? — поинтересовалась Полина, — если Вы считаете, что это слишком мрачный цвет, соседняя справа комната более светлая.

—         Мне нравиться, — Анжелина не могла дождаться, когда Полина отправиться по своим делам, и оставит девушек наедине, хоть на какое-то время.

Но Полина была настоящая хозяйка и она не покинула гостей, пока те не были устроены по их вкусу, и со всеми необходимыми удобствами. Лишь после этого, она пожелала всем приятного отдыха, вышла в коридор и скрылась за поворотом.

Девушки только направились друг к другу, как из-за угла появился Сэмми. Он принес вещи. Безошибочно сориентировавшись, он отправил каждый чемодан по принадлежности, так же пожелал всем приятного отдыха, и, наконец, тоже ушел. Девушки постояли еще какое-то время в коридоре, и когда убедились, что больше никто не потревожит их своим навязчивым сервисом, зашли в комнату Анны, которая располагалась между комнат Анжелины и Софии. Дверь была плотно прикрыта, девушки расселись на диване, и только тогда Анжелина заговорила…

Нашелся у хозяина и снегоход. Он сам предложил использовать его для поисков, даже посочувствовал, что снегоход всего один. Сам-то он предпочитает передвигаться пешком, а снегоходом пользуется Берг, которому периодически приходиться выезжать из дома. Но парни были рады и этому. Потому, что, если судить по карте хозяина, то им предстояло намотать по снегу километров тридцать. Да еще эвакуация машины, которой тоже следовало заняться, как можно быстрее.

Имевшийся в распоряжении сера Дункана снегоход, оказался на деле, настоящим монстром, да еще на резиново-гусеничном ходу, солон которого был ничуть не менее комфортабелен, чем салон автомобиля представительского класса.

—         Хороший аппарат, — уважительно произнес Макс, подходя к машине, — я таких живьем не видел. Только в кино.

—         Берг, — сер Дункан окликнул слугу, — надеюсь, машина заправлена?

—         Да, сер, — отозвался из какого-то внутреннего помещения, невидимый гостям слуга.

—         Вот и отлично… Поймите меня правильно, — хозяин счел необходимым обратиться к молодым людям, — я бы и Берга отдал бы в ваше распоряжение, но очень скоро начнут прибывать гости…

—         Мы понимаем, — кивнул Тед, — Вы и так помогли нам…

Как и Анжелина, Тед также торопился освободиться от хозяйского гостеприимства. Поэтому, когда снежный монстр, урча мотором, выполз из гаража и отправился, вперед притаптывая снег, Тед с невольным облегчением вздохнул. Макс расположился на месте водителя, и, испытывал, похоже, самое настоящее, немного детское, удовольствие, Толстый же наоборот, притих, но напряжение не покидало его ни на минуту. Дом скрылся за полосой леса. Макс ехал, выбирая наиболее широкие просветы между деревьев, чтобы не застрять на снегоходе, а заодно и попробовать, как реагирует аппарат на управление.

Тед закурил, посмотрел за окно, а потом перевел взгляд на Толстого.

—         Ты чего? — поинтересовался он, видя нервозное состояние спутника.

—         Что-то мне не по себе, — как бы нехотя отозвался Толстый.

—         Заболел?

—         Нет, не в этом дело.

—         А в чем тогда?

—         А, ерунда всякая в голову лезет, — попробовал отмахнуться Толстый.

—         А поделиться не желаешь? — Тед хорошо знал людей, с которыми общался, и понимал, что этого товарища для любого, даже самого необходимого и самого срочного, разговора надо обязательно раскачивать.

—         А о чем говорить-то?

—         Ну, например, о чем вы там с Максом на лестнице перед кабинетом шептались? — решил немного надавить капитан.

Вместо Толстого отозвался Макс.

—         Тед, ты знаешь, что мне сказал Толстый?

—         Откуда?

—         Я, правда, не совсем понял, но Толстый упоминал не то алгебру, не то геометрию…

—         Геометрию, — раздраженно внес ясность Толстый.

—         Но я в этом не очень силен. Ты лучше Теду объясни, он лучше соображает.

—         А ему тетка эта глаза застит, — огрызнулся Толстый.

—         А тебе нет? — съехидничал Макс, — по-моему, от нее все, того… Даже Южанка и та к хозяйке дышит неровно.

—         Южанка ко всем дышит неровно, на то она и Южанка, — подвел черту Макс.

—         Не о том вы ребята, не о том, — Толстый почувствовал, что спутники готовы отклониться от темы.

—         А о чем надо?

—         Тед, ты когда шел по коридору, ну к кабинету. Тебе ничего странным не показалось?

—         Ну, — Тед попытался припомнить ощущение от прохождения через коридор, но не смог и вынужден был пожать плечами, — нет.

—         Понимаете, у меня есть привычка, считать шаги и повороты…

—         Знаем, Толстый, не тяни…

—         Так вот, мы прошли через четыре больших коридора, с учетом того, что все повороты прямые, выходит, что должны были вернуться в столовую.

—         Подожди-ка, остановил Толстого капитан, — он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Когда знаешь, что именно следует искать, тогда находишь очень быстро. Тед потребовалось что-то около минуты.

—         Ты прав, молодец, Толстый. Хотя, я бы, например, предположил, что в доме пол не совсем ровный, а слегка наклонен, тогда получается, что мы оказались над столовой. Тебе такая мысль в голову не приходила, а Толстяк?

—         Приходила, — буркнул тот, — но она не проходит, потому, что горизонт полов расположен, как следует. Это я тебе говорю.

—         Понятно, — не стал спорить Тед, — есть еще какие-нибудь наблюдения?

—         Сколько шагов в самом длинном коридоре?

—         Не знаю, — пожал плечами Тед, — я ведь их не считаю, кстати, а сколько?

—         Сто тридцать четыре шага. В метрах, это сто, если кто-то не понимает, о чем идет речь.

—         Не может быть, ты что-то напутал, в уличной стене нет ста метров, — воскликнул Макс, который хоть и смотрел на дорогу, но разговор, происходивший на заднем сиденье, без внимания не оставлял.

Толстый пропустил восклицание Макса мимо ушей, зато задал следующий вопрос:

—         А кто слышал, что сказала хозяйка нашим девчонкам?

—         Я – нет, — Макс вопросительно и немного нервно оглянулся на Теда.

—         Я не слышал.

—         А она им сказала, что гостевые комнаты располагаются на третьем этаже.

—         А-а, да-да, я слышал, — неожиданно вспомнил Макс.

—         Да и кабинет старика располагается, на третьем этаже, — продолжил излагать свои наблюдения Толстый, а в этом доме, если конечно, смотреть с улицы, всего-то два этажа, а?

—         Но как такое может быть?!

—         Не знаю, — напряжение с Толстого спало, и он отвернулся и стал смотреть в окно, считая свою задачу выполненной.

—         Слышь, Тед, — забеспокоился Макс, — как такое может быть?

—         Не знаю, — Тед задумался, — пока не знаю. Но если есть, значит, этому должно быть какое-то разумное объяснение. Ты только от дороги не отвлекайся.

—         Ты уж постарайся, объясни, — Макс в очередной раз оглянулся на Теда. Однако тот тоже погрузился в собственные мысли и на внешние раздражители не реагировал.

—         …слишком высокомерно они себя держат, — так получилось, что Анна оказалась между подруг, поэтому чтобы видеть реакцию на сказанное, ей приходилось то и дело вертеть головой, — а эта самая Полина, вы заметили, все наши парни на нее только и пялятся.

—         Не спорю, — поддержала подругу Анжелина, — а как они ловко нас развели с ребятами. Мы даже парой слов не успели перекинуться.

—         Я думаю, что все это так и было задумано.

—         Кстати, — у Софии всегда была привычка вмешиваться в разговор с новой темой, — как вы думаете, кем Полина приходиться хозяину?

—         Черт ее знает, — пожала плечами Анна, — какая нам разница.

—         А я думаю, — Анжелина понизила голос, — она ему дочь, а может и внучка.

—         Но не любовница, — попробовала уточнить София.

—         А что, одно другому мешает?

—         Фу, — поморщилась София.

—         А почему и нет, — поддержала Анжелину, Анна, — в таких местах и не такое можно встретить.

—         Это еще когда-то давно, когда не было известно о генетике, можно было такое допустить, но сейчас?! Фу, — повторила София и снова поморщилась.

—         Подожди, Южанка, — Анна почувствовала, что разговор уходит в сторону. Прежде всего, надо решить, что надо делать.

—         А что делать-то? Пока парней нет, мы ничего предпринимать не можем.

—         Почему же, мы пока можем собирать информацию. Я думаю, что за ними можно, да и нужно проследить. А потом, когда парни вернуться, поговорить с ними и выработать план.

—         Да, не раньше, — согласилась Анна.

—         Тогда наши действия таковы – до прихода парней собираем информацию. Если на кого-нибудь из нас западет хозяин или хозяйка – напрямую отказывать не будем, но и давать согласия тоже. Пусть помучается, а заодно, может быть, дадут нам дополнительную информацию.

—         Согласна, — кивнула Анна.

—         А мне кажется, что она не такая, — отвечая скорее каким-то своим собственным мыслям, нежели чем подругам произнесла София.

—         Зато ты такая, — фыркнула Анжелина, — Южанка, ты не о том думаешь. Надо собирать информацию.

—         Я буду, — произнесла София и поднялась с кресла, — а теперь я пойду, и приму ванну, а то, как бы мне не свалиться с простудой.

—         Я тоже, наверное, — поддержала это разумное предложение Анна.

—         Ладно, — Анжелина также поднялась, — расходимся, но не забывайте, главное – сбор информации.

Анжелина и София вышли из комнаты подруги, пожелав друг другу удачи, направились каждая в свою комнату. Перед тем, как скрыться за дверью, София оглянулась. Но Анжелина выбрала себе комнату за поворотом коридора, поэтому в пределах видимости ее уже не было, София коротко махнула на что-то рукой и открыла дверь предоставленной ей комнаты.

Сумку с вещами она перенесла в спальное помещение, и посвятила некоторое время перекладыванию вещей из сумки в шкаф. Заодно она отложила толстый, махровый халат, в который привыкла кутаться после приема ванной, или просто, когда ей было холодно.

В ванной комнате она, первым делом, наполнила ванную, плеснула туда ароматического геля, взбила пену, а потом скинула одежду и погрузилась в воду.

—         Как же хорошо, — пробормотала она тихо, погружаясь в воду с головой…

Анна проделала тоже самое, отстав от Софии, всего на несколько минут. А вот Анжелина отличилась, попала, в совершенно дурацкую, и нет другого слова, ситуацию…

Распрощавшись с Софией, она дошла до поворота, отлично помня, что ее комната, с отделкой темно-зеленого цвета, первая от угла. Совершенно спокойно она толкнула дверь и остановилась как вкопанная – это была не ее комната. Во-первых, потому, что стены в ней были нежного розового цвета, а во-вторых, прямо в центре комнаты должны были быть сложены ее вещи. Должны были, но рассчитались, как говориться, то есть их не было. Анжелина отступила в коридор, и осмотрелась. Рыцарские доспехи справа, некое растение в бочке напротив.

—         Все правильно, — пробормотала она, и заглянула в комнату вторично.

Комната, по-прежнему была розовой и без ее вещей. Анжелина вернулась в коридор.

—         Ерунда какая-то. Может, я проходила, все-таки два поворота.

Анжелина прошла по коридору, повернула и заглянула в первую, по левой стороне комнату – та тоже была не ее.

—         Ничего удивительного, — фыркнула Анжелина, — я не самая умная, с этим я еще согласна, но вот, что полная дура – нет уж, увольте.

Анжелина решила пойти самым простым путем – открывать все двери подряд, по ее мысли, и это было вполне разумно, в конце концов, она обязательно должна была обнаружить свою комнату…

Темно-красный, такой темный, что мог быть вполне и фиолетовым, автофургон, буквально бросался в глаза на белом поле. Макс подрулил к нему на снегоходе, и все трое выпрыгнули из транспорта. Все было точно так же, как они оставили в момент эвакуации.

—         Черт возьми, — выругался Тед, — я надеялся, что застану Вулфа здесь.

—         Я тоже, — признался Толстый.

Макс обошел машину кругом, пощупал капот машины, потом приоткрыл дверцу и заглянул внутрь.

—         Он здесь даже и не появлялся, — пробормотал Макс.

—         Почему ты так решил? — поинтересовался Тед.

—         Двигатель холодный, ключ от зажигания лежит на сиденье. Я оставил его, на тот случай, если он придет, залезет в машину и заведет ее. Чтобы согреться…

—         Ну, что будем делать? — Тед поочередно посмотрел на Макса и Толстого.

—         А разве есть какие-то варианты? Поехали, будем искать.

—         Машину потом заберем? — поинтересовался Макс.

—         Да, на обратном пути. Я думаю, что она никуда отсюда не денется, — ответил Тед..

Парни залезли в снегоход, и Макс повел его вдоль тропинки, которую ночью проложили во время своего похода Толстый и Тед. Они смотрели в сторону леса, пытаясь рассмотреть что-нибудь в его глубине.

—         А не мог он найти какую-нибудь другую дорогу к людям, — вслух произнес Макс.

—         Нет, — отозвался Тед, — ты видел карту у хозяина. Этот лес словно в котловане. С одной стороны гора, с которой мы вчера сверзились, а с другой стороны эти теплые болота. Будь они, неладны.

—         А ты думаешь, что карте хозяина можно доверять? — осторожно спросил Макс.

Сначала Тед, а потом, и Толстый обернулись и посмотрели на Макса.

—         Ты это о чем?

—         Ну, если его дом нарушает какие-то там правила, то почему бы и лесу вокруг него тоже, того, не быть с нарушениями…

—         А что – это мысль, — пробормотал Толстый, но Тед не поддержал Макса.

—         Ерунда. Тогда следующая мысль будет, что он Господь Бог…

—         Или, наоборот, — не пожелал уняться, Толстый.

—         Ты настаиваешь на этом?

—         Нет, но, я бы не стал сбрасывать это со счетов.

—         Парни, — было видно, что Тед готов рассмеяться, — вы только послушайте, что вы мелете. Это ваши фантазии, которые вы почему-то не хотите приструнить. Дом – замок Дракулы, гости – вампиры. Может нам осин нарубить, пока мы Вулфа разыскиваем. Кстати, если, по-вашему, то мы ищем его напрасно…

—         Так хозяин предупреждал, что искать не надо, — не пожелал принять веселый тон Толстый.

—         Ты серьезно, — Тед начал раздражаться.

—         Вполне. Только не понятно, почему он нас выпустил.

—         А это просто, — вступил в разговор Макс, — там наши девушки. Он уверен, что мы вернемся, да даже если и нет, то у него все равно будет трое свеженьких.

—         Ты про «если не вернемся» пошутил, я так понимаю, — Тед чувствовал, что проиграл в этом споре, поэтому был зол.

—         Конечно, — спокойно, не желая реагировать на настроение Теда, ответил Макс.

Тед хотел еще что-то сказать, но его прервало восклицание Толстого.

—         Стой Макс! Там что-то в лесу!

По расчетам Анжелины, она уже сделала полный круг, но искомая комната так и не нашлась. А, кроме того, не попались ей и комнаты подруг. Сначала это ее удивило, но потом…

Последние годы ее жизни, имеется в виду те, которые она провела в команде Теодора Шребера, приучили ее к тому, что она постоянно оказывалась в центре различных событий. Иногда смешных, иногда скандальных, и естественно, что ей самой частенько приходилось изображать из себя самых различных людей, в зависимости от той ситуации и того сценария, который они разыгрывали. Да, много было чего, но никогда еще, она наедине с самой собой, не чувствовала себя ненормальной…

—         Это просто какой-то дурдом, — произнесла она зло и тихо – присутствовавшее в коридоре эхо, тоже не способствовало улучшению ее состояния.

Анна вылезла из ванной, завернулась в халат и бродила по комнате, пытаясь ответить сразу на два вопроса. Во-первых, какую полезную информацию о хозяевах давала эта маленькая часть их владений, а во-вторых, что из предметов могло уместиться в ее сумку, не бросившись в глаза своим отсутствием.

Информации было мало, за исключением того, что на большинстве предметов, которыми была обставлена ее комната, стояли дата изготовления и имена мастеров, но если имена вообще ничего не давали, то над датой можно было и призадуматься. Предметов, изготовленных позднее 1755 года, она не обнаружила. Все, на чем она сидела, лежала, обо что она набивала себе синяки, во время движения – такова была ее плата за проживание в любом новом доме – было самым настоящим антиквариатом, и, следовательно, имело серьезную, а скорее всего и каталожную цену.

—         Однозначно, что этот сер Дункан О’Тул, не бедствует, — пробормотала она вслух, подтверждая мысль, которая впервые пришла к ней во время завтрака.

В это же время она приглядывалась к серебряному канделябру. Она даже подняла его и взвесила в руке, а потом, с некоторым сожалением поставила на место – канделябр был и слишком тяжелым, и слишком громоздким. А вот костяной гребень для расчесывания волос был просто прелесть. Он был внесен в список предметов, которым следовало перекочевать в ее сумку, перед тем, как компания решит, что пора отсюда драпать. Анна двинулась дальше, прибавив по ходу движения в известный список еще и пепельницу, по виду, серебряную, сделанную в форме отдыхающей кобры…

За окном что-то грохнуло и весьма ощутимо, Анне даже показалось, что подпрыгнула мебель. Анна скоренько подбежала к окну и выглянула.

—         Мать твою, — вырвалось у нее, — какого хрена…

Грохот за окном повторился. Анна прилипла к окну, пожалев про себя, что в этой комнате нет балкона, выйдя на который можно было бы разобрать, о чем кричат люди в этой смешной военной форме, размахивающие какими-то слишком длинными и неудобными пиками и сабельками, совсем маленькими, почти игрушечными. Периодически около смешных солдат что-то взрывалось, некоторые из них падали, но как-то не очень естественно, что наводило на мысль о съемках кино, в котором и режиссер не очень, и тот, кто отвечает за подбор актеров слабоват, а оператор и вовсе какой-то неудачник и обязательно пьющий…

Вообще-то Анна любила исторические фильмы. Нравились ей гусары и рыцари. Нравились батальные сцены, особенно, массовые, когда камера поднимается на вертолете над войсками, и тогда можно было видеть, как огромное поле, почти до самого горизонта, заполнено солдатами. солдат там, аж до самого горизонта. К месту тогда был и некоторый натурализм, главное, чтобы его было в меру, потому, что если его слишком много, фильм перестает быть правдивым. Получалось тогда, что режиссер заигрался и начал снимать кино ради кино, а это всегда скучно.

…голова молодого солдата, одного из нападавших, то есть прорвавшихся сквозь разбитую ядрами и взрывами стену, отстоявшую от стены дома на три десятков шагов, насколько можно было рассмотреть с такого расстояния, да еще в пороховом дыму, неожиданно отделилась от тела и упала в снег. Обезглавленное тело попыталось двигаться, но смогло сделать лишь один шаг, а потом, что-то красное, фонтаном брызнуло из  обезображенной шеи. Тело смялось и рухнуло в снег, совершило несколько конвульсивных и неприличных движений. Анна все стояла и смотрела, ждала, когда эта сцена закончиться, и режиссер произнесет: «Снято», чтобы к упавшему подбежал кто-нибудь из техников, обслуживающих специальные эффекты. Но сцена все длилась и длилась, пока до Анны, вдруг не дошло, а получилось это как-то рывком, практически без подготовки, что она наблюдает из окна самое настоящее действо. И этот паренек, вовсе не кукла для специальных эффектов и не каскадер в костюме, а самый настоящий, живой, хотя, уже нет, солдат…

—         Мама, мамочка… — забормотала Анна, постаралась отойти от окна, закрыть ладонями глаза, но мозг никак не мог избавиться от этой картинки. Снова и снова молодой мальчик делал шаг и лишался головы. Сознание Анны не выдержало перегрузки и отключилось, а тело медленно опустилось на пол.

София не спешила вылезать из ванной. После часов проведенных на холодном ветру и морозе, чтобы согреться и почувствовать себя в порядке, ей требовалось намного больше времени, чем, например той же самой Анне. Кроме того, она периодически дотягивалась до крана и добавляла горячей воды. Прошел, наверное, час. Наконец, София решила, что плескалась достаточно. Ее халат, предусмотрительно вывешенный перед живым огнем камина, был теплым и уютным. Девушка завернулась в него и только после этого приступила к осмотру доставшегося ей помещения.

Кстати говоря, у нее тоже имелся свой список, но в отличие от подруги, она предпочитала брать сувениры, а не ценные предметы. Ей особенно нравились красивые, пусть даже и дешевые фигурки зверей. Из экспедиций, так называл Тед такие выезды, София вывезла уже небольшую коллекцию. Но в этой комнате фигурок не было, это несколько расстроило ее, но ей пришла замечательная, как ей показалась мысль, пройтись по соседним комнатам. В конце концов, ведь всегда можно сказать, что ты перепутала комнату, глупо и мило поулыбаться, а потом просто вернуться восвояси. Тем более, как вспомнилось Софии, соседние комнаты должны пустовать. Не размышляя далее, она накрутила на голову полотенце и вышла в коридор. Коротко оглянулась, сделала несколько шагов и заглянула в ближайшую комнату. Поверхностный осмотр принес очередное, хотя и не горькое, а обыкновенное, легко забываемое разочарование.

Задерживаться дольше София не собиралась. Она была практически около двери и готовилась выйти, когда услышала за дверью разговор. Девушка немного растерялась, позабыв про ту простенькую легенду, которую перед этим придумала. Эта мгновенная растерянность не дала ей вовремя сообразить, что говорят на ее родном языке, а когда сообразила, то естественно, горячо пожелала пообщаться с соотечественником, решив, что они, скорее всего те самые гости, о которых говорила хозяйка.

София поторопилась выйти в коридор, но увидела лишь тень, человека, повернувшего за угол. Не обращая внимания на то, что она была одета лишь в халат, точнее, об этом она даже как-то и не подумала, девушка прибавила шагу, и уже готова была выйти, как вдруг, находившийся там, за поворотом выкрикнул:

—         Грязная тварь! Убирайся к черту и не смей даже появляться на моем пути! — и звучали в этом выкрике такие интонации, что услышь их София в свой адрес, она бы непременно убежала бы и спряталась.

Тут же, она просто остановилась. Как ни жаждала она общения с земляками, встревать в их проблемы, да еще в таком градусе общения, желания у нее не было. Она затихла, прислушиваясь. Софии захотелось услышать того, к кому обращен был этот страшный выкрик, про себя она уже была уверена, что это женщина, но все-таки, ей почему-то хотелось услышать ее голос.

—         Луи, Луи!

София вздрогнула, этот голос, преисполненный слезами и мольбой, мог принадлежать только ребенку. Ну, может быть, и это с большой натяжкой девушке, но такой, которая, еще совсем недавно кровила первый раз в жизни.

—         Не смей упоминать даже моего имени!

—         Но Луи…, — договорить она не успела, послышался хлесткий и звонкий щелчок, потом другой звук – глухой, словно кто-то упал.

София поняла, что девушка получила пощечину, причем такую, которая свалила ее с ног.

—         Луи, ударь меня еще раз, убей, если хочешь, но не уходи! Я умоляю тебя, умоляю…, — и голос девушки захлебнулся в рыданиях.

—         Я и на мгновение не останусь в этом притоне, — ответствовал издалека голос мужчины.

По-видимому, ударив собеседницу, мужчина просто развернулся и уходил.

—         Луи, забери меня. Возьми с собой.

—         Мне не нужна дешевая шлюха.

—         Но может быть, служанка? Кто же ведь стирает тебе белье. Моет полы.

—         Мои служанки намного порядочнее тебя.

—         Я не виновата!

—         А мне плевать…

София, которая и так, слушала эту душераздирающую сцену с невольно сжатыми кулаками, рискнула выглянуть. Где-то посередине коридора, на полу, там, куда ее отбросил удар, размазывая слезы и кровь из разбитого носа, лежала девочка, лет тринадцати, а может быть и еще моложе. А в самом конце коридора, готовился уже скрыться за поворотом молодой мужчина.

София даже не обратила внимания на их одежду. Точнее, обратила, но подумала, что это всего лишь участники предстоящего бала, который, скорее всего еще и маскарад. Девушка тем временем, чуть пошатываясь, поднялась. Ноги не очень-то хорошо держали ее, поэтому периодически ей требовалась опора – или стена, или рыцарские доспехи, стоявшие тут же.

София шагнула навстречу девушке, вряд ли она понимала что делает, в эту минуту ею двигало сердце, в котором одновременно кипели жалость и ярость…Вряд ли она четко представляла, что ей надо делать или, например, что будет теперь делать этот несчастный ребенок…

Девочка вдруг выпрямилась, она даже перестала опираться на стену, а потом и вовсе рассмеялась. Громко и звонко. Мужчина, там, в самом конце коридора словно споткнулся, а девушка крикнула ему в спину:

—         Лжец! Но я буду отомщена, уже завтра твоя болезненная и нежная Бианка получит письмо, где будет подробно описано то, как ты провел две последних ночи. Как и с кем.

Мужчина вздрогнул, как от удара.

—         Что ты сказала? — прошипел он, поворачиваясь на каблуках, и решительно меняя направление движения.

Но девушку было уже не унять.

—        Плохо со слухом?! Только я повторять все равно не буду, я лучше добавлю еще – твой будущий тесть узнает о том, что ты предпочел малолетнюю, незаконнорожденную проститутку его дочери.

—         Тварь! — выкрикнул мужчина, и с каким-то звериным рыком бросился к девушке.

—         Я, — девочка вдруг выпрямилась и гордо подняла голову, — нет! Я всего лишь уличная девка, а ты – предатель. Разве не ты рассказал мне между моими продажными и грязными ласками, которыми я тебя осыпала, зачем ты появился здесь.

—         Я убью тебя, — вскричал молодой человек, приближаясь почти прыжками, к этому, не осознававшему что он делает, ребенку…

А вот София вдруг поняла, что этот Луи может и собирается сделать. Даже не осознавая, что и сама она подвергается опасности, София направилась к нему наперерез.

—         Но послушайте, — обратилась она к участникам этого странного разговора, но ее не слышали, ни одна, ни другая сторона.

Луи был уже рядом с девочкой, в его руке София увидела кинжал, и поняла, что произойдет сейчас, но…

Между ними был шаг, но вдруг девочка отступила, что-то звонко лязгнуло, и София краем глаза увидела, в руке девочки меч, который мгновением раньше, был приставлен к доспехам. София даже не успела удивиться, лишь увидела, что тяжелое рыцарское оружие начало замысловатое движение. И прежде чем Луи успел нанести свой удар, меч закончил свое движение и остановился вместе с сердцем, которое он пробил…

Покачнулся Луи.

Покачнулась девочка, потому, ей было просто не под силу удерживать на мече тело взрослого мужчины.

Покачнулась София, испытывая дурноту и какое-то неодолимое желание лечь на пол, но вдруг девочка оглянулась. Холодок пробежался по позвоночнику Софии, и дурноту как рукой отвело.

—         Кто ты? — все тем же звонким, с вызовом, голосом произнесла девочка, выпуская из рук меч, и позволяя телу Луи упасть.

София не смогла сразу ответить, она, словно утонула в черных, совершенно недетских, пронзительных глазах девочки.

—         Кто ты? — повторила вопрос она.

—         Я – София, — вздохнув поглубже, произнесла невольная свидетельница.

—         София, — пожала плечами девочка, — ну, как хочешь.

—         За что ты его, — решилась спросить София, кивнув на тело мужчины.

—         Его, — девочка обернулась, — Луи. Я думала, что он меня любит, а он как все…

—         Как все, —  вопросительно, с трудом повторила София, горло ее словно пересохло, и слова давались с большим трудом.

—         Как все мужики. Сначала ласковые, нежности шепчут, обещают небо в подарок. В постели – животное, а после – и вовсе – дерьмо.

—         Я думаю, тебе рано…, — начала, было, София, но девочка фыркнула, не дав договорить.

—         Я – Лукреция Борджия, разве тебе не знакомо мое имя?

—         Я что-то слышала, — прошептала София, мучительно пытаясь припомнить, где именно она его слышала.

—         А-а, — протянула Лукреция, — ты чужестранка. Я так и поняла, у тебя хороший итальянский, но какой-то не местный.

—         Да, — кивнула София, — чужестранка.

—         Проститутка или чья-нибудь любовница? Или промышляешь чем-то иным? — спокойно поинтересовалась Лукреция, словно интересуясь, как дойти до магазина.

—         Я здесь с друзьями, — шокированная таким простодушием ответила София.

—         Шайка?! — с уважением произнесла Лукреция и тут же добавила, — не бойся, теперь, за это можно отделаться небольшим штрафом. Указ Папы.

—         Лукреция, а то, что говорил Луи. Ну, про тебя, это что, правда?

—         Конечно, иногда я шпионю в пользу своего папочки, а заодно и пополняю свою собственную казну.

—         Тебе обязательно этим заниматься?

—         Чем именно, проституцией или убийствами?

—         И тем, и другим.

—         Во-первых, это весело. Во-вторых, мой папаша скуп, как еврейский ростовщик. Хотя, ты права, с некоторых пор, я предпочитаю не доводить дело до постели, только уж если самой очень хочется. Понимаешь, о чем я говорю? — Лукреция улыбнулась, на мгновение  превратившись из ребенка в волчицу.

Вдруг, София вспомнила, где она слышала это имя, а главное, вспомнила в каком контексте.

—         Я разговариваю с приведением, — неожиданно четко и громко произнесла София, а потом добавила, — наверное, я сошла с ума.

—         А может, ты просто уснула, — улыбнувшись, предложила другую версию Лукреция.

—         Не уверена…

Позади Софии что-то зазвенело и грохнуло, словно упала одна из этих рыцарских фигур. София оглянулась, но позади все было по-прежнему. Еще один вопрос неожиданно возник у нее, она поспешила обернуться, но ни собеседницы, ни тела Луи уже не было, не осталось даже кровавого пятна на ковре.

—         Приведение, — с некоторым облегчением произнесла она, и даже обрадовалась этому. Но в ответ на ее слова коридор заполнился веселым, и одновременно с этим, каким-то безысходным и тяжелым, смехом Лукреции.

Погоня успеха не принесла. Честно говоря, парни даже не поняли, кого пытаются догнать.

—         Стоп, все, хватит, — проговорил, задыхаясь, Тед.

Макс и Толстый остановились рядом и теперь тоже пытались отдышаться.

—         Тед, скажи, кого мы хоть пытались догнать-то?

—         Не знаю, — признался Тед, — но в первый момент мне показалось, что там был Вулф.

—         Мне тоже, — Макс достал сигарету, но прикурить не спешил, ждал, когда дыхание восстановится полностью.

—         Если это был Вулф, то какого черта, он бросился от нас, а не к нам, — вполне резонно поинтересовался Толстый.

—         Откуда я знаю, — огрызнулся Тед, — пойдем назад, к машине.

—         Тед, а может попробовать пройтись по следам. Следы-то вот они, перед нами.

—         А смысл?

—         Не знаю, — пожал плечами Толстый, — вдруг набредем на что-нибудь интересное?

—         Я против, — высказал свое, достаточно категоричное мнение Макс.

Толстый и Тед вопросительно посмотрели на Макса, а Толстый даже решил задать этот вопрос вслух.

—         Почему это?

—         Не могу объяснить, но мне кажется, что нам не следует сходить с тропинки.

—         Это все из-за геометрии?

—         И из-за нее…

Ответить Макс не успел, совсем рядом с ними, а может быть, им так показалось, раздался вопль. Оглушительный, от которого у некоторых волосы поднимаются дыбом, а у иных и вовсе седеют. Вопль, который вырывается из горла только один раз в жизни – за мгновение до того, как жизнь обрывается.

—         Черт возьми, — прошипел Тед и присел на землю.

Остальные невольно последовали его примеру.

—         Что это было? — почему-то, понизив голос до шепота, поинтересовался Толстый.

—         Вопль, — коротко ответил Тед.

—         Это я понял. А кто кричал-то?

—         Откуда я знаю!

—         Все, хватит, возвращаемся к машине, — произнес Макс и почему-то на четвереньках пополз в направлении снегохода.

Остальные, уже без споров и пререканий решили, что действия Макса самые разумные и отправились вслед за ним. Последним, полз Толстый. Периодически, он оглядывался, опасаясь какой-нибудь неожиданности с тыла. Такой способ бегства был не самым быстрым, но они почему-то решили, что подниматься смысла не имеет. Показался вскоре и снегоход, но пока не был преодолен последний на их пути завал, они так и не решили подняться на ноги.

—         Все-таки, кто мог бы так вопить?

—         Животное какое-нибудь, — высказал предположение Макс, но в его голове явно сквозило сомнение.

—         Конечно, животное. Только орало так, словно это был мамонт.

—         Да уж…

—         Ну что, по машинам, — предложил Макс, ему не терпелось покинуть это место.

—         Давай покурим сначала, а потом поедем.

—         А что, в машине нельзя покурить?

—         Можно, конечно, — Тед посмотрел на Макса, а потом произнес задумчиво, — только так получается, что мы бежим от страха.

—         Нет, от радости, — фыркнул Толстый.

—         Ты не понял. Мы бежим не от кого-то или от чего-то, мы бежим не от чего-то страшного, а от самого понятия страх. Мы ведь не знаем, кто кричал. Не знаем почему…

—         А мне, так и не хочется знать, — ввернул свое мнение Толстый.

—         Это вопрос третий. Главное, что страх занимает огромное место внутри нас. Понимаете? Мне сейчас даже смешным кажется то, как мы удирали. Задницы кверху и на четвереньках. Смешно же.

—         А по мне, так вовсе и не смешно, — признался Макс, — ты знаешь, Тед, я не трус. Но когда неизвестно даже чего следует бояться, я теряюсь.

—         Я тебя понимаю, Макс. Правда, не знаю, чем тебе можно помочь…

—         Поехали, Тед.

—         Ладно, поехали, — согласился, наконец, Тед, — только у меня такое ощущение, что если мы бежим, то значит, кого-то предаем.

—         Да, хватит тебе накручивать-то, — Толстый слушал вполуха, о чем говорят между собой Тед и Макс, но не настолько, чтобы не понимать, что разговор между парнями идет серьезный, поэтому и попытался, по-своему, хоть немного, разрядить обстановку.

Анжелина окончательно запуталась. Трижды она проходила по коридору из конца в конец. Несколько раз она уже была готова вздохнуть с облегчением, но всякий раз ошибалась, комнаты, которые она принимала за свою, были необитаемы. Можно конечно сказать, что это ее пугало, но, главным образом, то чувство, которое ей владело, называлось раздражение. Периодически она ругалась вслух, периодически пыталась столкнуть на пол цветок или рыцарские доспехи, перенося на невинные предметы свое раздражение.

Наконец, она почувствовала, что прошла достаточно, для того, чтобы отдохнуть. Ей не пришло ничего другого в голову, как зайти в первую попавшуюся комнату и устроиться на диване. Про себя, она, конечно, решила, что просто посидит пять минут, даст отдохнуть ногам, и отправиться дальше, но стоило ей присесть, вытянуть к огню ноги, она почувствовала, что пятью минутами ей не отделаться. Немного успокоившись, Анжелина подумала, что нервничает совершенно напрасно, ее обязательно должны будут хватиться. Правда, кто именно, и когда, подумать она не успела – ее неожиданно сморило…

Анна пришла в себя, осмотрелась, и с некоторым недоумением попыталась вспомнить, что такого должно было случиться, что она оказалась на полу, около дивана. Как не терзала она свою память – та не хотели идти в этом направлении. Более или менее отчетливо, всплывало в памяти лишь какое-то сражение, при чем, она почему-то чувствовала себя его участницей.

Тряхнув головой, чтобы разогнать дремоту, она закурила сигарету и решила посетить кого-нибудь из подруг, рассказать, и если получиться посоветоваться относительно происходящего здесь. Анна запахнула халат, сунула в карман пачку сигарет и зажигалку и вышла в коридор. Первым, кого она увидела, это была Анжелина уходящая за поворот.

—         Подруга, — окликнула ее Анна.

Но, видимо, та ее не услышала и продолжила свой путь. Недолго думая, Анна подобрала халат и побежала за ней. Через мгновение она одолела поворот, но за ним уже никого не было.

—         Анжелина, — позвала она громко, надеясь, что подруга услышит ее в своей комнате и выглянет.

Но ответило ей только эхо. Странное такое эхо, словно она была не в коридоре, а в какой-нибудь пещере. Оно несколько раз отразилось от стен, потом вскрикнуло, неожиданно громко, повторилось еще раз, но уже совсем тихо и только после этого растворилось окончательно.

—         Странное, однако, это местечко, — произнесла Анна тихо, продолжая идти по коридору.

Неожиданно для самой себя она оказалась на перекрестке. Толи это два коридора пересеклись, толи четыре отсюда брали свое начало – непонятно. Анна внимательно посмотрела в каждый из них, потом оглянулась. Каждый коридор отличал цветом, количеством дверей и предметами, которые находились между дверными проемами. Цветы, латы, какие-то куски железа и дерева, но ее привлек коридор, который был украшен картинами. Она повернула направо и решила посмотреть эту бесплатную выставку…

София, тем временем решила, что увидела более, чем достаточно и что уже пора поделиться этими своими наблюдениями с подругами. Она повернула за угол и с некоторым удивлением обнаружила, что это вовсе не тот коридор.

—         Это все проделки хозяев, — шепотом сказала она себе.

Слова эти не сильно ее успокоили, тем более, что следует делать в такой ситуации, она не знала. У нее мелькнула мысль, что ей следует поискать свою комнату, заглядывая во все подряд, но после короткого размышления, она отвергла эту идею, найдя более оригинально решение. Она  зашла в комнату, возле которой топталась, поискала глазами по комнате и увидела толстый, витой шнур. София аккуратно дернула за него, где-то в недрах этажа послышался звон, а через минуту в комнату к ней постучали.

—         Да-да, войдите, — отозвалась София.

Вошла служанка-мулатка и с удивлением воззрилась на Софию.

—         Что хочет уважаемая гостья, — произнесла, наконец, служанка, поняв, что рассматривает гостью неприлично долго.

—         Тебя как зовут?

—         Мери, — ответила мулатка и поклонилась.

—         Так вот, Мери. Дом твоего хозяина так огромен, что я потеряла свою комнату. Будь так добра, помоги мне.

—         Да, но только…, — начала, было, Мери, но осеклась. Хозяин не поощрял разговоры с гостями, — да, конечно.

Так, ведомая исполнительной служанкой, София вернулась в свою комнату.

Анжелина была в панике – ее никто не искал, про нее словно забыли. В этом состоянии она покинула комнату, в которой так неожиданно уснула и теперь металась по коридорам, открывая все подряд двери, поворачивала в любой коридор, который казался ей знакомым.

А потом, дорогу ей перебежала кошка. Вовсе не черная, а рыжая. Откормленная, ухоженная, по-видимому, она направлялась по каким-то своим, кошачьим делам, но увидев Анжелину удивленно уставилась на девушку и даже мяукнула, словно интересуясь, а чего это здесь делает эта девушка.

—         Кис, кис-кис, — позвала кошку Анжелина, и попыталась приблизиться к ней.

Но кошка, наверное, не одобряла близкого общения с незнакомыми людьми, а может, просто Анжелина чем-то ей не понравилась, животное задрало хвост трубой, и быстро перебирая лапами, продолжила свой маршрут.

—         Вы что-то потеряли?

Анжелина оглянулась. Перед ней стоял молодой человек в каком-то странном, и даже, наверное, модном костюме. Высокий лоб, залысины, правильные черты лица. Но наружность немного отталкивающая, скорее всего из-за глубоко посаженных глаз, в глубине которых какие-то житейские, а может творческие шторма, оставили свой скорбный след.

—         Что? — переспросила Анжелина, избегая, смотреть незнакомцу в глаза.

—         Вы что-нибудь потеряли? — повторил свой вопрос незнакомец.

—         Нет, с чего вы взяли. Просто я шла за кошкой. Тут бродит, рыжая такая, симпатичная. Хотела с ней поиграть, только она почему-то в руки не дается.

—         Кошка, — вроде как неодобрительно хмыкнул мужчина, — вполне может быть. А мне показалось, что Вы потерялись, — продолжил молодой человек.

—         Нет, что Вы, — ответила Анжелина, на самом деле, она жутко боялась оказаться в смешном положении, — я просто шла, прогуливалась, а потом увидела кошку. Да и вообще, здесь очень интересно.

—         Настолько интересно, что Вы забрели в крыло, где располагаются мужские комнаты.

—         Неужели? — искренне удивилась девушка, для нее это было неожиданное сообщение.

—         Конечно, правда, а как бы тогда моя комната расположилась за Вашей спиной.

Анжелина невольно оглянулась.

—         И все-таки, — собеседник решил быть настойчивым, — Вам требуется помощь, или нет.

—         Требуется, — призналась Анжелина.

—         Вот это другой разговор. Хотите, чтобы я проводил Вас до комнаты?

—         А Вы знаете, где она располагается?

—         Знаю, — кивнул молодой человек, — а так же, я знаю, что Вас зовут Анжелина.

—         Но откуда?

—         Вы внесены в список гостей, который висит в нижней гостиной.

—         Что и фотография там моя висит, — усмехнулась Анжелина.

—         Фото… что, — не понял ее молодой человек.

Анжелина коротко взглянула на молодого человека и каким-то внутренним чутьем поняла, что молодому человеку действительно может быть не известно это слово.

—         Портрет, — поправилась она.

—         Нет, конечно, но слуга, который принимает гостей, достаточно точно описал Вашу внешность.

—         Вот как? — теперь пришла пора удивляться девушки, — а вот мне никто никого не описывал.

—         По-видимому, вы прибыли первыми, — предположил молодой человек.

—         А Вы?

—         Несколько минут назад. О, черт, — молодой человек сделал шаг назад, и отвесил поклон, — мое имя Шарль.

—         Очень приятно, — Анжелина так же отвесила поклон, но не получился таким естественным, как у молодого человека, но он не обратил на это внимания, или просто решил игнорировать ее неловкость.

—         И так, Анжелина, пойдемте.

—         Пожалуй, — и сама взяла его под руку.

Молодой человек прижал руку девушки ладонью, словно боялся ее потерять, и повел ее. Они пересекли перекресток коридоров, и двинулись дальше.

—         Шарль, Вы давно знаете, сера Дункана О’Тула? — старясь убрать из голоса лишнее любопытство.

—         Наверное, всю свою жизнь, — просто ответил собеседник.

—         Часто бываете здесь?

—         Достаточно часто, — этот ответ был несколько уклончивым, практически не дававший информации, но Анжелине пришлось смириться с этим. Настаивать она не рискнула.

Шарль вел Анжелину по портретной галерее. Останавливался, указывал на какое-нибудь полотно, давал пояснения. Оказалось, что ее новый знакомец обладает неимоверным количеством знаний в области искусства, правда излагает их в нарочито противоречивой, спорной манере, словно ожидая, что его собеседница попробует вступить с ним в спор, но Анжелине было не до этого, поэтому она предпочитала соглашаться. А потом она увидела на портрете знакомый профиль и буквально замерла.

—         Это Вы, — произнесла она, указывая на полотно, — или Ваш предок?

—         Вот еще — фыркнул Шарль, — это я собственной персоной. Правда, раньше его здесь не было, но сер Дункан О’Тул любит подобные сюрпризы. Но портрет, тем не менее, хорош, а?

—         Да, очень, — произнесла Анжелина. Кроме этого, сказать ей было нечего.

Она даже не пожелала посмотреть на дату, которая была указана на портрете, она почему-то была уверена, что ее спутнику больше чем ей, при чем, больше в несколько раз. А Шарль тем временем продолжал:

—         Я даже и не думал, что портрет будет дописан. Я ведь тогда бежал. Не вынес всего того, что началось в Париже вокруг меня и…, — но договаривать он почему-то не стал, — вот, кстати, и Ваши апартаменты.

—         Спасибо, Шарль.

—         Мне было приятно, оказать Вам услугу, мадмуазель Анжелина.

—         Извините, что не приглашаю Вас…

—         Увы, но знаете ли и мне необходимо готовиться к предстоящему балу, — Шарль решил не утомлять собеседницу поисками причины для отказа.

—         Да-да, Вы ведь все понимаете, — кивнула Анжелина.

—         Однако, я надеюсь, Вы не откажете мне в одном танце.

—         Конечно, не откажу, мне приятно Ваше общество, и я с удовольствием продолжу наше знакомство его.

—         Тогда, до вечера — Шарль помахал рукой Анжелине и направился в направлении крыла для мужчин.

Анжелина взялась за кучку двери, но заходить не торопилась – смотрела вслед Шарлю. А тот шел, не оглядываясь, напевал что-то, а возле своего портрета остановился и некоторое время рассматривал его…. Побоявшись, что мужчина оглянется, Анжелина не стала задерживаться дольше и поспешила войти в комнату.

—         Господи, куда же нас занесло, — пробормотала она, оглядывая комнату. Она действительно была именно та, куда она в свое время пожелала вселиться.

В ее голове роем носились вопросы, но такие, ответить на которые без посторонней помощи она не могла.

—         Ладно, — пробормотала она наконец, — поглядим.

Анжелина решительно отправилась в ванную комнату. Ей захотелось вымыться, а точнее, отмыться от чего-то. Она даже и не знала от чего именно, но терла себя мочалкой отчаянно, даже с каким-то остервенением…

—         Кто это? — Толстый внимательно смотрел на Теда.

—         Не знаю, — ответил Тед, внимательно рассматривая открывшуюся их глазам картину…

Первым их заметил Макс, остановил машину, и указал рукой спутникам направление. Сквозь кусты и редкие деревья была видна вереница людей. Разорванная вдрызг одежда, на некоторых, одежду заменяли какие-то грязные обмотки, в которых угадывались лоскутные одеяла, женские платки, еще каких-то обрывки. Колонна шла медленно, периодически кто-то спотыкался и падал, тогда колонна чуть меняла направление и медленно обтекала несчастного. В редких случаях находился кто-то, кто пытался оказать помощь. Но это было в очень редких случаях…

—         Кто они? — повторил свой вопрос Толстый.

—         Не знаю, но похоже, что на них униформа.

—         И что это должно означать?

—         Солдаты.

—         Военные действия в двухстах километрах от столицы! У тебя с головой все в порядке?!

—         Погоди, — отмахнулся Тед, — смотри внимательно. Форма у них какая-то старинная, видишь?

—         Черт возьми, — вдруг воскликнул Макс и хлопнул себя по лбу, — это же кино!

—         Что?

—         Кино. Здесь снимается кино. Наверное, что-нибудь историческое. Картинка тебе не кажется какой-то знакомой?

—         Есть что-то, — эта мысль и нравилась Теду, но согласиться с ней он не торопился.

—         Давайте, подойдем ближе, — предложил Толстый.

—         Давай… Только аккуратно.

—         А чего бояться-то? — удивился Толстый.

—         Ну, во-первых, если это кино, хороши же мы будем в кадре. Придется выслушивать мораль от какого-нибудь режиссера, а они, как мне известно, народ нервный.

—         А во-вторых?

—         А во-вторых, — Тед проговорил это медленно, — забыл, как мы недавно удирали неизвестно от кого?

—         Слушай, точно, это кино. Натурные съемки. И вопль этот был из кино. Точно!

—         Вот уж не уверен, — пробормотал Тед и пожал плечами.

Но в его товарищах уже проснулись любопытство и азарт. К тому же, это было такое удобное объяснение. Стоило только сказать это слово «кино» и все сразу становиться на свои места. И тряпка эта старинная, и крик этот сумасшедший. Даже недовольство хозяина дома, хотя и с некоторой натяжкой можно объяснить этим чудесным словом. Да что говорить, даже отсутствие Вулфа…

Склонившись почти к самой земле, чтобы случайно не оказаться в объективе кинокамеры, парни подобрались к завалу. Удобно такое местечко, и от людей в лесу скрыто, и в тоже время вся съемочная площадка как на ладони. Колонна проходила от них всего метрах в двадцати…

—         Что-то не вижу я камер, — пробормотал Тед, оглядываясь на Макса.

—         Ни камер, ни этих, ну, кто там еще должен быть на съемочной площадке?

—         А не могут они быть скрытые, — поинтересовался Толстый.

—         Вряд ли, кино скрытыми камерами не снимают, насколько я знаю…

—         Что же, выходит что это не кино. А что тогда?

—         Ты меня спрашиваешь? — язвительно поинтересовался Тед.

—         Нет, — буркнул Макс, — себя…

—         Смотрите, смотрите! — вмешался в разговор Толстый, вытягивая руку в направлении колонны.

Неожиданно, из леса, с гиканьем и свистом, на колонну напал конный отряд, человек в полста. Низкорослые, неказистые лошадки, которые даже с такого расстояния смотрелись как игрушечные, несли на своих спинах людей в полушубках, которые были надеты, наверное, поверх мундиров. Прогремели выстрелы, солдаты в колонне пытались оказать сопротивление, но весьма неуклюже и как-то обреченно. Насколько успел разглядеть Тед, ни один из нападавших не пострадал от этого нестройного сопротивления.

—         Что-то я не пойму, кто с кем воюет, — пробормотал Толстый, словно спрашивая мнение остальных.

—         Я не знаю, — ответил Макс, разглядывая происходящее.

А Тед вообще промолчал, некоторая идея в его голове все-таки сформировалась, правда озвучивать ее он не торопился…

—         Черт…

Положение колонны, и не надо быть великим стратегом, что это понять, было совершенно безнадежно. У нее даже и выбора большого не было. Либо сдаться, либо погибнуть. А нападавшие, не очень-то торопились брать противника в плен… Наконец выстрелы прекратились. Солдаты из колонны бросили оружие на снег. Некоторые настолько обессилили, что бросив оружие, буквально валились рядом. У конных в запасе оказались повозки. Правда, какие-то, странные. Одна маленькая, коренастая лошадь была запряжена в какую-то волокушу, очень напоминавшую индейскую. В них сваливали тех, которые были не в состояние двигаться. Тех же, в которых остались еще кое-какие силы просто строили и под весьма скромной охраной отправляли куда-то в сторону, в глубину леса…

Вдруг один из пленных оттолкнул своего конвоира, выхватил пистолет откуда-то из одежды и выстрелил практически в лицо солдата. А затем бросился бежать, при чем как раз, в направлении сидящих в засаде парней.

—         Вот этого нам только и не хватало, — воскликнул Макс и попытался встать, но Тед свалил его с ног и прижал к земле.

—         Лежи дурак.

Теперь в их направлении плотным роем полетели пули. Беглец пытался уклоняться, но глубокий снег и сильное истощение делали его попытку спастись, совершенно безнадежной.

Правда, он почти достиг парней. Поднялся, чтобы перемахнуть через завал, но стоило ему замереть на мгновение, две пули одновременно настигли беглеца. Он медленно перевалился через завал, успел прошептать несколько слов, после чего отдал Богу душу. А земли коснулось уже бездыханное тело, точнее, не совсем земли, тело придавило Толстого.

Это было ужасное мгновение. Тед и Макс замерли, Толстый заорал страшным голосом, и забился, пытаясь выбраться из-под тела, которое, не смотря на всю его внешнюю хрупкость, оказалось неподъемным и крепко придавило Толстого к земле…

Первым опомнился Тед, он как тигр, бросился на Толстого и заткнул ему рот, Макс, за ноги принялся оттаскивать тело, стараясь при этом не смотреть на то, за что взялись его руки. А потом, Макс бросился на помощь Теду, который пытался утихомирить буйствовавшего Толстого. Вдвоем это оказалось решаемой задачей…

Потом, некоторое время парни лежали на снегу, тяжело дышали, но опасались выглядывать из-за завала, опасаясь, что сами могут стать мишенями…

Первым решился выглянуть Тед. Он приподнялся и посмотрел в сторону того места, где только что был бой. Но там было пусто, как-то слишком быстро и незаметно живые покинули место. На снегу лишь остались несколько убитых людей и животных. От них поднимался едва заметный парок. Все остальное пространство было пусто.

—         Они ушли, — произнес он, — поднимаемся.

—         Точно, никого?

—         Посмотри сам.

Но ни Макс, ни Толстый не пожелали смотреть за завал, они смотрели на мертвого. Тот лежал на спине, его открытые глаза, заляпанные розоватым снегом, рассматривали что-то в небе. Для парней это было страшное, ранее невиданное зрелище. Оно словно отключило на какое-то мгновение всех, они просто сидели на снегу и смотрели на тело. Смотрели, как тает снег на еще теплом теле, как в глазной впадине образовывается маленькая розоватая лужица…

—         Уходим, — глухо произнес Тед и поднялся на ноги.

—         Что там, — дрожащим голом поинтересовался Толстый, стараясь оттереть снегом руки и одежду от крови.

—         Ничего…

Макс поднялся, не особо скрываясь, выглянул из-за завала. Посмотрел на Теда, потом на Толстого.

—         А с ним, что делать?

—         Пусть лежит, — ответил Тед, — это не наше дело, пусть с ним разбираются те, кому это положено.

—         Но ведь, труп. Здесь было совершено убийство, — парень был близок к истерики..

—         Здесь война. И вообще, пойдемте отсюда, — ответ, как ни странно подействовал на Макса, и тот, глубоко вдохнув, словно пришел в себя.

—         Ты что-то знаешь, — воскликнул Толстый, отмахиваясь от Макса, который пытался поставить его на ноги.

—         Ничего я не знаю, — попробовал отмахнуться Тед, — у меня есть только предположение. И вообще, обо всем этом лучше разговаривать в машине.

—         А ты не думаешь…

—         Нет, — коротко бросил Тед, и направился в сторону машины.

Максу, удалось, наконец, поднять Толстого, и они поковыляли, насколько можно быстро, вслед за Тедом.

Тед нервно бродил около машины, дожидаясь товарищей, но забираться в машину не спешил. Толстый пришел в себя. У него хватило сил подойти самостоятельно к снегоходу, он даже обогнал Макса, который плелся совсем позади.

—         Ты чего? – спросил он у нервно курящего возле снегохода, Теда.

—         Я думаю, нам пора возвращаться за фургоном.

—         А Вулф? — без сомнения, Макс тоже предпочел бы вернуться, но оставлять товарища в таком месте считал неправильным, да и невозможным.

—         Я думаю, старик был прав – мы его не найдем.

—         С чего ты так решил-то?

—         Трудно объяснить, — Тед действительно пытался, но в мыслях его был такой переполох и кавардак, что не поддавался определению словами.

—         Не думаю, что ты прав, — чтобы убедить Макса, мало было просто чувствовать самому, — мало ли что там говорил этот сумасшедший старик. Нас трое – нам вполне это по силам.

—         Нет, — не согласился Тед, — ни изменить здесь хоть что-нибудь, ни разобраться в том, что происходит, у нас не хватит ни сил, ни ума.

—         Не темни, говори, — потребовал Макс.

—         Знаешь, что мы видели у завала?

—         Война, только я не понял кого с кем.

—         Это момент отступления из России этого, как его, Наполеона. Точнее, его армии.

—         Подожди, это откуда-то из прошлого, — уставился на Теда, Макс.

—         Вот именно.

—         Этого не может быть, — даже притопнул от возмущения Макс, — машина времени невозможна!

—         А при чем здесь машина времени? — спокойно поинтересовался Тед.

—         Тогда я не понял.

—         Я тоже не понял, как это может быть. Но то, чему мы были свидетелями – без сомнения самый настоящий бой, из того времени. И все у них настоящее, и оружие, и чувства, и смерть.

—         В смысле?

—         Ты слышал, что прошептал тот погибший, который свалился на Толстого?

—         Нет, а что?

—         Последние слова его были: «Мой император». При чем на французском языке.

—         Не знал, что ты говоришь на французском, — усомнился Макс.

—         Я тоже этого не знал, но я уверен, что не ошибся.

—         Чертовщина какая-то, — пробормотал Толстый.

—         Может быть, и чертовщина.

—         Нет-нет, тогда придется поверить, — Макс как-то беспомощно оглянулся вокруг себя, — я даже не знаю… это какой-то бред. В магию, вампиров ну и тому подобное. Нет, этого не может быть!

—         А почему ты так уверен, что этого нет?

—         Но…, — даже опешил Макс.

—         То, что ты никогда не встречался с этим, не значит, что этого нет. Кстати говоря, именно это и объясняет и странную геометрию дома хозяина, ну и все остальное.

—         Это что, объяснение, хозяин дома – черт. Тед, это бред!

—         Нет Тед, это ерунда, — присоединился к Максу Толстый, — я не знаю, почему ты это говоришь, но уверен, что ты в это не веришь.

—         Верю, — твердо произнес Тед, — раньше, может быть, и не верил, а вот теперь – да.

—         Хорошо, — Макс поднял обе руки, — хорошо. Допустим, повторяю, только допустим. Даже если, все это – чертовщина, почему мы должны отказываться от своего товарища. Пойдем осторожнее, не будем соваться, куда не просят…

—         Ты так и не понял, Макс, — подошел почти вплотную к товарищу, — мы не случайно попали сюда. Это ловушка. Хорошо продуманная и еще лучше, организованная. Понимаешь – все. И съезд этот на машине так удачно закончился, потому, что так надо было хозяину. И уход Вулфа, так же организовал хозяин, а значит, у него какие-то свои планы и расчеты, относительно Вулфа. То есть, мы можем лазить по этому лесу до бесконечности, а вполне возможно, что Вулфа там давно уже нет. Понимаешь?

—         Думаешь, что он в плену у этого О’Тула.

—         Может быть. А может быть, его и в живых нет, а может быть, он где-нибудь в Сибири, в прошлом веке, сражается с какими-нибудь эскимосами.

—         Поехали, — Макс резко раскрыл дверцу.

—         Куда это ты собрался? — поинтересовался Тед, отступая от машины.

—         То есть как это куда? К старику конечно. Я вытрясу из него…

—         Подожди, Макс. Ты чего такой бестолковый-то. Я тебе говорю, нам не по силам тягаться с ним. Более того, я не удивлюсь, если он и этот наш разговор предусмотрел.

—         Предусмотрел, — Макс даже опешил от неожиданности, — что же тогда делать-то, Тед?

—         Не знаю, — Тед облокотился на крыло снегохода и повторил, — не знаю. Хотя, в одном ты прав, возвращаться надо…

Анна в очередной раз доказывала ту мысль, что даже произведения великих художников могут надоесть, особенно, если их очень много. В первый момент Анна так увлеклась разглядыванием картин, что не заметила, как преодолела несколько поворотов, все, более углубляясь в картинные дебри. Медленно тянулись сюжеты, портреты, натюрморты и прочее. За время перехода от одного полотна к следующему она успевала забыть, что видела на предыдущем. Правда, несколько полотен очень поразили ее, она и времени провела около них больше, и даже запомнила…

В иное время она была достаточно далека от искусства, особенно изобразительно. А если говорить честно, она и в музее-то не была ни разу. Ей хватало забот и помимо искусства. А теперь, когда выдалась свободная минута, она почувствовала, что в ее жизни этого действительно не хватало.

Рассматривая очередную серию портретов, она свернула в тупик. Ряд полотен кончился, и она оказалась один на один с дверью. Не разрисованной, как она уже успела привыкнуть, а вполне обыкновенной. Правда, очень обшарпанной, но в тоже время, почему-то знакомой. Например, она была уверена, что черные следы внизу этой самой двери – от обуви, потому что некоторые предпочитали просто колотить по двери ногой, нежели чем поднимать руку и тянуться… Из-за двери было слышно несколько неразборчивых, но громких голосов. Поколебавшись, она решила, что если зайдет внутрь, на минуточку, то ничего плохого с ней не случиться…

Это было помещение с низким, закопченным потолком. Тяжелый дух – смесь кухонного чада, табачного дыма, выпитого и пролитого спиртного, а еще пота присутствующих и еще чего-то, совершенно неопределимого – окутал Анну. Ее появление прошло незамеченным. Девушка осмотрелась – ей это заведение не понравилось, но и покидать его она не пожелала. У нее вдруг появилось непреодолимое желание выпить чего-нибудь. Бывает иногда такое – жизненно необходимо промочить горло. Свободных столиков было много, хотя проще было бы сказать, что занято всего три, но и час был неурочный. Завсегдатаи знают, что обычно здесь всегда многолюдно. Ее любимый столик, около входа, был свободен, и Анна устроилась за ним.

Полезла в карман, и как-то мимолетом заметила, что в ее внешнем виде произошли некоторые перемены. Она не могла точно определить, какие именно, но она чувствовала, что перемены эти, к лучшему. В кармане обнаружились несколько монеток, хотя с самых задворок памяти прошел сигнал, что до этого денег там не было, но девица проигнорировала этот сигнал и подозвала к себе пышногрудую девицу в заляпанном переднике.

—         Пить, — коротко заказала Анна.

Девица быстро метнулась к стойке, при этом Анна с некоторым удивлением заметила, что официантка носиться по полу, залитому спиртным, объедками пищи и еще чем-то совершенно неаппетитным, босой. Анна даже покосилась на свои ноги, к счастью, на них была обувь.

—         Деревенщина, — неожиданно, даже для самой себя, пробормотала она.

Девица, тем временем, вернулась, неся в одной руке емкость, весьма похожую на низкий и пузатый кувшин с ручкой. В другой руке одновременно поместились глиняный-же стакан и какая-то рыба, по-видимому, на закуску. Официантка сгрузила все это на стол. Анна брезгливо взяла стакан, бесцеремонно подтянула за юбку девицу и, задрав верхнюю, весьма сомнительной свежести, из вороха дешевых кружев достала беленькую, льняную и практически свежую. Именно об нее она и вытерла стакан.

—         Госпожа, — пробормотала девица, когда процедура дезинфекции была окончена, — Вас спрашивали.

—         Кто?

—         Тот мужчина, с которым вы ушли вчера вечером…

Анна попыталась припомнить, что же было вчера вечером и неожиданно, словно упала пелена, вспомнила. Вспомнила, как пыталась обольстить, а потом обчистить какого-то мужчину, правда и то, и другое у нее не получилось.

—         И что же он хотел?

—         Не знаю госпожа. Может, Вы ему пришлись по вкусу, — предположила, хихикнув, девица.

—         Дура. Он был пьян, как свинья, даже штаны не смог снять, не говоря уж о прочем. Так и уснул, на полу возле кровати, не заплатив мне.

—         А Вы?

—         А я что? — не поняла Анна.

—         Неужели, вы осталась в накладе.

—         Да, милочка. Это был как раз тот случай, когда из его вонючей конуры даже нечего было забрать.

—         А мне показалось, что он богатый. Он так щедро расплачивался. А когда ему потребовалась женщина, хозяин сразу же вспомнил о Вас. Вы ведь самая дорогая в нашем районе.

—         Тебе показалось. Он что-нибудь сказал?

—         Да. Попросил Вас подождать его, он должен появиться после третьего звона. Будете ждать?

—         А что делать, — делано вздохнула Анна, — уж коли пришла, и не нужна никому больше.

Официантку окликнули с крайнего столика, но та махнула рукой, продолжая стоять возле Анны. Та внимательно посмотрела на официантку.

—         Ну, и чего ты ждешь, нашествия германцев? — поинтересовалась у официантки Анна.

—         Кого? — не поняла, слабо образованная девица.

—         Не важно. Иди, тебя ждут, а то не заработаешь на новую юбку, чем тогда я буду протирать стаканы.

Девица опять захихикала, и помчалась к посетителю, предварительно пообещав, что обязательно вернется поболтать…

Дорога до того места, где находился фургон, казалась бесконечно. Несколько раз парням казалось, что машина должна появиться за поворотом, но поворот оставался за спиной, а перед ними снова расстилалась снежная целина, обезображенная только их собственными следами. Наконец, Толстый не выдержал:

—         Тед, а может быть и правда – неправильная геометрия работает и за пределами леса, — поинтересовался он у капитана команды.

—         Может и работает, откуда мне знать?

—         А знаешь, что я подумал?

—         Нет, Толстый, не знаю, но уверен, что ты мне обязательно расскажешь, — раздраженно пробормотал Тед.

—         А может, нам стоит, рвануть в полицию прямо на снегоходе?

—         Что, — толи, действительно, не расслышал за шумом двигателя, толи потребовал объяснений капитан.

—         Мы сейчас на транспорте, бензин есть. Может рвануть до ближайшего полицейского патруля, рассказать им, а они пусть решают, что делать.

—         А девчат оставим в лапах это сера Дункана?! — раздраженно и зло поинтересовался Тед.

—         Но ты ведь сам сказал, что мы против него слабаки.

—         Когда это я такое говорил, а Макс?

—         Было дело, — нехотя подтвердил Макс, — рядом с тем местом.

—         Может быть, и говорил, — признался Тед, — только, чуть раньше, чем я сказал о нашей слабости, Макс сказал, что отступление очень сильно похоже на предательство. Почему же ты, Толстый, не прислушался к этим его словам?

—         Предательство – не предательство, но что ты собираешься делать? Воевать с ним?!

—         Не знаю! Что ты ко мне пристал?! Между прочим, в этой машине, помимо моей головы, есть еще две…

—         Вот только не надо перекладывать все с больной головы на здоровую, — поморщился Толстый.

—         Это почему же? Разве мы не вместе?

—         Вместе, только, ты капитан, а мы только подчиняемся тебе.

—         Отлично, — шлепнул себя по коленям Тед, — только если ты назначаешь меня главным, не пытайся оспорить мои решения.

—         Какие это решения?

—         Вулфа мы оставили, а за девчатами возвращаемся.

—         Ты так решил?

—         Точно! Я!

—         Ладно, капитан…

Макс во время этого бестолкового спора помалкивал, во-первых, он действительно был за возвращение за девчатами, а во-вторых, отлично понимал, что его вступление в спор ни к чему хорошему не приведет. Тед и Толстый и так были в таком состоянии, когда от словесной перепалки легко переходят к рукоприкладству. А Толстый, по-видимому, на нервной почве, вообще, разошелся ни на шутку.

—         …только знай, я с тобой не согласен, — орал он, — и мне не нравятся твои решения…

—         Макс, останови машину, — неожиданно обратился к водителю Тед.

Макс остановил снегоход и оглянулся.

—         Надо разобраться, но так, чтобы потом, больше не возвращаться к этому делу.

—         Очень хорошо, — поутих Толстый, — давайте, разберемся.

—         И так. Я возвращаюсь за девчатами. Один или еще с кем-то – не важно. Ты Макс?

—         Я тоже, я давно пришел к этой мысли. Пусть, не удалось найти молодого, но девчонки-то наши. Совесть не позволяет мне их бросать.

—         Понятно, — принял к сведенью это решение Тед, — теперь ты, Толстый. Ты идешь с нами или выберешь другое направление?

Толстый молчал.

—         А знаешь, Тед, — неожиданно, вместо Толстого, заговорил Макс, — а в мысли Толстого есть здравое зерно.

—         То есть, — странно взглянул на Макса Тед.

—         Помощи в доме от Толстого, ну в его состоянии, никакой не будет. Глянь на него, его же просто трясет…

—         Да уж, трясет, — буркнул Толстый.

—         …о чем я и говорю. Так может, действительно, отправить его на большую землю. Пусть ищет полицию и всеми правдами, и неправдами добивается того, чтобы они приехали сюда. Пусть рассказывает, про убийство, про войну, про наркотики. Что угодно, главное, чтобы они поверили и приехали сюда.

Тед задумался. Помолчал, а потом взглянул на Толстого.

—         Макс прав. Ты, согласен?

Толстый был даже рад такому повороту событий. С одной стороны он не попадал в разряд предателей, и даже наоборот – отправлялся за помощью. А с другой стороны у него появлялась возможность быть как можно дальше от этого места. Парень повеселел, и даже как-то приободрился.

—         Только есть проблема, — пробормотал Макс, — надо пригнать машину, а потом уже отпускать Толстого.

—         Вообще-то да, — Тед задумался, а потом тряхнул головой, — даже и думать нечего. Ничего с этой машиной за пару суток не сделается, ну постоит на морозе, вот и все дела. А приведет Толстый полицию – вот тогда и съездим за машиной. Как думаешь, а?

—         Вообще-то, — Макс собрался возразить, но передумал, — согласен, в конце концов, это только кусок железа, взятый напрокат.

—         Вот-вот.

—         Тогда, предлагаю следующий план, — к Теду вернулась его обычная уверенность и скорость обработки информации, — сейчас, Толстый подвозит нас ближе к повороту в лес, и рвет напролом в сторону трассы. Помнишь карту хозяина? Сможешь сориентироваться?

—         Конечно, — кивнул Толстый, — с картами, как с геометрией – у меня без проблем.

—         Тогда, вперед…

До третьего звона времени было предостаточно. Анна прикончила напиток, нашла его, как обычно, отвратительным на вкус, но, тем не менее, кувшин опустошила, и даже отведала закуски, о которой отозвалась как о полнейшей мерзости. Хозяин харчевни, давно привыкший к подобным отзывам со стороны этой посетительницы, впрочем, и не только ее, пропустил ее слова мимо ушей. Осмотрел полупустой зал, а потом предложил Анне уединиться, под предлогом, что ни у него, ни у нее клиентов пока нет. Анна фыркнула.

—         И давно это твой инструмент стал опять пригоден к работе? — язвительно поинтересовалась она.

—         Ну, ты ведь профессионал, сможешь помочь ему, если что, — нисколько не обидевшись на Анну, произнес хозяин.

—         Знаешь, ты не так часто моешься, чтобы я могла взять твою штуку в руки, не говоря уж о прочем, — рассмеялась Анна и дружески похлопала хозяина заведения по руке…

Двойная створка дверей заведения неожиданно распахнулась и в зал ввалилась компания.

—         Тем более, что у тебя клиенты, — Анна кивнула на шумную компанию, которая требовала вина и еды.

—         А, — махнул хозяин, — будь они неладны, но, Анна, мое предложение, всегда в силе.

—         Я тоже от своих слов не отказываюсь, — улыбнулась девушка и послала воздушный поцелуй одному из гостей.

—         Красотка, выпей с нами, мы сегодня богаты, — проорал один из пришедших и выложил на стол тощий кошелек, в котором, случайно завелись какие-то монеты..

—         В твоем кошельке так же пусто, как и в голове, — весело откликнулась Анна.

—         Зато у нас богато в другом месте, — парни весело захохотали, вынуждая присоединиться к ним и хозяина, и его немногочисленных гостей.

—         Ну, если только связать все ваши вместе, — парировала Анна, давно привыкшая к подобным разговорам, и даже, считавшая их необходимыми для знакомства.

Теперь уже хохотало все заведение, признав шутку Анны весьма удачной. Компания пригласила девушку за стол, предложив ей выбрать что-нибудь самой. Девушка незаметно оглянулась и подмигнула хозяину. Тот одобрительно улыбнулся, что означало, что компания покинет заведение не только с пустыми карманами, а может, даже и без курток…

Отзвенел четвертый, а затем и пятый звон. Компания мирно храпела за столом. Заметно прибавилось клиентов, почти весь зал был заполнен. Анна сидела за столом с наиболее стойкими из компании, правда и они периодически хлопались физиономиями в тарелки. Анна весело обчищала их карманы, делясь добычей с хозяином.

Дюжий молодец, помогавший хозяину на кухне, а в горячее время служивший вышибалой за мелкие монетки, что случайно оказывались в карманах пьяных вдрызг посетителей, выставлял за дверь очередного клиента. Точнее он только подволок его к двери и намеревался вышвырнуть на улицу, когда двери распахнулись, и в помещение вошел, а точнее будет сказать, ворвался новый клиент. Он был взъерошен и возбужден. Проклятия срывались с его губ, практически на каждом шагу, словно помогали ему дышать. Случайные посетители, оказавшиеся на его пути, буквально, разлетались в разные стороны.

Анна увидела человека, которого пыталась обслужить прошлой ночью. Честно говоря, она его немного побаивалась, как впрочем, и многие другие. Длинные, жилистые руки позволяли ему не бояться драки, неизвестные покровители, где-то, в лучших комнатах королевского дворца, позволяли ему плевать на законы света, а личная благожелательность Ватикана, позволяла периодически преступать и божьи законы, и даже при этом не оглядываться.

—         Ты здесь, — крикнул он, заметив Анну, — я ждал тебя.

—         Скорее уж, это я тебя ждала, — пробормотала она, но вслух предпочла поинтересоваться, — что тебе надо?

—         Пойдем со мной.

—         Вот еще, — попробовала возразить Анна, — я не богадельня.

Едва она произнесла эти слова, как рука гостя, буквально, выдернула ее из-за стола, и приблизила к хозяину руки. Девушка зажмурилась, ожидая удара. Но он не последовал, Анна лишь почувствовала, что ее нарядная и дорогая кофта лопнула в нескольких местах.

—         Не надо со мной так разговаривать, — приблизив лицо девушки вплотную к своему, выдохнул мужчина.

—         Отпусти, мне больно, — пискнула Анна.

Хватка мужчины ослабла, и Анна смогла отступить, и даже немного одернуть свой наряд.

—         Хозяин, — прорычал гость, — есть кто-нибудь подходящий?

—         Смотри сам, — буркнул хозяин, не рискуя приближаться, а потом добавил, — там, в углу, какой-то бродяга сидит.

—         Стой здесь, — бросил гость Анне, а сам направился к указанному столику.

Там, пользуясь милостью хозяина, действительно сидел нищий бродяга. Тощий, грязный и ужасно вонючий. Но ни первое, ни второе, ни третье, не смутило гостя. Он погрузил свою лапищу в грязную, полную насекомых шевелюру бродяги, откинул ее назад и некоторое время рассматривал его лицо.

Со спины, к нему осторожно подошел хозяин.

—         Ну что?

—         Подойдет, — медленно произнес гость, — я бы даже сказал идеально подойдет.

Он опустил свободную руку в карман и вытащил оттуда золотую монету с профилем главы Ватикана.

—         Это за двоих, — брезгливо бросил он.

—         Ты и ее хочешь забрать, — голос хозяина невольно дрогнул.

О госте ходили страшные легенды. Некоторые поговаривали о том, что он поедает тех, за кого платил такие сумасшедшие деньги.

—         Ее тоже, — гость повернулся и посмотрел на стоящую Анну.

—         Но…, — начал было хозяин, но гость быстро погасил возражения, добавив еще пару золотых.

За такие деньги, хозяин свободно мог открыть еще одно заведение, а если при этом, не особенно заботиться о его внешнем виде, то тогда и пару.

Гость тем временем, взвалил на плечо бродягу, словно грузчик мешок, и направился к выходу. По пути он зацепил рукой Анну, и втроем они покинули заведение.

—         Хозяин, кто это был-то, такой страшный, — тихо поинтересовалась девица, которая раньше обслуживала Анну.

—         Папский художник, — коротко ответил хозяин, боязливо оглянувшись по залу.

—         Папский кто, — не поняла девица.

—         А тебе зачем? — подозрительно взглянул на нее хозяин.

—         Любопытно, —  поторопилась ответить официантка и тут же почла за благо поспешить к ждущим ее клиентам.

Художник, тем временем загрузил бродягу в карету, посадил туда же Анну, а потом забрался и сам.

—         Гони в мастерскую, — рыкнул он возничему.

Карета затряслась по мостовой, периодически громыхая на каменной кладке, а периодически, погружаясь, чуть ли не по самые оси, в размытые дождями дорожные дыры…

Пока снегоход пробирался вдоль леса под управлением Толстого, Макс сидел рядом и давал указания и рекомендации по управлению аппаратом.

—         На газ сильно не дави. Снег мягкий. Вот так. Здесь все просто, как в машине, только скорость меньше, а вместо колес гусеницы.

—         Я понял, — кивнул Толстый, стараясь следовать указаниям Макса.

—         Макс, — Тед, сидевший на заднем сидении нагнулся вперед. Заканчивай, курсы автолюбителей.

—         Да я, собственно говоря, все. Инструктаж, так сказать, окончил.

—         Хорошо, — кивнул Тед, — теперь, послушай меня. Пройдешь вдоль леса. На въезде в лес забор и ворота, ориентируешься на них. Как только их увидел – все – время поворачивать. Понял?

—         Понял, — кивнул Толстый.

—         Обходишь их по целине, находишь место и выезжаешь на дорогу. По ней, по моим подсчетам, до трассы километров пятьдесят, может быть, чуть больше. Затем пересечение с шоссе. Можешь ехать в любую сторону.

—         Понял.

—         А можешь остановиться, тормознуть какую-нибудь машину и спросить, где ближайший полицейский пост. Так даже лучше. Узнаешь и дуешь в ту сторону. Пока будешь ехать, придумай, что надо сказать полиции. Что-нибудь складное, но без приведений и геометрии, понял?

Толстый кивнул вместо ответа, но этого Теду показалось мало, и он решил разжевать помельче.

—         Продумай все, что будешь говорить. Чтобы и тебя за сумасшедшего не приняли, и рассказу твоему поверили. Потому что, если тебя отошьют, или, не дай Бог, отправят в психушку, это будет означать, что задания ты не выполнил…

—         Я все понял, Тед. Не дергайся.

—         Ну, ладно, — Тед хлопнул по плечу Толстого.

—         Тед, — Макс окликнул капитана, — по-моему, скоро поворот.

—         Хорошо.

Тед похлопал по карманам, достал пачку сигарет и закурил, а потом, словно спохватившись, поинтересовался у Толстого.

—         У тебя сигареты есть?

—         Половина пачки, — проверив, ответил Толстый.

—         Возьми еще, вдруг, потребуется.

—         А ты?

—         У меня есть там, в вещах.

—         Спасибо, — пробормотал Толстый.

—         Поворот, — предупредил Макс.

Не останавливая машины, лишь чуть притормозив, чтобы облегчить товарищам сход, Толстый проскочил мимо поворота и отправился дальше. Маршрут он выбирал так, чтобы не особенно приближаться к лесу, а с другой стороны, чтобы не уходить далеко на целину.

—         Постоим, покурим, — предложил Тед, отряхиваясь после не самой удачной высадки в сугроб.

—         Покурим, — согласился Макс.

Он тоже окунулся в сугроб, но был весел и бодр, в отличие от Теда, на которого напал очередной период мрачности.

—         Ты чего? — поинтересовался Макс.

—         Доехал бы, — пробормотал капитан, глядя в след снегоходу, — я бы был спокойней, если бы отправился ты.

—         Ты что, ему не доверяешь, думаешь, он просто убежит?

—         Дело не в этом. Я уверен, что он будет добираться, как сказали, до упора. Уверен. А вот снегоход в его руках, — Тед помолчал, — это проблема.

—         Да ладно тебе, — махнул рукой Макс, — скорость невысокая. Проходимость нормальная. Топлива полный бак. Ему, главное гусеницы не порвать, да в яму не свалиться.

—         Я понимаю, — кивнул Тед, — только, мне все равно как-то неспокойно…

Ванная не принесла ожидаемого облегчения Анжелине. Стало еще и прохладно. Она ходила по комнате, курила и чутко прислушивалась…. Откуда-то на нее навалился страх перед звуками. Анжелина честно пыталась бороться с этим, но становилось только хуже. А еще, мелькали перед ней какие-то образы и видения. Она не понимала их значения, пыталась изгнать их усилием воли, но это было слишком изматывающее занятие, пользы от которого было совсем мало. Ее воля не могла противостоять этим картинам…

Она попыталась успокоиться, даже потянулась, как за лекарством, к следующей сигарете, а потом к зажигалке, но вид открытого огня неожиданно испугал ее, и она выронила безделушку на пол. Анжелина  даже и не могла представить, что огонь так быстро перекинется от зажигалки на ковровые покрытия и мебель. Анжелина, в страхе, оглянулась в поисках двери. Но огонь окружил ее, словно пытаясь пресечь попытку бегства. Девушка закричала, громко и пронзительно, не от боли, огонь только играл с ней, от ощущения ее приближения – такой жуткой, такой нестерпимой, так страшно уродующей. А потом, закрыв глаза, бросилась напролом.

Дезориентированная и испуганная она, вместо того, чтобы бежать к двери, бросилась в сторону камина, где со всего разбега, ударилась лицом о каминную полку, от боли она откинулась назад, и упала навзничь, ударившись, теперь еще и головой о прохладный каменный пол палаты-камеры. Перед глазами вспыхнули искры, тело, аж до самых пяток пронзила игла боли. Она готова была потерять сознание, но оно почему-то не торопилось покинуть ее.

—         …господа, — донеслось до нее откуда-то издалека, — перед вами типичный случай. В своей практике, я идентифицирую его, как синдром ЧО.

—         Это какой-то засекреченный код ЧО, — другой голос, наивный и молодой.

—         Нет, конечно, все наши разработки проводятся с официального разрешения правительства. А ЧО, это просто аббревиатура, ЧО – это Чистый огонь, хотя сотрудники лаборатории, переводят это иначе, им больше нравиться Чистящий огонь. В старину, как вы знаете, господа, огонь был едва ли не единственным средством, который помогал очиститься от нечисти, уж простите мне этот невольный каламбур. В названии проекта мы имели ввиду именно эту идею… Ну ладно, мы отвлеклись. Этот случай – идеальный. Пациентка, ее здесь называют А1517, отличается от остальных тем, что ее нервный приступ вызван введением лекарственного препарата – нашего знаменитого ЧО.

—         А что она видит, профессор? — послышался тот же молодой, с любопытствующими нотками, голос.

—         Непосредственно сейчас – ничего. А вот в момент нервного приступа – огонь. Целый океан огня. Я проверял, если приступ затягивается, то тогда на ее теле появляются ожоги, различной степени тяжести.

—         Скажите, профессор, а какое практическое применение могут иметь Ваши разработки, и в частности ЧО – хорошо поставленный голос, скорее всего, принадлежащий журналисту какого-нибудь солидного издания.

—         Вы знаете, господа, что партия и наш любимый Учитель придает огромное значение чистоте наших рядов. Но пропаганда, идеологическое давление не дают стопроцентной гарантии. Тем более, по мере усиления нашего движения вперед, растет и сопротивление. ЧО позволяет разрешить эту проблему раз и навсегда. Достаточно одного введения и мы знаем, кто перед нами. Наш сторонник или скрытый враг народа и государства.

—         А нельзя ли подробнее?

—         Извольте. Давно известно, что когда человек что-то скрывает, или, например, говорит неправду, то соответствующие железы вырабатывают известный фермент, и впрыскивает его в кровь человека. Мы делаем инъекцию – начинается химическая реакция, и мы имеем желаемый результат. Если же кровь, чиста, то есть не содержит фермента, то введение препарата не оказывает на него никакого влияния. Да, а вот если перед нами враг – перед его глазами и будет бушевать наш Чистый Огонь. Идея очень проста, как Вы видите. Кроме того, эти экспериментальные разработки являются прямым подтверждением учение нашего Великого Учителя и Наставника…

Анжелина услышала аплодисменты и несколько восторженных реплик, ей даже показалось, что несколько раз вспыхнули фотографические лампы. Пресс-конференция продолжилась…

—         Профессор, а кто финансирует данные разработки?

—         Частично я уже коснулся этой темы, но с удовольствием повторюсь. Данная тема входит в реестр приоритетных государственных разработок, плюс, несколько частных клиник, работающих по данному направлению, являются, своего рода, спонсорами…

—         Ходили слухи, что Служба Государственной Безопасности пристально следит за вашей работой?

—         Почему слухи – это правда. Кроме медицинских целей, данная программа напрямую связана с безопасностью государства.

—         Профессор, хотелось бы знать, кто поставляет для вас экспериментальный материал?

—         Есть несколько организаций. Психиатрические клиники, исправительные заведения и некоторые другие, в том числе и частные организации…

—         Оппозиция утверждает, что ваши разработки, нарушают многие пункты «Конвенции…».

—         А что еще делать оппозиции, как не пытаться вылить на нас очередной ушат грязи. Поэтому, я даже не буду комментировать подобные заявления…

Анжелина отключилась, словно выключили свет в помещении, где нет окон и дверей, только темнота и все…

Верхняя губа опухла, а нос действительно кровоточил и дергался, особенно пытаться использовать его по назначению. Правда вместо пола, Анжелина очнулась на диване, заботливо укрытая покрывалом и с ледяным компрессом на лице.

—         Кто здесь? — негромко поинтересовалась Анжелина, потому что и говорить можно было, только преодолевая боль.

—         Это я, София, — отозвалась подруга.

Анжелина повела глазами и обнаружила подругу, стоящую возле камина, рассматривающую какую-то безделушку, взятую с каминной полки.

—         Это ты меня нашла?

—         Да. Зашла поговорить и вижу, ты лежишь на полу, лицо в крови. Вот и пришлось ухаживать за тобой.

—         Спасибо, — пробормотала Анжелина.

—         Не расскажешь, что случилось?

—         Споткнулась и с разбегу налетала на камин. Наверное, даже потеряла сознание.

—         Потеряла-потеряла, — подтвердила София и поинтересовалась, — как сейчас-то?

—         Лучше, хотя, еще больно, — Анжелина попробовала изменить положение лежа, на положение сидя, но София остановила ее.

—         Ты пока лучше лежи, и компресс не убирай, а то лицо разнесет. Хороша ты будешь на балу.

—         Как скажешь, милосердная сестра, — согласилась Анжелина, почувствовав легкое головокружение.

София оставила в покое фигурки, подошла к дивану и уселась в кресло. Была у нее такая поза, которая почему-то бесила Теда, но очень нравилась Анжелине. Колени вместе, туловище чуть вперед, локотки упираются прямо в колени, а ладони вместе, лодочкой. Жутко неудобно, одним словом, но очень трогательно.

—         Анжелина, с тобой ни каких странностей не происходило, не считая попытку разбить головой каминную полку, — как-то вяло поинтересовалась София.

—         Ты это о чем, Южанка?

—         Ну, не знаю. Может быть, встречала кого-нибудь в коридоре…

—         Да. Встречала. Молодого человека со странным именем, даже обещала ему танец на балу. Только, — Анжелина шмыгнула носом, — только теперь, я думаю, он пожалеет, что пригласил меня.

—         Молодой человек, говоришь.

—         Да, из вновь прибывших гостей. По крайней мере, он так мне представился.

—         И какой он?

—         Да, так, парень, как парень. Только имя у него странное, мне показалось, что оно иностранное, — Анжелина задумалась, — кажется Шарль. Смешное какое-то, правда?

—         Смешное, — согласилась София, — а это, по-видимому, записка от него.

—         Какая записка, — попробовала подняться Анжелина, снова была вынуждена вернуться в исходное положение.

—         Лежала около двери. Я положила ее на столик – станет лучше, прочитаешь.

—         А ты не могла бы прочесть ее вслух.

—         Могла бы.

Послышался шелест бумаги и удивленный возглас подруги.

—         Что там?

—         Стихи. Читать?

—         Читай.

—         Сначала, или только стихи?

—         Сначала, София, конечно сначала.

—         Обворожительная Анжелина, вернувшись к себе, никак не мог успокоиться, хотелось сделать Вам что-нибудь приятное, а так как, единственное, что я умею – писать стихи. Вот, специально для Вас: (Думаю назвать «Печали луны»)

 

Луна уже плывет медлительно и низко.

Она задумалась, — так, прежде чем уснуть,

В подушках утонув, мечтает одалиска,

Задумчивой рукой свою лаская грудь.

Ей сладко умирать и млеть от наслажденья

Средь облачных лавин, на мягкой их спине,

И все глядеть, глядеть на белые виденья,

Что, как цветы, встают в лазурной глубине.

Когда ж из глаз ее слеза истомы праздной

На этот грустный шар падет росой алмазной,

Отверженный поэт, бессонный друг ночей,

Тот сгусток лунного мерцающего света

Подхватит на ладонь и спрячет в сердце где-то,

Подальше от чужих, от солнечных лучей.

Ш. Бодлер

P.S. Не забудьте. Вы обещали мне танец.

—         Бодлер? Это что, фамилия, — поинтересовалась Анжелина.

—         Да, Шарль Бодлер. Французский поэт…

—         Я так и подумала, что он иностранец!

—         Понятно, и как тебе это?

—         Если ты про стихи, то, по-моему, как-то туманно, да и пошло к тому же. Мы не настолько хорошо знакомы, чтобы можно было писать подобное…

—         Черт возьми, — укоризненно качнула головой София.

—         Ты чего?

—         Да так, просто… Кстати, а как ты с ним встретилась?

—         В коридоре. Вышла, ну и встретила его…

—         Просто встретила в коридоре?

—         Ну не совсем…, — замялась Анжелина.

—         Так расскажи.

—         Я решила пройтись… Шла-шла, задумалась, ну и оказалась в мужском крыле… Там его и встретила, мы разговорились, ну он меня и проводил…

—         И все?

—         Да, а что?

—         Ничего… Нет, ничего…, — София поднялась с кресла, — если тебе лучше, я пойду.

—         Ты к себе?

—         Да, зайду к Анне, и если она еще не вернулась – пойду к себе.

—         А ее что, нет?

—         Не было, по крайней мере, полчаса назад.

—         Южанка, если она на месте, — Анжелина все-таки поднялась и поманила к себе подругу, — я тебя попрошу, зайдите ко мне. Мне кажется, нам стоит поговорить…

—         Хорошо, хотя я бы на твоем месте попробовала бы уснуть…

—         Попробую, но…

—         Я поняла, — кивнула София и вышла из комнаты.

 

Некоторое однообразие раздражало, а закатное солнце, отражаясь от снежного покрова, било по глазам. Толстый очень жалел, что не догадался взять солнечные очки. Видел, что они торчат из кармана куртки Макса, но спросить не догадался. А лес, тем временем, все не заканчивался. Толстый периодически поглядывал в зеркало заднего вида, но позади, была все та же полоса леса, только припорошенная вившейся за машиной снежной пылью.

—         Такое ощущение, что я двигаюсь по кругу, — пробормотал Толстый

Хотя, сам же Толстый отлично понимал, что это ему только кажется, перед ним расстилалась снежная нетронутая целина.

—         Хоть бы след, какой-нибудь показался, — пожелал он в сердцах, но тщетно – все осталось, как было.

Перед тем, как начать разговаривать самому с собой, Толстый пытался настроить радиоприемник, но тот просто оглушил его шипением и каким-то жутким скрежетом. Толстый хлопнул ладонью по панели и отключил бесполезный прибор. Чтобы хоть чем-то занять себя, он закурил. Да, если езда затянется, то пачка сигарет, которой пожертвовал Тед, будет весьма кстати.

Снегоход неожиданно тряхнуло и Толстый чертыхнувшись сбросил скорость. По-видимому, отвлекшись от дороги, он пропустил какое-то препятствие. Что-нибудь типа лежащего поперек дороги бревна, а может, просто засыпанной снегом канавы…

Кому-то, наверняка, такая однообразная езда и доставляла удовольствие, может быть, да только Толстый в это число не входил. Если бы не ответственное задание и не его горячее желание выбраться из этого жуткого места, он был бы рад уступить место за баранкой кому-нибудь другому, например, хотя бы, тому же Максу…

Какая-то птица сорвалась с дерева и буквально бросилась под ноги коню. Потребовалось все умение, Толстого, чтобы не вылететь из седла.

—         О, дьявол, — выругался он и ударил коня промеж ушей перчаткой.

Время поджимало, надо было спешить. Хотя езда по вечернему лесу, да к тому же по незнакомой дороге, требовала вовсе не пришпоривать коня, а действовать, скорее уж, наоборот…

—         Время, время, — пробормотал Толстый, — брат, наверняка, уже рвет и мечет.

Впереди блеснуло заходящее солнце, как-то незаметно, но в лесу стало светлее.

—         Еще немного, — прошептал Толстый, продолжая пришпоривать коня, — совсем чуть-чуть.

Вообще-то, эта безумная скачка действительно была лишней. Да, старший брат был вне себя от ярости, но метался он по причалу, размахивал тростью, ругался и богохульствовал по другой причине – нерасторопности грузчиков, бюрократия, которую развел мэр, а вслед за ним и смотритель порта – вот были истинные причины его бешенства. Из-за всего этого, он в очередной раз, вынужден был задержать выход судна…

Толстый появился на причале, близ пакгаузов, когда брат собирался изломать трость о спину бригадира.

—         Томас, брат, если ты убьешь командира этих бездельников, его команда тотчас разбежится.

Томас оглянулся и, увидев брата, оставил бригадира в покое и шагнул навстречу Всеволоду.

—         Привет. Я так понимаю, несколько поторопился с письмом. Еще сутки простоим… Будь оно все проклято!

—         Томас, ты ждал этого дня три года, неужели, ты думаешь, что один или два дня, что-нибудь решат?

—         Понимаешь, я так долго убеждал короля дать мне патент. Я обещал ему просто немыслимые прибыли и в совершенно фантастические сроки. Я шел при этом против такого количества людей и слухов – даже сейчас, когда все наконец-то решено, мне не по себе. А уж если посчитать, сколько я потерял на взятках…

—         Чего же ты опасаешься сейчас?

—         Как бы в мое отсутствие, Его Величество не передумало, и не отозвало патент.

—         Да уж, наше Величество так ветрено? — усмехнулся Толстый.

Но рассмеялся только он один. Брат приблизился и прошептал тихо.

—         Не шути так, у меня такое ощущение, что он послал вслед за мной шпиона, а может, даже и не одного.

—         Вот, черт! Ты серьезно?

—         Еще бы, и это, кстати, это еще одна причина, по которой я хочу как можно быстрее очутиться в море, и поднять «Веселого Роджера».

—         Да-да, я тебя понимаю.

—         Эй, остолопы, ну чего вы встали. Грузите вон те тюки, слева от кнехтов, — закричал Томас, заметив, как грузчики пристроились отдохнуть. Проследив взглядом за медленно бредущими грузчиками, он опять повернулся к брату, — а ты, решился или все еще думаешь?

—         Знаешь, еще сегодня утром, за чашкой кофе, я не ответил бы на этот вопрос…

—         Опять что-то случилось, — быстро сообразил Томас, знавший о проблемах брата из их личной переписки.

—         Мери. Все та же прекрасная как Ангел, Мери…

—         Короче, она сказала тебе: «Нет».

—         Точно. На целом листе бумаге. На таком надушенном, с виньетками и фамильным гербом… всего лишь одно слово. Разрази меня гром! Она решила выйти замуж за другого. Четыре года, она обманывала меня, поощряла мои ухаживания. Практически влюбила в себя и вот финал. Письмо из одного слова.

—         Поверить не могу, — воскликнул Томас, — а кто же твой соперник?

—         Не знаю. Да и какая разница, кто он, — Толстый махнул рукой. Его лицо отразило тоску и сердечную боль.

—         Брат мой, — Томас обнял за плечи Толстого, — и слава Господу, ведь нам необыкновенно повезло, точнее, не нам, конечно, а тебе, брат.

—         В каком смысле? — честно говоря, Всеволод был не склонен шутить на эту тему.

—         А в таком, нам не придется родниться с этой недалекой, лишенной вкуса, женщиной. Согласись. Не иначе, Фортуна опять повернула свое колесо в нашу сторону.

Всеволод просто вынужден был улыбнуться, а Томас так и вовсе расхохотался.

—         Вот за что я тебя люблю Томас, так это за возможность в любой, казалось бы, самой безнадежной ситуации, обнаружить светлые стороны. Хотя, иногда, это и выглядит цинично.

—         Оставим в стороне меня и мои недостатки. Насколько я понимаю, тебя больше ничего не держит на этом куске суше?

—         Абсолютно ничего, — кивнул Всеволод.

—         Тогда я предлагаю тебе отправиться со мной, на поиски славы и богатства.

—         Богатство мне не нужно, а вот за славой…, — Толстый улыбнулся, — как раз славы мне и не хватает.

—         Отлично!

—         Вот, веришь ли, Томас, мне так надоела эта пресная жизнь, — Толстый с силой махнул рукой, словно сбивая кого-то на лету, — даже слов нет.

—         Очень даже верю. Тогда, давай-ка отойдем в сторону, выпьем чего-нибудь горячительного, и я поделюсь с тобой кое-какими планами.

Братья обнялись и отправились в ближайшую харчевню. Присели в самом дальнем от двери углу и заказали вина. Когда бутылка и пара стаканов были на столе, Томас достал из-за отворота камзола бумаги, и протянул их брату.

—         Что это?

—         Разрешение, патент, ну и всякие другие необходимые бумаги.

Толстый внимательно принялся читать бумаги, запивая каждый прочитанный документ глотком вина. Одна за другой бумаги проходили через руки Толстого и ложились в стопочку рядом с Томасом.

—         Ну, что думаешь? — поинтересовался брат, увидев, что Толстый одолел все бумаги.

—         Бумаги с королевской тайной печатью, — Толстый посмотрел на брата, — думаю, что ты не зря потратил столько времени.

—         Не зря, — кивнул, соглашаясь, Томас, — но главное здесь то, что король не просто позволяет мне комплектовать команду, он даже не оговаривает количество кораблей, которое будет под моей командой.

—         Да-да, я заметил, только…

—         Ну что только, что только?! Это значит, что я могу, с разрешения короля, понимаешь – сам король мне это разрешил – собрать хоть целую эскадру!

—         Это хорошо…

—         Что за пресное – хорошо!? Это отлично, это просто великолепно! Черт возьми, братец, я предлагаю возглавить тебе любое судно, на твое усмотрение, которые мы возьмем в ближайшее время, как приз. Каким будет твое решение, или тебе надо время для размышлений?

—         Зачем, я согласен.

—         Вот и замечательно. А пока, поплаваем вместе, на моей посудине, с именем «Гром».

—         Я согласен… черт возьми! — настроение Толстого, попав под влияние старшего брата, наконец-то начало подниматься, — и правда, почему бы нам не отправиться в море!

—         А теперь, если конечно, ты еще не хочешь вина, пойдем и в четыре руки попробуем все-таки заставить этот портовый сброд закончить погрузку, хотя бы до захода солнца…

—         Насколько я понимаю, сейчас что-то, около девяти часов, — Макс пытался согреться, исполняя танцы народов мира, и если в другой ситуации, это было смешно, то сейчас, вызывало сочувствие.

—         Намекаешь, что мы можем со спокойной совестью идти в тепло? — Тед, собственно говоря, занимался тем же самым, то есть пытался не дать себе замерзнуть.

—         Я думаю, мы дали Толстому приличную фору. Надеюсь, что он успел выбраться хотя бы из этих владений.

—         Я тоже на это надеюсь, — кивнул Тед.

Медленно, стараясь не перейти на бег, парни двинулись в сторону дома. Они были, буквально в ста метрах от крыльца, когда над лесом раздался тяжелый, тягучий звон. Колокол ударил трижды.

—         Мы как раз вовремя, — пробормотал Тед, поднимаясь вместе с Максом по знакомым ступеням.

Стучать в дверь пришлось единожды, как только кольцо коснулось пластины, дверь открылась, и на пороге возник уже знакомый парням Берг. Тед хотел что-то сказать, но даже слова оказались лишними.

—         Прошу оставить здесь зимние вещи и следовать за мной. Хозяин уже распорядился относительно вас. Комнаты для вас готовы, впрочем, как и напитки, и горячие ванны.

—         Передайте серу Дункану О’Тулу нашу благодарность, — попытался быть вежливым Тед.

—         Я думаю, у вас самих вскоре будет такая возможность. Кроме того, будучи предупрежден о вашем позднем возвращении, я рискнул и, так сказать, на свое усмотрение выбрал для вас комнаты.

—         Мы вполне доверяю Вашему вкусу, Берг, — пробормотал Тед.

—         Дело не только во вкусе, — ответствовал слуга, — выбор производился весьма тщательно, с привлечением нумерологии, гороскопов, а так же и современных способов психологического тестирования.

—         Однако, — только и смог произнести Тед, невольно оглянувшись на спутника.

Широко открытые глаза и уважительное удивление в них, говорили сами за себя. Позади них послышались быстрые шаги, Тед и Макс оглянулись. Их догонял хозяин дома.

—         Спасибо, Берг, — произнес он, жестом отпуская слугу, — я сам провожу гостей. Я так понимаю, — продолжил Дункан, когда Берг почти растворился в одном из боковых коридоров, — ваш маленький отряд опять понес потери.

—         Какая-то нелепая ситуация, — начал было излагать Тед, продуманную, и отрепетированную версию, но хозяин остановил его.

—         Какая разница, Тед, — произнес хозяин, — дело в том, мой дом, как бы вам, точнее это сказать, не благосклонен к людям, не отличающимся храбростью.

—         Не понял, — Макс переводил взгляд то на Тед, то на хозяина.

—         А, — махнул рукой старик, — давайте без присказок. Толстый, так ведь вы его называете, не самый храбрый человек. Я бы даже сказал, трусоватый. В отличие от вас…

—         Почему Вы такого мнения о нем, — поинтересовался Тед, готовый в любую минуту вступиться за достоинство Толстого.

—         Опыт, друг мой, опыт.

—         А так же, нумерология, гороскопы и современные способы психологического тестирования, — язвительно повторил услышанную ранее фразу Макс.

—         Отлично, — искренне рассмеялся старик, — вы не только смелы, но и умны, а это, поверьте, не так уж часто встречается. Поэтому, я вам говорю, вы поступили совершенно правильно, отправив именно его за помощью.

—         Что?! — в один голос воскликнули Макс и Тед.

—         Ну, неужели вы думаете, что я поверю в какую-то нелепую ситуацию. Смешно, право. Ну, да ладно, вы не были бы сами собой, если бы не попробовали. Кстати, с подругами вашими все в порядке, только писательница, по неосторожности получила маленькую травму – стукнулась головой о каминную полку, но ей уже оказана соответствующая помощь, кстати говоря, вашей же подругой, Софией. Так что можете не беспокоиться.

—         Мы можем их увидеть?

—         Конечно, здесь же не тюрьма. Только вначале, я рекомендовал бы вам, все-таки согреться. Да и переодеться бы не помешало, а то ваши костюмы выглядят не очень опрятно.

—         Мы так и сделаем, — пообещал Тед, тут же решив про себя, что пока не узнает, как обстоят дела у Анжелины, он даже и в комнату заходить не будет.

—         Вот и отлично. Теперь, когда все более или менее ясно, я продолжу…

Все эти ужасные выдумки и сплетни, которыми была окружена жизнь папского художника Луиджи Бергамо, так он обычно представлялся, были лишь, попыткой придумать что-нибудь ужасно страшное. Но скудость ума городских обывателей не шла дальше людоедства. Действительность же была…

Уже неделю Анна провела в специальной комнате возле мастерской. Ее даже можно было назвать уютной, насколько может быть уютным, спартанское жилище, но девушка и раньше не была избалована комфортом. Единственное неудобство ей доставлял  запрет на выход на улицу. Анна пыталась сопротивляться и настаивать, но у художника в запасе была пара средств, более чем убедительных. Дня три Анна не разговаривала с Луиджи, а тот ходил мимо, смотрел на синяк под глазом и добродушно посмеивался. Привыкшая к общению с яростными мужчинами, ибо большинство ее клиентов были именно такими, Анна смирилась. Тем, более, что художник пообещал ей щедрое вознаграждение. Хотя девушка отнеслась к этому обещанию с улыбочкой, намекая на то, что она отлично понимает, от каких таких богатств у художника такое нищее жилище. Луиджи Бергамо хотел уж в очередной раз прибегнуть к рукоприкладству, но передумал. Более того, он даже снизошел до того, что принес ей часть суммы. В черном бархатном мешке, с личной печатью главы папской области. Принес, бросил небрежно под ноги, сверкнул глазами, и, не говоря ни слова, вышел.

Анна относившаяся к деньгам более трепетно, чем этот сумасшедший, подхватила мешок и тут же пересчитала. На столе перед ней лежало целое состояние. Анна попробовала представить себе, как она потратит эту колоссальную сумму, но ее ждало глубокое разочарование – у нее не нашлось столько материальных желаний, а налог с пяти борделей, которые она могла бы построить, и вовсе ее расстроил. Строить в городе подобное заведение, когда две трети жительниц его отлично промышляет этим на дому, было крайне невыгодно, а значит глупо. Анна даже внесла в список желаний свадьбу и воспитание детей, но все равно, оставалось еще очень много…

Зато ожидание теперь было не таким скучным. Анна часами раскладывала столбиками монеты, пробовала их на зуб, любовалась их блеском. Однако радость ее была недолгой, однажды за этим занятием ее застал Луиджи. Ярость, которой обычно и причины не требовалось, вспыхнула в нем. Он хорошенько отлупил Анну и забрал деньги. Как Анна его умоляла! Стояла на коленях, обещала исполнения самых неисполнимых желаний и одновременно слала самые страшные проклятия – художник был неумолим.

Так в жизни Анны началась весьма странная полоса…

Первое судно, которое Томас решил атаковать, была испанская галера. На руку новоявленному флибустьеру был и туман, и трудный для плаванья проход между островами. Галера шла с забранными парусами, только на нижнем ряду весел. Именно в этот момент Томас и дал команду к атаке.

Фрегат как тень выскользнул из туманной пелены и дал залп правым бортом. Испанский капитан, хоть и считал себя морским волком, был захвачен врасплох. Ломая левый ряд весел, фрегат встал борт у борт к галере,  Томас дал команду:

—          На абордаж!

Абордажная команда, вооруженная короткими, широкими палашами, пистолетами и абордажными крючьями только этого и ждала. Метнулись крючья и намертво привязали галеру к фрегату. А следом, кто по перекидным мостикам, кто с помощью веревок, а самые отчаянные просто так, волной хлынули на палубу галеры. Страшные, с раскрашенными лицами и диким ором, оно гарантировали себе победу, еще до того, как посыпались первые искры от столкнувшихся клинков. Бой был коротким и кровопролитным. Менее получаса потребовалось молодцам Томаса, чтобы отправить команду испанцев, кого за борт, а кого и вовсе, к праотцам.

Правда, добыча, вряд ли стоила больше, чем потраченный порох, но Томас был рад и этому. Во-первых, это была первая добыча, и можно было частично расплатиться с командой, а во-вторых, и это было намного ценнее захваченных денег, был опыт. Было и третье, в глазах пиратов, да и в глазах самого Томаса и его брата загорелся огонек азарта. Так или иначе, но братья вступили в самую рискованную игру того времени – стали флибустьерами.

После дележа добычи, когда пираты праздновала свое первое удачное дело, напивались до потери сознания и просто падали на палубу, кто в полузабытьи, а кто сонный, Всеволод и Томас поднялись на капитанский мостик.

—         Ну, и как тебе, — поинтересовался Томас у брата.

—         Горячо, — признался Толстый, — будоражит кровь. Только вот добыча, конечно, могла бы быть и солиднее.

—         Знать бы, — со вздохом произнес Томас.

—         Точно, — хлопнул себя по лбу Толстый, — ну конечно, как мы до этого с тобой не догадались! Это же так просто!

—         Ты это о чем?

—         О разведке, конечно. Исключительно о разведке.

—         Ну-ка, объясни, — Томас наклонился поближе, а Толстый понизил голос, чтобы не давать посторонним ушам лишней информации.

—         В больших портах, а еще лучше, в торговых компаниях, нам нужны свои люди. Мы им будем платить, а они будут передавать нам, сведенья о том, кто, когда и, главное, какой груз везет. Нам надо будет только вовремя появиться в нужном месте и в нужное время. Как мысль?

—         Толково, — покачал головой Томас, — очень толково.

—         А теперь, пойдем спать, потому, что я буквально, с ног валюсь от усталости.

—         Иди братишка, мне хочется еще постоять, посмотреть, ощутить, так сказать…

—         Луиджи, когда я смогу вернуться?

Пошла третья неделя пребывания Анны в каморке художника. Она исхудала, платье, из которого ее пышные формы норовили выскользнуть, теперь казалось даже большим. Лишенная косметики, умывающаяся ледяной водой, весь день проводящая взаперти, Анна чувствовала себя самой несчастной женщиной в мире.

—         Луиджи, и все-таки, когда я смогу вернуться?

—         Не раньше, чем мы завершим работу, — бросил художник, когда Анна в очередной раз пристала к нему с этим вопросом.

—         Какую работу? — поспешила уточнить Анна. Ответа на этот вопрос она добивалась практически неделю, получая вместо ответа то зуботычину, то молчание художника. И еще не известно, что получать было приятней.

—         Ты так сильно спешишь вернуться в свой гадюшник?

—         Я, между прочим, твой дом не обзываю, — надулась Анна, — хотя он тоже, далеко не королевские покои.

—         Вот ведь, она еще разговаривать нормально умеет, — усмехнулся Луиджи и повернулся, словно собираясь покинуть комнату Анны.

—         Постой, — заспешила к нему девушка, — не обижайся, ты говорил о работе. О какой? Что мне надо делать?

—         Вот, это другое дело, — улыбнулся Луиджи, и, вернувшись в комнату, устроился на колченогом стуле, — помнишь того бродягу, с которым я привез и тебя.

—         Помню, — кивнула Анна.

—         Хорошо, так вот, теперь мне нужно, чтобы ты его полюбила.

—         Только после того, как он помоется, а то чего доброго, подхвачу какую-нибудь болезнь от него…

—         Дура, — коротко произнес художник и толкнул ее, принуждая сесть на кровать напротив него.

—         Но ты сказал полюбить?

—         Да, но я не сказал совокупиться, чувствуешь разницу?

—         Не особенно, — призналась Анна, разглядывая художника во все глаза.

—         Полюби его так, словно он твой отец, или брат. А еще лучше, ребенок. Да, твой единственный ребенок, — Луиджи поднялся со стула и начал ходить по комнате, — у тебя есть дети?

—         Трое, — пробормотала Анна.

—         Хорошо. Среди них есть мальчики?

—         Двое, — ответила Анна, стараясь припомнить, когда же она последний раз видела их.

Художник мгновенно заметил, как дернулось лицо девушки, тогда он сел с ней рядом.

—         Так-так, напрягись. Ты ведь их мать, ты должна заботиться о них. Они ведь плоть от плоти твоей. Понимаешь?

—         Еще бы папаш их вспомнить, — пробормотала Анна, потому, что никогда серьезно не рассматривала свое материнство. Для нее ее отпрыски были не более, чем побочный материал, а то и вовсе, отходы ее работы.

—         Ерунда, зачем тебе знать их отцов. Для тебя это не важно. Главное что, что именно ты их родила, понимаешь?

—         Одна, что ли?

—         Ну да, вроде того. Воспринимай их, словно бы они были зачаты непорочно.

—         Но это невозможно, я ведь не Мария, — Анна перекрестилась, как всегда делала, когда всуе упоминала имя Божьей матери.

—         А ты попробуй.

—         Да что попробовать-то?! — воскликнула Анна, сбитая всеми этими выдумками художника.

—         Значит так, — начал заводиться  Луиджи.

Он схватил Анну, подтащил ее к маленькому комнатному алтарю и буквально бросил на колени перед ним.

—         Видишь Господа нашего?

—         Ну да, — чуть заикаясь, наверное, не только от страха, но и от неожиданности, произнесла Анна.

—         Смотри на него, и думай, что он твой ребенок.

—         Хорошо-хорошо, — закивала Анна, испугавшись, даже сама не зная чего.

—         Теперь дальше. Завтра я принесу тебе эскизы…

—         Чего принесешь, — не поняла девушка.

—         Наброски, эскизы, а черт. Не важно, будешь смотреть и думать о том, что и тот, кто нарисован, тоже твой ребенок. Постарайся менять их местами, в голове, понимаешь?!

—         Как это?

—         Завтра. Черт возьми, завтра. Господи, какая же ты дура, Анна, — воскликнул художник и покинул ее комнату…

Оставшись одна, девушка попыталась выполнять наставления художника. Но толи из-за новизны занятия, толи из-за плохо поставленной задачи, у нее ничего не получилось. В результате Анна легла спать с ужасной головной болью. Но вместо желанного отдыха, ей всю ночь снились кошмары. Снились красные пески, по которым она шла босиком. Она что-то искала, очень давно, она была уверена в этом, так, по крайней мере, это было во сне. Но этого мало, она так давно шла по этим пескам, что иногда даже забывала, что именно ищет. И это было самое ужасное… А потом ей снился город, очень похожий на этот, только намного красивее и чище. Только даже в таком городе у нее было одно занятие – искать. А красота, чистота, доброта – это все было, как бы мимо нее. Она обошла весь город, все его улицы, все закоулки, но увы… А потом огромный лес и снова… Там, во сне она удивлялась, насколько она сильна, ее не пугали ни дальние переходы, ни высокие горы, ни дороги… Единственное чему она успела удивиться, только удивиться, но не испугаться, было одиночество. Совершенно невозможное, какое-то даже вовсе нечеловеческое одиночество…

А потом наступило утро, пришел художник и принес первые эскизы. Плотная ткань, натянутая на доску, иногда бумага. В основном, там была изображена голова бродяги, только чисто вымытого. Художник даже причесал его, хотя, каким-то странным образом…

—         Ну, и как тебе наш бродяга, — поинтересовался художник, показывая Анне один за другим наброски.

—         А он совсем не старый, — удивилась Анна, взглянув на художника.

—         Лет, тридцать пять, наверное, — ответил мастер и положил рисунки на стол, — я оставлю тебе их все. Посмотришь, а завтра скажешь, какой из рисунков тебе понравился больше.

—         Хорошо, только, — неожиданно Анна покраснела, этого не случалось с ней уже неизвестно сколько лет, — ты бы сказал служанке своей, пусть она хоть воды принесет. Помыться мне надо…

—         Хорошо, скажу, — кивнул художник.

—         Только пусть, это служанка будет, а то некоторые любят мужиков с водой присылать…

—         Ладно, но только завтра…, — пробормотал Луиджи и ушел.

Весь день Анна рассматривала лицо бродяги. Но видела его просто нарисованным, рассматривала, как рассматривают картинку. Его не было, были просто бумага и уголь. Стоило ей хоть на мгновение отвлечься, глаза тут же начинали рассматривать материал, на котором было сделано изображение. Тогда приходилось себя одергивать. Несколько раз, прикрыв глаза, она пыталась представить этого бродягу целиком, то есть с телом. Но получалось тоже не хорошо, скорее даже хуже. Тогда вообще все сминалось, и уже ничего нельзя было разглядеть, так, обрывки, куски. А иногда и вовсе становилось плохо – бродяга виделся ей голым, точнее она знала, что это бродяга, но перед ее лицом был его… Тогда внизу живота у нее теплело, и так уж ей хотелось, что она сама… Луиджи Бергамо, она даже и не видела его, вошел в комнату… Два следующие дня она провела связанной по рукам и ногам, и мало того, брошенная прямо на пол. Да, она кричала, плакала, просила прощения… Устав и охрипнув, она засыпала, и тогда ей снился кошмар – она уже не искала – теперь искали ее. А она пряталась, и ей было страшно…

Он развязал ее поздно вечером, сам перенес на кровать и оставил, ничего не сказав. А утром, страшная, как смертных грех, служанка принесла воды и даже помогла вымыться. Но молча, все молча. У Анны даже мелькнула мысль, что это страшилище – немая, но выяснять, правда это или нет, Анне было ни к чему.

Анны на месте не оказалось, София некоторое время ждала ее, устроившись на диване, но подруга так и не появилась. Тогда София написала несколько слов на листе бумаге и приколола к спинке дивана, тщательно обведя написанное губной помадой, чтобы записка сразу бросилась в глаза подруги. Помедлила еще немного и вернулась к себе. В какой-то момент, она даже и не поняла в какой именно, некое тревожное чувство поселилось в ней. Сначала, как едва заметная головная боль, на которую, конечно, можно было не обращать внимание. Надо было только найти подходящую позу и закрыть глаза. Но с каждой следующей минутой, тревожное чувство становилось все сильнее и сильнее, а вместе с ним разрасталась и боль, пока тревога не превратилась в тоску, сосущую сердце, а боль и вовсе не стала невыносимой…

Ее инстинкт, или шестое чувство, а может быть интуиция – не важно – сигнализировали Софии, которая очень бережно относилась к тем, знакам, которые подавал ее организм. Вот и сейчас, по мере приближения полуночи, она, буквально, не находила себе места. Металась по своей комнате, выходила в коридор, прислушивалась. Иногда она выглядывала в окно, но его так сильно прихватило морозом, что рассмотреть сквозь морозную живопись ничего не удавалось.

—         Что же со мной?! — единственные слова, которые смогли прорваться, сквозь чехарду ее мыслей.

Обыск Анжелину застал дома, спящей в теплой постели…

А что же еще должны делать законопослушные граждане в два часа ночи? Правда, законопослушной, Анжелину можно было считать только в том случае, если забыть о спекуляции, которой она занималась на центральном городском рынке. Можно даже сказать, что и не она вовсе виновата, а это жуткое время. Оправдаться тем, что и кушать хочется сытно, и одеваться красиво. И не только ей, но и всем остальным гражданам. Короче говоря, кроме этой вины, никакой другой она за собой не знала. Но это она не знала, а вот соответствующие, бдящие днем и ночью органы, знали, и мало того, неусыпно приглядывали за деятельностью Анжелины, да и всех других, ей подобных. И вот там, в недрах этой бдящей организации сложилось определенное мнение. Мнение это, в свою очередь, быстро обросло разными серьезными бумагами, протоколами и справками. А потом, все это, вылилось в одну маленькую и невзрачную бумажку. Бумажку, которая дозволяла позднее вторжение и обыск на квартире у Анжелины Форс. Она, то есть Анжелина, с этого момента обвинялась в государственной измене, выраженной в шпионаже в пользу известного иностранного государства. А брать ее пришли ночью, потому, что, именно в тот момент, она, по расчетам бдящих неусыпно органов должна была сидеть за секретным радиопередатчиком…

То, что они застали девушку спящей, нисколько не смутило старшего оперативной группы. Он, просто-напросто решил, что предполагаемый сеанс связи оказался короче, чем обычно. Короткий обыск был более, чем продуктивен. Найдены были несколько книг на иностранном языке. Старший оперативный уполномоченный, именно так и внес это в протокол обыска. А еще были найдены несколько предметов с этикетками на иностранном языке, что тоже говорило явно не в пользу подозреваемой. Конечно, если бы Анжелине задали вопрос: «Откуда у вас это, гражданка?» — Она бы, как матерая шпионка, расплакалась бы и сказала, что совершенно незнакомые люди, на рынке предпочли отказаться от этих предметов в пользу еды. Так, она бы призналась в грехе малом, чтобы скрыть более тяжкий. Но ведь в соответствующих органах сидят далеко не дураки, даже наоборот. Поэтому, никто этот вопрос ей и не стали задавать. Тем более, что по Уставу, в процессе обыска вопросы не задаются. Их задает следователь, в кабинете. Под портретом любимого, но строго вождя. То есть, когда протокол обыска уже подписан понятыми и представителями бдительных структур непосредственно на месте. Все, как записано в Уставе, а Устав, между прочим…

Там же, в Уставе, сказано, что при аресте женщины, пусть даже и шпионки, в оперативную группу обязательно должна входить представительница слабого пола. И таковая имелась в наличие – молодая, симпатичная, а главное, преданная делу, работница органов. Пока Анжелина сумасшедшими от сна глазами смотрела, как сыплются на пол книги, вещи, посуда, равнодушная и холодная сотрудница внимательно смотрела на Анжелину, как бы та, не проглотила яд, чтобы уйти от справедливого возмездия, или не выхватила бы оружие – такое тоже бывает, во время арестов.

А потом, один из сотрудников выдернул на пол ящик комода, где все приличные, да впрочем, и неприличные, как выясняется, граждане, содержат нательное, а ящиком ниже – постельное белье. Но если постельное было обыкновенным, то вот как раз нательное-то послужило более чем веским аргументом того, что проживающая по такому-то адресу Анжелина Форс, (имя и фамилия, кстати говоря, тоже было подозрительным) без сомнения является агентом врага.

Но если мужчины, входившие в оперативную группу, народ-то, в основном пришедший защищать справедливость непосредственно с полей сражения, то и спроса с них никакого не было. Приподнимая примкнутыми к винтовкам штыками изящные предметы женского туалета, они с трудом представляли, как это будет смотреться на их боевых подругах, да и непонятно на каком месте. Потому что их боевые подруги, были как раз из того числа, для которого веселый матерок, крепкое рукопожатие и быстрое совокупление, при учете, что оружие из рук выпускаться не будет, заменяло страсти, слезы и прочие вражеские штучки.

А вот юная сотрудница, которую миновали, из-за молодости, сражения и любовь на поле боя, совершенно иначе восприняла эти предметы. Во-первых, она была образованная, и мало того, читала не только прокламации, но и доставшиеся ей в наследство книги из маленькой, но очень изящно подобранной библиотеке. Ей даже не надо было закрывать глаза, чтобы представить, как эти шелковые, разноцветные паутинки могли бы украсить женское, а значит, и ее собственное тело.

Безусловно, это были порочные мысли, но надо сделать снисхождение. Девица была слишком юна, да еще и воспитание подкачало. В общем, глядя на эти вражеские приманки, представительница органов слегка замечталась и, следовательно, утратила бдительность. Чем поспешила воспользоваться профессиональная шпионка.

Анжелина сделала шаг, как раз в тот момент, когда старший оперативной группы начал перетряхивать с помощью примкнутого штыка перину на кровати. А шагнула она в беспамятстве по той простой причине, что аккурат, под периной, в матрац были зашиты все ее накопления, то есть заработанные спекуляцией, аж целых четыре тысячи золотых монет. Именно за них и переживала хозяйка. Она даже шаг навстречу сделала и руку вперед вытянула, что бы остановить или защитить…

Девушка из органов быстро спохватилась, заметила движение, правда, с небольшим опоздание. Мгновенно позабыв про все свои вредные мысли, сотрудница бросилась навстречу Анжелине, чтобы предупредить ее явно противоправные действия. Так они стремительно и двинулись навстречу друг другу, с той лишь разницей, что Анжелина зацепилась ногой за сброшенное с кровати одеяло и уже не столько бежала, сколько падала. В некоторой точке, девушки столкнулись, при чем одна, закрутила другую. Так падение одной, превратилось в падение совместное. А вот бдительный боец отреагировал и быстро, и правильно – пистолет в его руке взметнулся и раздался выстрел. Пуля выпущенная с расстояния менее трех метров прошила навылет юную соратницу и застряла в теле Анжелины…

Дальше показания свидетелей и участников становятся туманными и невнятными. По-видимому, сказывается их неопытность в оперативной работе. С точки же зрения старшего оперативного уполномоченного все выглядело так: «Коварная шпионка воспользовалась минутой, когда все были заняты мероприятием, схватила сотрудницу и, используя ее как щит, бежала, предварительно предательски выстрелив в спину девушки». Докладная именно такого содержания ушла в вышестоящую инстанцию и месяц спустя, была возвращена с резолюцией: «Наградить посмертно». Но это потом…

Огненная спица пронзила тело девушки, лишив ее, даже возможности вскрикнуть. Последнее, что она увидела перед собой испуганное лицо подозреваемой стремительно проносящееся мимо. Дальше – темнота. Долгая и душная, неожиданно кончившаяся громкими криками и какими-то ритмичными, повторяющимися звуками барабана и двух бубнов.

Боль вернулась, но это была уже иная боль. Девушка с трудом открыла глаза. Прямо перед ней было лицо старухи-ведьмы. Мокрое от пота, размалеванное краской, с глазами, словно задернутыми желтоватой пеленой. Девушке стало страшно, но силы на крик не было, поэтому она просто прикрыла глаза. Вернулись гортанные крики, ритмичный стук бубна, но главное боль – она почему-то начала отступать, освобождая тело…

Ученицы и помощницы ведьмы Агры-Оно вылили на девушку таз с холодной родниковой водой. Это было холодно, и в тоже время приятно. Девушка любила воду и могла подолгу сидеть в ней. Ей даже было не важно, озеро это около дома, или река перед пастбищами. А когда она была маленькой, так ее вполне устраивала и лужа возле дома.

—         Все, — раздался скрипучий голос Агры-Оно, — можешь забрать ее, белый человек.

—         Благодарю тебя, — девушка узнала голос отца и снова приоткрыла глаза.

Отец стоял на коленях перед странным ложем, выпиленным из ствола старой секвойи, сваленной ударом молнии несколько десятков лет назад. Девушка попробовала улыбнуться, ей даже показалось, что она в силах сказать несколько слов, но отец, положил на ее лицо ладонь.

—         Не сейчас, дочка. Ты пока слаба. Дома. Дома мы поговорим.

—         Папочка, — все-таки выговорила девушка, и губы ее коснулись обветренной руки отца.

—         Благодарю тебя, от всего сердца, — отец снова обратился к старухе.

—         Не надо мистер. Хотя твои братья и говорят, что мы дикари – мы можем понять отношения между отцом и ребенком.

—         Да. Я знаю, что ты Агры-Оно не берешь денег за свою работу.

—         Деньги – зло белого мира, — пробормотала старуха.

—         Я согласен с тобой. Но я хочу, чтобы ты сказала вождю и все твоим соплеменникам. Мистер Дикси, его дочь и его люди всегда будут рады видеть чероки на его земле.

—         Я запомню и передам твои слова.

—         И еще. Там где горы граничат с лесом, прямо около водопада. Ты знаешь, где это?

—         Да.

—         Так вот, если чероки пожелают, то они смогут жить там. Пусть там стоит их жилье, пусть там они сеют свои огороды или пусть охотятся. А если захотят, я могу построить им дома, или школу. Пусть вождь скажет, что нужно.

—         У белого человека большое сердце. Агры-Оно все скажет как надо…

Сокровище, ценнее которого нет в мире, именно так, отец поднял на руки дочь и поддерживаемый с обеих сторон слугами, вышел из жилища старухи. Повозка, в которой были уложены несколько перин и несколько оседланных лошадей ждали их около родника. Девочка со всеми мыслимыми предосторожностями была уложена на перины, после чего медленным шагом, позволив лошадям идти с той скоростью, которую они сами выберут, процессия тронулась в сторону дома.

Еще две недели девочка лежала не поднимаясь. Старая няня проводила около ее постели ночь, а весь день рядом был отец. Правда, они зря волновались, с каждым днем девочке становилось все лучше и лучше. К концу недели она уже самостоятельно кушала. А в середине недели привычно начала капризничать относительно еды. Няня добродушно улыбалась, гладила девочку по голове и уговаривала покушать. А потом наступил момент, когда девочка пожелала подняться. Отец бережно поддерживал ее, а она делала шаги. Это было так трогательно, что старая няня прослезилась. Еще неделя и молодая хозяйка уже бегала по дому, шумела, разбрасывала любимые предметы и привычно препиралась с няней. Но случились с ней и перемены. Бывает побегает, пошумит, а потом подойдет к няне, обнимет ее поцелует ее в щеку и попросит:

—         Нянечка, добрая моя, прости меня.

—         Ну что ты, сердечко мое, — старая негритянка млела от такой нежности и торопилась поднести к глазам платок.

—         Нянечка, пойдем, посмотрим на маму.

—         Конечно, пойдем, солнышко.

—         А ты мне расскажи еще про нее?

—         Расскажу, все что помню, расскажу…

И обнявшись, шли они в коридор, где по стенам висели портреты предков и родственников. Там, между бабушкой и ее сестрой, висел портрет очаровательной красавицы – матери девочки. Примостившись на скамеечке, как раз напротив портрета девочка слушала рассказы старой няни. Смеялась, плакала, но чаще – грустила. А иногда, она приходила сюда одна, садилась и разговаривала с…

Сер Дункан О’Тул был настолько любезен, хотя Тед про себя назвал это «настолько надоедлив», что не покинул их до тех пор, пока лично не показал каждому его комнату. Максу и Теду ничего не оставалось, как поблагодарить хозяина и войти в дверь предоставленных им апартаментов.

—         Прошу вас, отдыхайте. Все, что вы обнаружите в комнатах специально предоставлено для вас. Пользуйтесь и не стесняйтесь.

—         Да-да, конечно, — поочередно кивали головами гости, и каждый проклинал хозяина на свой собственный манер.

А хозяин не скрылся с глаз то тех пор, пока за гостями не закрылась дверь. Каждого в комнате ожидали растопленный камин, столик с богатейшим выбором напитков и несколько дорогих сигар, каждая из которых была упакована в отдельную стеклянную колбу, а все вместе они стояли в специальной деревянной подставке, в которую же была вмонтирована зажигалка.

—         Черт возьми, — пробормотал Тед, — выпивая первый бокал и вскрывая сигару, — кто он, наш хозяин. Нефтяной магнат, или грабитель банков, или в самом деле…

И вино, и сигары были отменно хороши. Тед развалился в кресле и прикрыл глаза. Все волнения последних часов, холод, физическая усталость, даже, в какой-то момент, страх – все это медленно начало отходить, он даже и не почувствовал, как…

Макс обнаружил в своей комнате не менее богатый выбор напитков, и был не менее щедро одарен сигарами. Наверное, он и устал не менее, чем Тед, но его рука не потянулась к угощениям. Закрыв за собой дверь, он подошел к камину, и какое-то время стоял возле него, периодически вытягивая руки к огню, периодически, так и не согрев их, прятал за отворот мундира. Мысли его тянулись медленно и бессвязно, а иногда, на него потоком текли воспоминания, тоже несвязные, но от них становилось просто невыносимо…

Он оглянул – его пистолет и сабля лежали на столе. Некоторое время он рассматривал оружие, как выход, но потом отказался от него и повернулся к огню. Действительно, человек жив, пока жива его надежда.

—         Куда же, нас несет, Господи, — пробормотал Макс.

За дверью послышался шум, неожиданно она распахнулась и в комнату вбежала, незнакомая женщина, но по тому, что осталось от ее костюма, можно было предположить, что она фрейлина императрицы.

—         Они там! — прокричала она, — они за мной…

И рухнула на пол. Макс даже не сразу сообразил, что ему следует делать. А тем временем, в коридоре, действительно послышались шаги. Макс перешагнув через женщину, бросился к оружию, но поздно. Слишком поздно. Дверь вторично распахнулась – на пороге появились мятежники.

—         Именем народа…

Дальше и не надо было продолжать. Что могло ожидать его, офицера королевской кавалерии, попавшего в руки мятежников – тюрьма, скорый суд и однозначный приговор, приведение которого в исполнение, будет вопросом очень малого промежутка времени.

Дорогу в тюрьму Макс отлично знал. Слишком часто, он препровождал туда заключенных. Он даже дружил с начальником тюрьмы. Его, как ни странно скорые реформы не коснулись. Ему оставили и пост, и квартиру, даже жалованье, хотя и сделали его несколько меньше. Он же и встретил Макса на пороге своего мрачного хозяйства. Увидел, узнал и страшно побледнел, а потом, едва не разрыдался…

—         Максимилиан, Боже мой, как же так, — забормотал старый тюремщик прямо с порога камеры, в которую сам же его и определил.

—         Не успел. Большинство моих солдат перешло на сторону мятежников. Я попытался спрятаться во дворце, но увы…, — Макс вздохнул и оглянулся, испытывая невыразимую тоску, — я столько раз бывал в этих стенах. Столько раз… Может быть, это расплата…

—         Что ты говоришь, — тюремщик подошел ближе, — те, кого ты привозил, были преступниками. Заговорщиками, пытавшимися свергнуть нашего императора. Ты солдат…

—         Стоило смениться власти, я поменялся с ними ролями. Такой вот странный юмор у нашей жизни…

Макс смолк, размышляя, по-видимому, над превратностями судьбы.

—         Максимилиан, мне надо идти, та женщина, которую привезли с тобой. Ей тоже надо найти место, — прервал размышления старого знакомого тюремщик.

—         Так много заключенных, — вяло поинтересовался Макс.

—         Да. Привозят каждый день, сплошным потоком. Правда и увозят тоже, каждый день. Но привозят все равно больше.

—         Я понимаю, — кивнул Макс.

—         Я устрою ее, и тут же приду. Принесу что-нибудь поесть. У меня, — старик грустно рассмеялся, — осталось кое-что из запасов для особых заключенных.

—         Буду рад увидеть тебя, старик…

Прошла еще неделя, теперь комната, в которой томилась Анна, была прямо-таки увешена изображениями бродяги. На стенах – сплошным ковром, на предметах мебели, а еще, на молельном столике. Даже на столе для еды и на полу. Было время, когда ее чуть ли тошнило от этого изображения. Несколько десятков эскизов она содрала со стены и отправила в маленький, дымящий камин. Анна ожидала, что за эту выходку художник побьет ее, но тот только рассмеялся, словно предвидел это. А потом что-то изменилось, Анна даже и не поняла, что именно. Она заинтересовалась лицом этого бродяги. Оно было и отталкивающим и притягательным одновременно. Бывали моменты, когда она останавливалась перед каким-нибудь эскизом и пыталась понять, что же так изменило ее отношение к нему.

А потом, она и вовсе привыкла к тому, что это лицо постоянно окружает ее, она даже начала разговаривать с ним, отчасти и из-за того, что художник словно, забыл о ней. Заходил редко, да и то на какие-нибудь минуту-другую. Зайдет, бросит на стол несколько новых эскизов и уходит. Неизменными оставались только ночные кошмары и немая служанка – та приходила регулярно, приносила еду, воду. Поливала из кувшина, когда Анне хотелось вымыться, и уходила…

А потом наступила суббота. В эту ночь ее посетила бессонница. Страшная, с короткими провалами в забытье и с непременным посещением ужасов в эти мгновения беспамятства. Утро Анна встретила издерганной и измотанной, с запавшими глазами и с морщинами, которых никогда у себя не видела. Заглянув в зеркало, она даже не узнала себя. А еще, под утро она поняла, что ждет ее что-то непереносимо страшное. Что-то такое, о чем она очень сильно будет жалеть и, скорее всего, никогда не сможет себя простить. Она твердо решила, как только придет художник, она откажется от денег и попросит отпустить ее. Она даже была согласна на то, чтобы ее избили. Так она провела первую половину дня, в напряженном ожидании и в предчувствии.

А когда пробили полуденные звоны, прямо с последним ударом, дом огласился страшными криками. Нечеловеческими, в которых, можно было, нет, не услышать, почувствовать нечто, от чего волосы становились дыбом. Продолжались эти крики до следующих звоном. Анна металась по комнате, барабанила в дверь, разбила в кровь лицо, изломала ногти. Чувствовала, как ее рассудок периодически то изменяет ей, то возвращается…

А потом крики стихли, но Анна этого не заметила, потому, что в ее сознании, они все еще продолжали звучать. Тысячи страшных догадок мелькнули у нее за это время. Увидев, случайно свое отражение, она испугалась самой себя и поспешила отвернуться, но за этот короткий взгляд, успела заметить, что в волосах ее, таких густых и черных, появились серебристые нити седины.

Она была, буквально в нескольких, совсем коротких, шагах от безумия, когда дверь, наконец, открылась. Анна бросилась в нее сломя голову, пролетела комнату, потом следующую, еще одну, а потом оказалась в помещении, где дневной свет падал через стеклянный потолок. Она зажмурилась и невольно остановилась, а когда снова открыла глаза, то увидела бродягу.

Тот был распят на кресте.

Он был еще жив, голова его безвольно перекатывалась с одного плеча на другое. Хриплые стоны срывались и падали вниз, вместе с тяжелыми, черными каплями крови. Обнаженное тело было изогнуто в судороге, страшные, вспученные ребра, втянутый, чуть ли не до самого позвоночника живот и скрещенные ноги, все это ходило ходуном, стучалось о столб, и звук этот отражался в голове Анны, как звон огромного, черного колокола…

Ноги ее подкосились, она упала на пол. Вой, страшный, женский ворвался из ее груди, обломанные ногти царапали тело, раздирали одежду, пытались… Окончательно потерявшись, она подползла к кресту. И двигала ее не сила мышц, а нечто иное. Это нечто преодолевало немощь тела, просто переступало через него, как через труп уличного животного. Сгибало конечности, под невероятными углами, и когда те отказывались служить, поднимало беспомощное тело, и просто бросало вперед. Так Анна оказалась около ног бродяги. Поднялась, перебирая по столбу руками, и левая ее рука дотянулась до ободранной коленной чашечки. Коснулись и соскользнули вниз, напоровшись на страшный и какой-то неимоверно огромный гвоздь с неровной квадратной шляпкой. Не чувствуя боли, руки скользнули ниже, оставляя на желтоватой коже бродяги свежие кровавые следы. Последнее, что она запомнила поджатые пальцы ног с…

Из небытия ее вернула холодная вода, целое ведро, окатившее Анну с головы до ног. Рядом стоял художник, на редкость приветливый, и даже улыбающийся. Он помог ей подняться. Усадил на стул и протянул стакан вина.

—         Где он, — простонала Анна, с трудом удерживая себя в сидячем положении.

—         Кто он? — удивленно вскинул брови художник.

—         Бродяга. Я видела его распятым, вот здесь, — Анна подняла руку, чтобы указать на место, но там было пусто.

—         Повтори, что ты сказала?

—         Но, — споткнулась на слове Анна, — но я видела. Здесь. Он был распят.

—         Ты в своем уме?! — улыбка медленно сползла с лица художника.

—         Но я сама…

—         Ты сама болела. Почти неделю металась в бреду. Выгнала служанку, бросалась на меня. Разгромила мою комнату. Ей богу, я сильно пожалел, что связался с тобой. Не думал, как от тебя отделаться.

—         Я болела? — пробормотала Анна, совершенно сбитая с толку.

—         Я даже тебе лекаря вызывал.

—         Лекаря?!

—         Да. Тот осмотрел тебя и сказал нервная лихорадка.

—         Что же мне теперь делать?!

—         Как что делать, иди домой, — художник поднялся.

—         И ничего не было?

—         Ты имеешь ввиду, спал ли я с тобой? Так этого не было. Я хотел сначала, ты мне приглянулась, а потом я рассмотрел тебя внимательно, и ты мне разонравилась.

—         Разонравилась? — Анна переспрашивала просто так, над ней все еще витала страшная картина распятия.

—         Да, — продолжал тем временем художник, — сиськи, задница. В одежде все это выглядит соблазнительно, но стоит тебя раздеть и все…

Анна поставила на стол стакан с вином и поднялась. Ее качнуло, но голова уже контролировала тело.

—         Так я могу идти, — произнесла она тихо.

—         Да-да, — кивнул художник, — иди.

Анна направилась к выходу. Внутри нее было пусто. И еще была усталость. Устало все и тело, и душа. Так, медленно переступая, она дошла до двери.

—         Эй, погоди, — окликнул ее художник, — совсем забыл.

Луиджи догнал ее и вложил в руку несколько монет.

—         Зачем это? — спросила Анна, разглядывая монеты в руке, словно видела их в первый раз в жизни.

—         Что значит зачем, — удивился Луиджи, — мужик я, в конце концов, или нет. Какая бы страшная задница у тебя не было, но пару раз я тебя попользовал.

Так, с монетами в руке, Анна покинула дом папского художника Луиджи Бергамо и вышла на улицу. Светило солнце, редкие облачка хоть и плыли по небу, но были не в состоянии сделать серьезных изменений в погоде. Городская мостовая кое-где подсохла. А по улицам гулял свежий ветер. Заметив Анну он набросился на нее, растрепал волосы, попробовал задрать юбку, но Анна чисто механически придержала ее рукой. Короткая вспышка боли заставила Анну взглянуть на руку – та была аккуратно перевязана. И тогда Анна все вспомнила, все поняла.

И полились из ее глаз слезы – соленое женское спасение. Целое море выплеснулось наружу, вымывая из сознания страх, ужас, боль. Так, рыдая в три ручья, Анна шла привычным маршрутом – к своей любимой корчме. Шла медленно, не обращая внимания на то, что ее пышная юбка волочиться по городской грязной мостовой, что сама она размазывает по щекам слезы, становясь от этого страшной, не замечая, что ее ноги иногда проваливается в выбоины, и тогда в башмаки заливаются грязь и нечистоты. Случилось с ней, нечто такое, такое, чего раньше… Ее обманывали, ее насиловали, ее били – она привыкла. На некоторые вещи и вовсе перестала обращать внимание, а в иных случая научилась действовать на опережение. Что и говорить, она была опытной и не такой уж глупой девушкой.

Но проклятый художник, Анна вздрогнула и не решилась даже про себя произносить его имя, изнасиловал не тело, но совокупился с душой, грязно, извращенно, кроваво. И это был так омерзительно, так нестерпимо больно…

Хозяин корчмы встретил ее удивленным возгласом.

—         А мы думали, что художник тебя съел, — смеясь, произнес он.

—         Что? — не поняла Анна, все еще находясь внутри собственных переживаний.

Хозяин быстро взглянул на нее повнимательнее, и сообразив, что девушка не в себе, повторять шутки не стал.

—         Пить будешь?

—         Буду, немного, — кивнула Анна.

Хозяин лично налил кружку и поставил ее перед Анной, а потом, подумав немного, в заведении все равно был полный штиль, сам присел рядом.

—         Давно меня не было, — неожиданно поинтересовалась Анна, делая большой глоток.

—         Давно, — поморщив лоб, припомнил хозяин.

—         Зачем он меня обманул? — Анна вопросительно взглянула на хозяина.

—         А-а-а, они все такие, — махнул рукой хозяин, сообразив, кого имеет ввиду девушка, и добавил, — художник, что с него возьмешь?!

—         Да-да, — Анна поднялась, выложила монетки перед хозяином и направилась к выходу.

—         Ты куда?

—         Я пойду домой. Мне надо побыть…, — но договорить она не успела.

В заведение вошли двое мужчин. Черные плащи и знак принадлежности к Ордену. Даже и не надо было пояснять, что это посланники Папы. Увидев их, хозяин невольно втянул живот и как-то стал меньше в размерах.

—         Гулящая девица Анна, — гнусавя, словно у него насморк, произнес один из них.

—         Я не…, — начал было хозяин, но Анна хлопнула по плечу посланника.

—         Это я, разве не видишь?

Посланник брезгливо смахнул с плеча ее руку.

—         Велено передать, — его рука метнулась под плащ и вытащила на свет два тяжелых, бархатных мешка, опечатанные папской печатью.

Не особенно понимая зачем, она приняла в руки деньги.

—         Но…, — начала она, но посланники повернулись к ней спиной, и молча вышли из заведения…

Анна беспомощно повернулась к хозяину.

—         Ты вот что, — хозяина подошел к ней, выглянул на улицу, а потом загородил ее от входной двери, — ты Анна пройди-ка через те двери. От греха подальше.

—         Но…,

—         Никаких но, дай-ка я тебе плащик дам, а ты мешки эти под плащ прячь. Под плащ…

Он еще раз выглянул на улицу, а потом крикнул громко:

—         Мери, чертова кукла, выйди-ка сюда.

Из кухни появилась заспанная служанка.

—         Чего надо.

—         Ты вот что, девка. Иди-ка, проводи Анну до дома.

—         А что она сама-то, — попробовала перечить Мери. Но тут же прямо перед носом у нее появился кулак хозяина.

—         Ты слышала, что я тебе сказал. Приболела она…

—         Да, — быстро сообразив, что хозяин не шутит, согласилась служанка.

—         Вот так бы и сразу. А то завела привычку.

—         Да это я так, со сна, —  начала оправдываться девушка.

—         Ладно. Приболела наша гостья. Понятно?

—         Да.

—         Вот. Доведешь ее до дома. Прямо до двери. Послушаешь, как она задвинет засов и сразу ко мне. Поняла?!

—         Я что глупая что ли, — возмутилась Мери.

—         Ты мне еще оговариваться начни. Все поняла?

—         Проводить, послушать, как запрется и назад.

—         Молодец. И еще, веди ее тихими улицами, в разговоры не вступай. Вон плащик накинь, как у нее и иди. Словно, идут две почтенные дамы, домой.

—         Я все поняла.

—         И не тереби ее. Вопросов глупых не задавай.

—         Я поняла.

—         Ну, идите с Богом…

Вторая была особенно хороша, Тед не удивился бы, если бы увидел ее где-нибудь на подиуме, или на обложке журнала, а то и в кино. Дело было в том, что она была стопроцентным профессионалом, плюс еще кое-что – некая изюминка – так это принято называть у женщин.

Тед повернулся на спину. Блаженство расслабления после занятий сексом – что может быть лучше!? Каждая мышца его тела стало словно желе, на любое, даже самое слабое шевеление, тело отзывалось сладкой истомой, и это было замечательно, лишь немного саднила шея, по-видимому, девицы так старались, что содрали кожу. Но эта мелкая неприятность ни шла, хотя, кто сказал, что это неприятность, ни в какое сравнение со всем остальным. Тед даже и не почувствовал, как перешел в состояние глубокого, спокойного сна…

Суд был назначен на конец декады. Макс по-прежнему находился в одиночной камере, что было необыкновенной роскошью – старый его знакомец, как мог, старался скрасить тяжелые дни пленника. У Макс оставалось шесть дней, до того, как он должен будет предстать перед трибуналом представителей народа. Макс даже знал, какой ему вынесут приговор, правда, старался не думать об этом. Просто он ходил по камере, делал гимнастику и сидел около камина, кстати, тоже добрая услуга старого тюремщика, потому что старое здание тюрьмы было переполнено сквозняками и сыростью. А когда приходил тюремщик, то они разговаривали и истребляли вдвоем остатки «особого запаса для высокопоставленных лиц», как это называл начальник тюрьмы.

Как-то, это было, дня за три до суда – Максимилиан теперь именно таким образом вел отсчет времени – тюремщик пришел чуть раньше обычного.

—         Максимилиан, Вы знаете местные новости?

—         Откуда, друг мой, я же сижу в одиночке? — невесело улыбнулся Макс.

—         А, ну да, извините, — спохватился и неловко замолк тюремщик, — извините, Максимилиан, я…

—         Да хватит Вам. Кстати, Вы говорили что-то о новостях, — напомнил Макс.

—         Да-да, сегодня, к нам привезли малышей.

—         Каких малышей, — сразу не понял Макс.

—         Ну, как же, юных наследников.

—         Подождите-подождите, — быстро заговорил Макс, — Вы говорите о юном Генрихе и его сестре Маргарите.

—         Да, именно, о них, — кивнул старик.

—         Но зачем же сюда? Господи, они ведь совсем дети, — забеспокоился Макс.

В свое время, ему приходилось несколько раз общаться с ними самими и их няней. Правда, в момент общения его больше интересовала молодая няня, но и малыши были привлекательны и забавны, он даже немного с ними подружился.

—         Их привезли тайно, в наемной, закрытой карете. Как объяснил мне глава народной милиции, для того, чтобы они не попали в руки фанатично настроенной оппозиции.

—         Спрятать детей в тюрьме – оригинальный подход к решению проблемы безопасности.

—         А почему нет, — вроде как, возразил старик, — здесь их точно не будут искать.

—         Друг мой, но именно в тюрьме, проще всего забыть о человеке. Или вспомнить слишком поздно. Понимаете? А еще, его можно запросто лишить жизни. Тем более, если речь о беззащитном и испуганном существе.

—         Неужели Вы думаете…, — тюремщик даже не стал договаривать, только глаза его сделались большие и испуганные. Но Макс, все равно понял, что именно хотел сказать его собеседник.

—         А Вы думаете, что это невозможно?

—         Честно говоря, такое коварство, да тем более, по отношению к детям, — старик покачал головой, — мне не могло прийти в голову.

—         Времена меняются, мой друг. Если Бог не защитил своего помазанника, то почему Вы думаете, что он пощадит его детей?

—         Макс, Вы словно открываете мне глаза. Бог, и правда, забыл нашу бедную страну, если допускает в ней такое.

—         Скажите, а кто-нибудь сопровождает наследников?

—         Няня. Такая молодая, очень симпатичная особа…

—         А ее имя, Вы не знаете?

—         Она представлялась мне, но я, честно говоря, позабыл.

—         Я попрошу Вас, дружище, припомните…

—         Знаете, Максимилиан, мне проще будет заглянуть в бумаги, увы, я давно перестал надеяться на собственную память. Однако Вы взволнованы. Думаете, что она Ваша знакомая, а может быть, даже и больше…, — старик рассмеялся, но по-доброму. Как старость иногда посмеивается над страстями молодости…

Девушка шла по коридору, по совершенно незнакомому ей помещению. Ее тонкая, весьма восприимчивая к искусству, да и вообще к красоте, натура позволяла ей понимать живопись, восхищаться не только мазком или подобранной световой гаммой, но и воспринимать картины, как некий фрагмент жизни, наполненный внутренним смыслом и содержанием. А некоторая начитанность и широкий кругозор, несмотря на ее участие в историческом изломе, позволяли узнавать лиц изображенных на портретах, или угадывать исторические события, фрагменты которых, по той или иной причине взволновали художника…

Исторический излом. Именно он, не позволил девушке закончить образование, а потом, вопреки собственным устремлениям, толкнул ее на работу в органы. Из-за всего этого, она нечасто выбиралась в картинные галереи. Сначала не позволяли известные события, когда всем стало не до картин, а позднее работа… Но она знала, что таких огромных, практически бесконечных галерей не бывает. Со стороны, это был просто коридор, хорошо освещенный, но начинающий неизвестно где и заканчивающийся в неопределяемой на глаз перспективе…

А вот около этой картины девушка остановилась надолго. Она не смогла найти имя художника, вместо подписи, в нижнем правом углу стоял некий знак, большой и безвкусный по исполнению. Как будто его нанесли позднее, уже по верх готового произведения, а заглядывать по ту сторону холста, она не решилась. Но тот, кто писал ее, без всякого сомнения, был странным художником. Взять, хотя бы сюжет, он был редок. Девушка напрягла память, а потом даже покачала головой – такой никогда не попадался. Кроме того, он шел вразрез со всем тем, что было написано в Библии, хотя, если подумать, и не опровергался ей.

Умирающий на кресте сын, а у ног – его мать. Воспитанная, своим веком, девушка, без всякого сомнения, сочла бы этот сюжет пошлым, но исполнение стоило того, чтобы остановить свой бег. Мастерство художника, который выписал муки и страдания такими, что они потрясали душу, оставляли след, а точнее рану, глубокую и незаживающую. Изображение, буквально, излучало боль, самую настоящую, физическую. По телу девушки даже пробежали судороги, как если бы она на краткий миг оказалась, там. Нет, не у ног, этого бы она и вовсе не пережила бы, а где-то рядом, недалеко. И это малое расстояние позволяло слышать крики, проклятия и стоны, которые, без сомнения, должны бы были раскачивать и сотрясать и землю, и небо. Девушка невольно подняла руки, чтобы прижать их к ушам, но в последнюю минуту, услышала шаги. А, отвлекшись, поспешила отойти от картины…

По коридору, быстрой походкой, какой ходят не посетители, а скорее, обслуживающий персонал, или в редких случаях хозяева, двигался старик. Увидев девушку, которая отшатнулась от картины, он поспешил приблизиться и спросить:

—         Анжелина, Вы в порядке?

—         Картина, — указала на полотно девушка, — она… она странная.

—         Картина, — старик посмотрел на полотно, словно видел его впервые, помолчал, а потом задумчиво произнес, — и правда, странное впечатление.

—         Извините, а Вы не знаете, что значит вот этот значок на том месте, где обычно стоит автограф автора?

—         А вот это как раз, мне известно. Это очень старая работа, а значок означает, что картина собственность Папского Ордена.

—         Ее писали монахи, — удивилась собеседница, — которая всегда относилась к людям в рясе с непонятной брезгливостью.

—         Нет, конечно. Просто автор, его имя, — старик поморщил лоб, — Луиджи Бергамо, сильно согрешил и был осужден Орденом, а его работы, до тех пор, пока мастер не покается, принадлежали Ордену.

—         Понятно.

—         Эта работа, единственная в своем роде. Видимо, предыдущие картины художника так же попали под опалу Папы, и вполне возможно, были уничтожены. Очевидно, что это последняя из работ мастера, а может быть, даже, и единственная из сохранившихся. Мне больше не попадалось ни такого стиля, ни такого понимания текста, ни такого выбора сюжета, если хотите.

—         Простите, Вы хозяин…, — осторожно поинтересовалась девушка.

—         Я хозяин это дома, Анжелина, неужели Вы забыли?

—         Мне как-то неудобно, но Вы не первый раз называете меня этим именем, но уверяю Вас, что Вы ошибаетесь.

Сер Дункан О’Тул был удивлен, но потом, удивление рассеялось. Ему приходилось сталкиваться с загадками и посерьезней. Поэтому он легко принял на веру слова, сказанные девушкой.

—         Что ж, тогда, давайте знакомиться, я – сер Дункан О’Тул, как я уже говорил, хозяин этого дома.

—         А я…, — девушка неожиданно замолчала и растерянно посмотрела на хозяина, — Господи, что же это со мной. Я не помню своего имени.

—         Не волнуйтесь, — сер Дункан О’Тул аккуратно взял девушку под руку, — а Вы уверены, что Вы не Анжелина?

Девушка вновь посмотрела на хозяина и беспомощно улыбнулась, размышляя над вопросом, но потом покачала головой.

—         Я не помню, как именно меня зовут, но уверена, что слышу это имя только от Вас. Это как-то нехорошо…

—         Знаете, — давайте, я провожу Вас до комнаты, которую до Вас занимала девушка очень похожая на Вас, именно поэтому, я и назвал Вас ее именем. Вы посмотрите вещи, а вдруг…

—         Давайте попробуем, — нерешительно согласилась девушка.

Сер Дункан О’Тул стараясь отвлечь собеседницу от тревожных размышлений повел по коридорам дома, и в конце концов, привел к комнате Анжелины.

—         Вот здесь поселилась девушка, с которой я Вас перепутал. Заходите.

Девушка нерешительно вошла в комнату, оглянулась.

—         Здесь уютно.

—         Располагайтесь. Посмотрите вещи, может быть, они что-нибудь вам навеют…. А меня, покорнейше прошу прощения, ждут дела.

—         Да-да, конечно, Вы и так уделили мне много времени. Только еще один вопрос, а эта Анжелина, вдруг она придет?

—         Что ж, я думаю, она будет рада узнать, что у нее есть сестра-близнец. Так что не волнуйтесь. Здесь достаточно комнат, никто не будет стеснен.

—         Спасибо Вам, мистер Дункан.

—         Мой долг, но с другой стороны, — сер Дункан О’Тул улыбнулся, — с другой стороны, исполнение этого долга было очень приятно.

Девушка улыбнулась в ответ на комплемент, а хозяин дома, вполне довольный собой покинул ее комнату.

Это нельзя было назвать стратегической ошибкой – причалить к берегу, который вполне может принадлежать противнику. Сложившая ситуация – в этом проблема. В сложившейся же ситуации, такой остров был скорее подарком судьбы, прерывавшим длинную цепь невезения. Сначала двое суток жесточайшего шторма, за время которого они отбились от каравана, потеряли большую часть парусной оснастки, и значительную часть экипажа. Нет, однозначно, этот остров был подарком судьбы…

А вот пиратская эскадра из семи кораблей целехоньких и готовых к подвигам, это уже не просто невезение – это рок…

Безусловно, галион, сам по себе надежное судно, крепко построенное и готовое к подобным встречам, но только не в том случае, когда у Вас даже нет возможности выйти в море, чтобы бежать. Суда оказались прикованными к берегу не только и не столько якорными цепями, сколько разрушениями и поломками – результатами шторма. Капитаны испанских галионов смотрели на приближающуюся эскадру и понимали, что живыми из этой переделки им не выбраться. Помимо обыкновенной ненависти, которую испытывали к испанцам большинство флибустьеров, над ними довлел еще и миф об испанском золоте…

—         Дон Мигель, я думаю, что у нас хватит времени на залп по этим негодяям.

—         Один, может быть, два, если повезет. Думаете, они решаться на рукопашную схватку?

—         Без сомнения, не забывайте о золоте, дон Мигель.

—         Кстати о золоте, у меня есть, как мне кажется, есть неплохая мысль…

Томас и Толстый стояли на капитанском мостике «Грома», когда из «вороньего гнезда» подал голос впередсмотрящий.

—         На горизонте два судна. По виду испанцы.

Томас даже и размышлять не стал.

—         Полный вперед. Я думаю, что это как раз то, что мы ищем.

А сверху продолжали докладывать:

—         Похоже, их хорошо потрепала недавним штормом.

—         Тем лучше для нас, — отозвался Томас.

—         Как думаешь, — поинтересовался у брата Толстый, — может быть, что это часть того самого пресловутого «золотого транспорта»?

—         А почему бы и нет, — пожал плечами Томас.

Не один год скитаний по морям, битвы, абордажи, победы и поражения, приучили его смотреть на жизнь философски: много не ждать, но и никогда не отказываться от того, что практически, само идет в руки…

Весть о том, что шторм жестоко потрепал испанский караван, один из самых крупных транспортов с золотом, птицей облетела все уголки, где имелось хотя бы одно, мало-мальски пригодное к каперству судно. Пара судов, зашедших в порты, срочно производили ремонт и делились впечатлениями. Про золото говорили, меряя его не килограммами, и даже не десятками килограммов – речь шла исключительно о тоннах, причем о таких, которые осаждали загруженные галеоны выше ватерлинии и замедляли ход их бегства. Как следствие, по территориям, находящимся под контролем берегового братства, пронеслось что-то вроде «золотой лихорадки». До этого сообщения, братство пережидало непогоду и действия очередной английской эскадры, ремонтировало свои корабли, а так же, употребляли не в меру  вино и ласки местных, недорогих красавиц. Но пошел слух, и оно моментально навострило уши и носы, которые, за много миль, чувствовали запах благородного желтого металла. Вино было отставлено в сторону, красавицы сброшены с колен, и уже к вечеру взвились паруса на всех, способных к плаванию, кораблях. Наверное, никогда не было так пустынно в портах, где обычно проводили время эти джентльмены удачи. Каждый, кто только мог, отправились на поиски испанского золота.

И действительно, были такие, кому повезло в этой погоне, правда, таких, были считанные единицы. Тех же, кто потерял в этой золотой лихорадке не только собственные суда, но жизни, насчитывались десятки, а может быть, и сотни…

Адмирал Томас, возвращался из очередного похода, который принес ему больше славы, чем богатства. Пара испанских портовых городов на время исчезли с морских карт в результате этого похода. Именно там, допрашивая с пристрастием, одного из испанских военных чинов, Томас узнал, что испанцы приготовили и отправили огромное количество золота. Оставив одно из судов, наказав его капитану забрать причитающийся выкуп, адмирал бросился в погоню.

Прошла неделя, безуспешного блуждания, а потом грянул шторм. Правда, он не коснулся кораблей адмирала Томаса. Буквально за несколько часов до шторма, Томас приказал войти в маленькую бухточку, чтобы пополнить запасы пресной воды. Дело должно было занять несколько часов, а получилось, что эскадра застряли аж на двое суток, хотя особенно жалеющих о потерянном времени не нашлось – разразившийся шторм очень сильно напоминал раскрывшиеся ворота преисподней.

Эскадра, ведомая флагманской «Громом» вышла в море, как только установилась более или менее благоприятная погода, и несколько часов спустя, около небольшого островка наткнулась на потрепанные испанские галионы. А это уже была удача, а может быть даже некий знак…

Тем временем испанские корабли сопровождения, в свою очередь, также пытались найти своих конвоируемых. Как и пиратским судам, большинству из них не везло…

Времени, действительно, хватило на два залпа. А потом рангоут, остатки такелажа, палубные надстройки, фальшборт – все было снесено ураганным огнем, который открыли орудия эскадры. Если бы не вера в то, что эти галионы перегружены золотом, адмирал позволил бы свои бомбардирам разнести вражеские суда в щепки. Остатки экипажа галионов, всего несколько человек, покинули суда, и вплавь добирались до берега, но их было так мало, и настолько этот побег был малозначительным, по сравнению с предполагаемыми сокровищами… Их даже не стали преследовать.

Пиратские суда подошли на расстояние кабельтова, с «Грома» были спущены шлюпки. Три, под командой Толстого, пошли на один галион, три других, во главе с самим адмиралом, отправились на второй. Пока абордажные команды лазили по разбитым судам, собирая все что, могли найти ценного и стаскивали это на шлюпки, совершенно ошалевшие от готового свалиться на них богатства, а ни один матрос даже и не сомневался в том, что испанские суда полны золота, орали и палили вверх. Но их радость постепенно стала ослабевать, когда пробыв на галионах меньше часа, шлюпки с абордажной командой отправились назад к флагману. Каждый матрос понимал, что за сорок минут невозможно перегрузить десятки тонн золота. А потом, с «Грома» дали команду выходить в море.

С каждого корабля эскадры, на скорую руку, были собраны представители команд и все они отправились к флагману.

На палубе флагманского судна лежала более чем скромная горка предметов – трофеи, которые были доставлены абордажной командой. Около нее стоял адмирал Томас и несколько человек из команды флагманского судна. Толстый стоял чуть поодаль, около борта, курил трубку, и читал какую-то потрепанный томик, изредка поглядывая в сторону острова…

Тем временем на палубу поднялись представители кораблей эскадры. Томас раздраженно взглянул на них:

—         Какого черта, вы здесь делает, когда я дал команду отплывать? — раздраженно поинтересовался он, разглядывая эту пеструю и возбужденную толпу.

Вперед выдвинулся огромный, на голову выше самого высокого из числа стоящих на палубе флибустьеров, бородатый пират.

—         Команда интересуется, где и как адмирал собирается делить золото?

—         Это? — Томас пнул ногой откатившийся в сторону серебряный кувшин, — да хоть сейчас. Пусть приходят и забирают полагающуюся долю.

—         Не надо так шутить, адмирал. Мы говорим об испанском золоте.

Томас повернулся к брату.

—         Слышал, Толстый, им тоже нужно испанское золото. Тысяча чертей, всем нужно испанское золото, даже мне нужно это проклятое золото. А его нет!

—         Томас, я…, — Толстый заложил пальцем книгу и сделал шаг в сторону брата, но тот отмахнулся.

—         Адмирал, — пират заговорил снова, — но это корабли испанского золотого транспорта, на них должно быть золото.

—         Там ничего нет!

Шепот пробежался по делегации и к бородатому пирату подошел еще один.

—         Адмирал, экипаж «Грозы» говорит, что не сделает кабельтова, пока не побывает на этих галионах.

—         У экипажа «Грозы», какие-то другие глаза что ли, не пойму. Там уже были люди с флагмана. Я сам там был, но золота там нет.

—         Этого не может быть! — раздались сразу несколько голосов из толпы.

—         И что это значит?! — Томас понизил голос, его раздражение готовилось перейти в ярость.

—         Это значит – экипаж разрывает наш договор.

—         Хочется напомнить экипажу, — обратился к представителям Толстый, — что в случае такого разрыва, экипаж лишается премиальных, за последний рейд.

Это немного охладило головы пиратов, они зашептались между собой. А потом парламентер повернулся к адмиралу.

—         Экипаж согласен на такую потерю.

Томас расхохотался.

—         Вы тупоголовые идиоты, вы хоть понимаете, что вы отказываетесь от реальных, настоящих денег, ради мифа. «Удачливый» придет на Тартугу через пару дней и привезет выкуп от губернатора…

—         Мы отказываемся, — повторил пират.

—         Ну и черт с вами, — плюнул Томас, — как хотите, а мы уходим.

Двое старших офицеров подошли к Томасу и тихо заговорили с ним.

—         Адмирал, может быть, нам имеет смысл остаться.

—         Вы еще не поняли, я осмотрел один галион, мой брат второй. Ни на одном, ни на другом судне золота нет.

—         Но некоторые матросы из абордажной команды говорят о бочках.

—         Ах, о бочках, так они полны подмоченным порохом. Я лично разбил несколько штук.

—         Но их там намного больше.

—         Послушай меня, Рикки, можешь мне поверить, там везде порох.

—         Тогда отплываем?

—         Именно так.

«Гром» поднял паруса, и отделившись от остальных кораблей направился в открытое море. Пока он проделывал этот маневр, представители вернулись по своим судам и уже минут через двадцать, послышались команды, оставшиеся корабли устремились к испанцам…

—         Жаль, что эти галионы не принадлежат этому каравану, но представь себе, какой там сейчас начнется бардак? — со злой усмешкой произнес Томас.

—         А ты и правда, поторопился, Томас, — Толстый подошел ближе.

—         То есть?

—         Давай-ка, спустимся в каюту.

Томас передал штурвал дежурному матросу и отправился с братом в каюту. Толстый закрыл дверь, подошел ближе и выложил перед Томасом маленький, карманного формата томик. Томас взял ее в руки и раскрыл наугад.

—         Что это?

—         Стихи, на испанском языке.

—         Это я понял, хотя и не знал, что ты знаешь испанский язык.

—         Как выясняется, знаю. Но это не важно. Главное, что здесь описано то место, где испанцы зарыли золото.

—         Какое золото, — Томас был разочарован, — и ты туда же.

—         Нет-нет, посмотри, этот цикл стихов называется «Мои сокровища»…

—         Что, прямо так и называется? — рассмеялся Томас.

—         Именно так. Речь там конечно идет про любовь, свидания, поцелуи и прочую ерунду. Я нашел эту книжицу в каюте капитана и зачем-то прихватил с собой. Просто, как ты только что, я открыл эту книгу. Только на мое счастье, она открылась на маленьком цикле стихотворений «Мои сокровища».

—         Повезло тебе, — рассмеялся Томас.

—         Я тоже рассмеялся этому странному совпадению и от нечего делать начал читать. В каждом стихотворении цикла хозяин книги пометил по одному слову, которые, если сложить их вместе дают вот такое сообщение, — периодически заглядывая в книгу, Толстый произнес: «края роща белые деревья сто шагов каменное сердце вниз».

—         Похоже на бред, но… Повтори-ка еще раз…

—         Дай лучше лист и перо, я запишу.

Толстый присел за стол, быстро написал текст на английском языке и протянул листок брату. Тот прочитал, а потом покачал головой.

—         Знаешь, брат, смысл здесь конечно угадывается, но с чего ты решил, что это план?

—         Я тоже сначала подумал, что это все ерунда, но на галионе мне попалось письмо, оно личное, но там упоминается некий груз. Там так и было написано «некий груз» и говорится об опасности, которой подвергаются автор письма, перевозя этот груз.

—         Но…

—         Точно, и я подумал о порохе, но решил на всякий случай проверить. Так вот, в судовых документах написано, про одну большую партию пороха…

—         Вот, видишь?

—         Ты не дослушал. Большую партию пороха в мешках.

—         Черт возьми, — Томас поднялся и прошелся по каюте, — хитро. Очень хитро.

—         Кстати, бочки, которые мы разбивали разные. То есть разные по времени – даты отправки на них разные, даты упаковки, даже места назначения.. Ну, они не могут быть из одной партии, понимаешь о чем я говорю?

—         Да-да, понимаю.

—         Вот именно.

Томас еще раз перечитал написанное.

—         Только, по такому плану можно половину острова перерыть и ничего не найти.

—         Знаешь, брат. Я думаю, что половина слов, которые здесь написаны, лишние. Они вроде как дополнительная информация. Ну, чтобы сориентировать тебя на месте. Самое главное, что здесь написано, это то, что золото зарыто под каменным сердцем.

—         Толстый, а ты не придумал все это. Что-то больно сложно.

—         Это только так кажется. Наверняка, испанцы понимали, что рано или поздно на них нападут. Не дураки же они, чтобы спокойно чувствовать себя на пиратском острове. Вот они и решили, что самым надежным будет золото спрятать. Если их раньше найдут свои, то они перегрузят золото, а если кто-то другой, то золота нет, а есть порох.

—         А стихи эти?

—         Стихи… Скорее всего, это любимые стихи кого-нибудь из офицеров, а может и самого капитана. Наверняка тот, кому принадлежит книга, хорошо знал их. Томик-то зачитанный. Вот он и вспомнил о них, решив, на всякий случай указать место…

—          А…

Договорить Томас не успел, послышался пушечный залп, а потом раздался взрыв. Томас и Толстый бросились на палубу. На месте кораблей бывшей эскадры опадал высоченный столб воды.

—         Черт возьми! — пробормотал Томас.

А из «вороньего гнезда» впередсмотрящий доложил:

—         Вижу два испанских судна. Это был их залп.

—         Что делают?

—         Подходят ближе.

Томас выдернул из футляра подзорную трубу, и некоторое время смотрел в нее.

—         Что там? — поинтересовался брат.

—         Подходят к месту.

—         А с нашими, что?

—         Почти ничего не осталось. Слишком уж плотным кольцом они стояли около тех галионов, превращенных в брандеры. А они взорвались практически одновременно. Два наших разнесло просто в щепки. Три с ужасными повреждениями, а последнее, взрывом выбросило на берег. Скорее всего, и оно повреждено.

—         Все шесть кораблей, одним ударом. Какой кошмар.

—         Точно…

Тед все-таки заболел. Он еще не мог сказать точно, какой именно орган дал сбой, его знобило и поташнивало, да еще, плюс ко всему эта жуткая раздражительность и слабость – все это были признаки болезни. И хотя, Тед не был слабым парнем, все события последнего времени и впрямь были вредны для здоровья. При любых других обстоятельствах он счел бы это очередной шуткой, хотя и несколько дурного тона, но такой, над которой можно было посмеяться, по крайней мере, после выздоровления.

Не помогли горячая ни ванная и ни спиртное. Вкус у сигар был странным, с привкусом меди. А на еду, Тед даже и не стал смотреть, что-то переворачивалось в желудке и становилось дурно. Он постарался припомнить то немногое, что знал в области медицины, но этих знаний было слишком мало. Побродив по комнате, чувствуя, что озноб не проходит, он присел около камина, но жар огня был ему неприятен, яркий перебегающий свет раздражал своей назойливостью, и вообще. Самое умное, что он смог придумать в этом состоянии – вернуться в постель, накрыться с головой одеялом и попробовать снова заснуть. Этот маневр пришелся, как нельзя, к месту – не прошло и минуты, как Тед успокоился и задремал.

Оставленная наедине с собой девушка какое-то время оглядывала комнату, пытаясь вызвать в памяти, если не точные соответствия, то хотя бы ощущение присутствия, но попытки были тщетны. Более того, мысль о том, что она здесь впервые, все более и более укреплялась в ней.

Поняв, что просто так топтаться по комнате, как-то глупо, девушка подошла к камину. Каминная полка была заполнена различными предметами, которые, насколько девушка могла судить, служат для украшения, за исключением, быть может, старинных часов. Правда время они показывали какое-то неестественно ранее, потому, что за окном была темень непроглядная. Кроме того, наличие часов подтолкнуло ее к мысли, что она каким-то неведомым ей способом попала в то недавнее прошлое, где так счастливо жила она сама и ее несчастные родители…

Между тем, гостья пыталась найти те предметы, которые принадлежат непосредственно ей. Наверное, это интуитивное свойство есть в каждой женщине, не зависимо от того, какой эпохе и стране она принадлежит. Но несколько предметов, которые она определила, как свои собственные, тем не менее, были ей совершенно чужими. То есть, она никогда бы не приобрела для себя, например, вот эту сумочку, она была слишком броской, даже какой-то вульгарной. Ее содержимое еще больше вызвало ее недоумение. Она не могла курить, тем более, эти иностранные сигареты…

Она еще раз осмотрела предметы, которые были в сумочке, но большинство из них были иностранным и мало того, принадлежали различным странам. Неожиданно испугавшись, она быстрым движением смела все, что было на столе, обратно в сумку. Оглянулась на входную дверь, словно ожидая, что раздастся требовательный стук, после которого, обычно долго не ждут. Дверь обычно выносят два-три крепких парня из оперативной группы. Но за дверью была тишина, никто не торопился ни стучать, ни тем более выносить эти двери.

—         Господи, Боже мой, куда же я попала, — со слезами в голосе, произнесла девушка, несколько слезинок, словно ожидавших своего часа, тут же соскользнули по щекам.

Но девушка всегда останется девушкой, наплакавшись вволю, то есть до того момента, когда голова ее несколько просветлела, она отправилась в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Здесь ее ожидал настоящий удар, какой и не всякому выпадает, да и не всякий подобный удар в состоянии вынести, без последствий для организма. В основном для головы.

Девушка умылась, чистым, пахнущим чем-то приятным полотенцем вытерла личико, и уже готова была взглянуть в зеркало, чтобы оценить теперешний свой вид, но что-то отвлекло ее внимание, она нагнулась над раковиной и обнаружила там длинный, сантиметров, наверное, сорок, рыжий волос. Удивленно она его рассматривала, предчувствуя сердцем, что это не к добру. А потом медленно разогнулась и все-таки заглянула в зеркало…

Редко покои этого странно дома оглашались такими воплями.

Из глади зеркала на нее смотрела совершенно другая девушка. Это было не ее лицо, не ее глаза, не ее волосы. Все было не ее, кроме того, что собственно и определяет его или ее, как личность. Покачнувшись, она облокотилась на зеркало, но тут же отдернула руку, словно прикоснулась к чужому, холодному и неприятному лицу.

—         Господи, я сплю, — горячо зашептала она и закрыла глаза, — Господи, пусть, как только я проснусь, весь этот морок исчезнет. Наверное, я плохая, но я не могла грешить так много, что ты лишил меня разума. Господи, ну, пожалуйста, я прошу тебя!

Она все шептала и шептала, а потом затихла. Подняла руки к лицу и почувствовала, как кончики ее пальцев прикоснулись к длинным, шелковистым волосам, приятным на ощупь, но увы, не ее коротким. Даже не открывая глаз, она поняла, что ничего не исчезло, что все осталось, как есть. Она отвернулась от зеркала, и открыла глаза. Потом, стараясь не попасть взглядом на гладкую и правдивую поверхность, она покинула ванную комнату. Смятение, так называется то состояние, в котором она сейчас пребывала.

А потом заметила. Как ее пальцы быстро перебирали предметы в сумочке, и прежде чем она захотела попытаться отдернуть руку, с самого дна сумочки была извлечена изящная штучка-зажигалка, которая медленно приблизилась к лицу. Оказалось, что второй рукой, она успела достать сигарету и теперь держала ее у лица, ожидая огня. Раздался щелчок и выглянуло пламя. Девушка с ужасом наблюдала, как затлел кончик сигареты, а сама она вдохнула дым.

Когда-то давно, когда она еще была маленькой и любопытной, она попробовала папиросы, которые курил ее отец и до последнего времени, помнила неприятный, вызывающий тошноту дым, который мгновенно заполнил ее внутренности, и как ей потребовалось почти час, чтобы прийти в себя. Сейчас она ожидала чего-то подобного. Однако, обладательница тела, которое теперь заняла она – курила. По-видимому, давно и испытывала от этого удовольствие, как испытывала сейчас и она. Девушка курила и прислушивалась к тому, что происходило внутри нее. Это было странное ощущение. Она чувствовала одновременно себя  и собственно собой, но как бы замкнутой в некую одежду, снять которую нет возможности.

—         А может, я умерла, — вслух предположила она, не потому, что так думала, а потому, что ей захотелось услышать собственный голос.

И этот голос, как ни странно пришелся ей по вкусу. Ей всегда не нравился ее собственный, нервный и немного, как ей казалось, писклявый. А этот был низкий, глубокий, иногда еще говорят, грудной, с приятной, придающий некоторым женщинам необыкновенный шарм, хрипотцой.

—         Я ждала тебя тихим вечером…, — пропела она.

И песня спасла ее разум. Она знала романс, который никто в мире, кроме нее самой не знал. По одной простой причине, что она и была его автором. А вслед за этим, она сделал вывод, на первый взгляд не очень логичный, но только на первый. Главнее, чем ее тело, было то, что находиться внутри него. И если уж ее душа переселилась в это тело, значит, так и должно было случиться. Ну и пусть – душа-то ведь жива, вот и пусть себе живет. Тем более, что плотское вместилище было вовсе не противным, а скорее даже наоборот, привлекательным. И чтобы убедиться в этом, она решительно прошла в ванную комнату и скинула одежду.

Очень немногие, с такой тщательностью и вниманием изучают собственное тело, медленно, сантиметр за сантиметром, насколько позволяла гибкость, а когда ее не хватало, она обращалась к зеркалу, которое теперь почитала, скорее за друга и помощника, нежели чем за входной билет в сумасшедший дом…

—         …Ну что, будем удирать, — Толстый продолжал стоять рядом братом.

—         Вот еще. Я думаю, спешить не стоит, — медленно проговорил Томас, не опуская подзорной трубы.

—         Только не говори, что ты хочешь атаковать испанцев.

—         А почему нет, — сыграв удивление, посмотрел на брата Томас, — по-моему, именно это нам и следует сделать…

Но легкой победы над испанцами не получилось. Хотя «Гром» и был вооружен лучше, чем каждый отдельно взятый испанский корабль и был более маневренный, все что можно было извлечь из этого преимущества, Томас извлек, но и испанцы использовали свои возможности, особенно такое, как численное превосходство.

Конечно, Томасу потребовались весь его опыт, все его знания, но главную роль в этом бою все-таки играла удача, а она в тот день была на стороне флибустьеров. После ряда маневров Томасу удалось загнать испанские корабли в ловушку. Понадеявшись на глубину небольшого заливчика, куда в результате боя переместились суда, один из испанских кораблей слишком поспешил. Ему показалось, что у него появилась возможность перевести артиллерийскую дуэль в рукопашную схватку. Испанец поспешил развернуть паруса и кинулся напролом, в результате чего напоролся на подводную, торчащую около самой поверхности, похожую на поднятый клинок, скалу. Последовал страшный удар, от которого корабль даже подпрыгнул, и в результате, оказался с перебитым килем и разломанным бортом, от носа до четвертого пушечного порта. Вода хлынула в пробоину, судно дрогнуло, замерло на мгновение, и развалилось на части.

Второй испанец сопротивлялся отчаянно, повреждения, которые он нанес кораблю Томаса, были ужасны, флагман только чудом держался на плаву. Но ветер переменился, и то, что какое-то время спасало испанца, стало причиной его гибели. В какой-то момент, который требовался, что бы изменить галс корабля, испанец замер и тут же два выстрела из орудий флагмана угодили в пороховой погреб. Последовал взрыв, не такой сильный, но достаточный, чтобы нанести последний удар измотанному в бою кораблю. Испанец стал крениться на левый борт, осел и превратился в мишень для пушек флагмана. Три залпа с «Грома» завершили дело – испанец пошел ко дну. Флибустьеры праздновали победу, но цена, которую они заплатили была слишком высока. Томас дал команду к осмотру корабля, сам же, дожидаясь доклада поднялся на капитанский мостик и потребовал для себя рому и сигару. Через полчаса на мостик поднялся боцман:

—         Плохо дело, капитан.

—         Не слепой, догадываюсь, давай по порядку.

—         Грот-мачта треснула от основания и чуть ли не по всей длине – так что можно сказать, что ее у нас нет. В трюме течь. Несколько пробоин ниже ватерлинии…

—         Это в первую очередь, заведите заплаты.

—         Команда уже занимается.

—         Дальше. Пороховые погреба пусты, в лучшем случае на один залп…

—         Продолжай.

—         Одно из ядер повредило руль. Это основное, — доложил офицер, и продолжил, — есть еще несколько пробоин выше ватерлинии, но они неопасны, если не будет шторма. И еще множество мелких повреждений, — офицер замолчал, ожидая, потребует докладывать о них капитан или нет.

—         Достаточно, — пробормотал Томас, — как думаешь, до острова дотянем?

—         Имеете ввиду, Тартугу?

—         Именно.

—         Мое мнение – нет, капитан.

—         Что ж, тогда причаливаем и встаем на ремонт.

—         Да капитан.

Не занятые в ремонте, чтобы не терять время даром занимались заготовкой черепашьего мяса и пресной воды. И того, и другого на острове было предостаточно, хотя за водой приходилось достаточно далеко углубляться в лесные заросли. Но при учете того, что ремонт предстоял длительный, и обещал растянуться на пару недель, Томас не торопил офицеров, которые в свою очередь, не понукали подчиненных. За время это время Томас свыкся с тем, что остановился, практически, в одном шаге от несметных богатств.

Они сидели на стволе сваленного дерева, в тени и нехотя, в основном из-за того, что торопиться было некуда, размышляли о том, что им обоим следует сделать, после того, как сокровища будут у них.

—         …поселюсь, где-нибудь недалеко от моря, заведу семейство, а иногда, чтобы попрактиковаться, буду выходить в море, — Томас посмотрел на брата, — а, как ты думаешь, хорошая идея?

—         Хорошая, — согласился Толстый.

—         А ты, у тебя какие планы?

—         Я не знаю, — признался Толстый, — с одной стороны, домик, семейство, это хорошо. Даже очень хорошо, но уж больно спокойно.

—         А, — рассмеявшись, махнул рукой старший брат, — ты просто еще маленький. Мирная жизнь – это такая прелесть!

—         Так я и не спорю, просто думаю, что мне еще рано уходить на покой. Скорее всего, я найду хороший корабль. А лучше, построю, что б, уж все было по моему вкусу и продолжу плавать. Может быть, еще лет пять или десять. А уж потом подумаю над домиком на берегу.

—         Если раньше тебя не вздернут на нок-рее. Не забывай о том, что наше занятее вредно для здоровья.

—         Я знаю, но уже не могу, а главное, не хочу. Уж если выбирать, то я выбираю все это, — Толстый обвел рукой вокруг себя.

—         Не знаю, даже и как тебя переубедить. Понятное дело, почему здесь оказался я. Король зол на меня. Одна надежда, что своей маленькой войной против Испании, я заслужу его прощение. А ты? По собственной воле лезешь под ядра и пули, ввязываешься в абордажные схватки. При такой жизни очень просто потерять голову. Понимаешь?

—         Понимаю, Томас, но сидеть среди добропорядочных горожан – тоска невыносимая, а точнее, просто смертная…

—         Ты, и вправду, слишком молод, даже для того, чтобы разговаривать с тобой на такие темы, — Томас поднялся, похлопал брата по плечу, словно сожалея о том, какую судьбу себе выбрал Толстый.

И не говоря более ни слова, Томас направился в сторону, где располагался лагерь флибустьеров.

Тед открыл глаза, огляделся, а потом, попробовал ощутить себя. Сон, не принес ожидаемого облегчения, более того, не будет преувеличением сказать, что болезнь Теда прогрессировала. Ему с большим трудом удалось подняться с постели. С некоторым удивлением он обнаружил, что выглядит он каким-то худым и слабым. Словно ему не тридцать лет, а как минимум в два раза больше. Он поднял руку и увидел, что она дрожит. Приблизив ее к лицу, потому, что не мог рассмотреть ее слишком далеко от себя, глаза слезились, он увидел, что волосинки на руке, из черных превратились в белые.

Что-то кольнуло его в области сердца, и Тед вынужден был сесть на кровать, приложив, совершенно не свойственным ему жестом, к груди правую руку. То даже не билось, а так, судорожно сжималось, замирало и ненадолго отпускало.

—         Что-то я не пойму, — пробормотал он и с ужасом услышал собственный голос – слабый, с какими-то всхлипами и вздохами, которые ощущал рукой, прижатой к груди.

Пронеслись в голове Теда несколько историй, когда люди впадали в кому во сне, засыпали на десятки лет, а потом просыпались уже настолько старыми, что им ничего другого не оставалось, как умереть снова, уже насовсем. Правда, он в такие истории не верил, никогда не верил…

А между тем его искали. Десятка три человек, с факелами носились по темным коридорам, заглядывая во все подряд двери, просовывали туда факела и, поминая всуе имя Божье, спешили захлопнуть двери – там были хозяйские трофеи…

Конечно, Тед почувствовал их, но слишком поздно. В его возрасте, требуется слишком много времени, чтобы обернуться. Они были уже в его комнате, а он был только на полпути…

Старость приносит не силу, но мудрость. И тогда, оглянувшись, Тед понял, что это именно та встреча, которую принято называть последней. Он вернул себе облик человека, а вместе с этим, вернулось желание. Одно, последнее. Не желая уклоняться от направленных на него оружейных и пистолетных стволов, он просто повернулся и замер, с любопытством рассматривая людей, которые его окружали – ничего интересного, ничего нового – люди так и не научились правильно воспринимать его сущность. А потом течение время замедлилось, для них, но не для него. Сам он даже ускорился, совсем немного, чтобы не растратить последние силы. Его привлек молодой человек, точнее даже, просто мальчик-пастушок. Почему именно он – неизвестно, просто он чем-то привлек внимание зверя, который обитал… Потом, позднее, когда все это станет историей – скажут, что он мстил. В определенной степени эта была правда, но Тед ее не знал, действительно не знал, а ведь именно этот любопытный мальчик обнаружил его пристанище и поспешил предупредить взрослых.

Зря Тед посмеялся над поселенцами, за те два поколения, которые он царил над ними, вселяя в них ужас и ненависть, они кое-чему научились и даже сумели приготовиться более ответственно. Тед почувствовал, как какие-то специальные пули разрушают его тело, оставляя в месте попадания неприятное ощущения тяжести и жжения. Но он, даже в старости, даже будучи раненым, все равно опережал людей. Его клыки, все-таки успели дотянуться до горла предателя и даже сомкнулись на нем. Последним его ощущением было, ощущение наполнения свежей, такой желанной и всегда такой недоступной, особенно, в последнее время, кровью. Всего несколько глотков, за которые придется заплатить жизнью…

Весь арсенал, заготовленный поселенцами для последней встречи, был использован. Тело вампира было так искромсано, что когда его несли к костру, то пришлось использовать не плащ, а мешки и ведра. Единственным, более или менее, целым предметом оказался череп. Ему также предстояло обгореть, но даже и после такой обработки, он продолжал улыбаться, сохраняя на века его последнее осмысленное движения – полуулыбку и укус.

—         Что делать с Мартином? — один из поселенцев вопросительно посмотрел на священника.

—         Сжечь, — коротко ответил священник и, одновременно, большой специалист по борьбе со всякой нечистью.

—         Но…, — попытался возразить кое-кто из команды.

—         Этот чертов вампир укусил его. Посмотрите на шею мальчишки. Может быть, ничего и не будет, но лучше обезопаситься.

Возразить на эти опасения было нечего, и вскоре рядом был разведен следующий костер, где и было сожжено тело мальчика…

Чтобы не говорили люди о судьбе, о роке, самым главным в человеческой жизни является время. Оно, и только она побудительная причина действий человеческих, правильных и неправильных, честных и нечестных, да и вообще, всех…

У Максимилиана оставалось всего двое суток, когда он узнал о побеге. Это известие принес все тот же старый тюремщик. Толком старик не смог ничего объяснить, лишь назвал несколько имен, которые назвали ему, и коротко изложил план побега. У Макса сразу возникли вопросы, много вопросов, но старик только пожимал плечами.

—         Друг мой, — Макс положил руку на плечо старика, — а вам не приходило в голову, что Вас хотят подставить?

—         Что, — не понял тюремщик.

—         Вы уверены, что этот заговор уже не известен властям, или, например, не придуман ими самими.

—         Ну что Вы, — испуганно махнул рукой старик, — да и кому это надо?!

—         Не знаю, — пожал плечами Макс, — не знаю. Только в этом замечательном плане существуют такие дыры, так много сомнительных сторон… У меня складывается впечатление, что те кто его придумывал, имею весьма слабое представление о чем именно идет речь.

—         Вы хотите отказаться? — удивленно посмотрел на заключенного тюремщик.

—         Мне надо подумать.

—         Максимилиан, честное слово, Вы удивляете меня все больше и больше. Будь я на Вашем месте, я бы с радостью схватился бы за это предложение! Это ведь шанс!

—         Друг мой, — улыбнулся Макс, — понимаете, если бы речь шла только обо мне, конечно, я бы не раздумывал, но речь идет ведь и о наследниках. Не о детях, а именно о наследниках престола. Понимаете?

—         Не совсем, — признался тюремщик.

—         Ну и ладно, — рассмеялся Макс, решив не отягощать знаниями старого знакомого, — скажите кому надо, что нашли человека, который согласен. А еще, уж коль на старость лет Вы решили стать заговорщиком, отнесите вот эту записку в «Сломанную подкову», но…

Собственно говоря, этот план готовили вовсе не для Макса, просто кто-то, насколько об этом был оповещен тюремщик, по ту сторону тюремных стен, спешил спасти отпрысков королевской династии. И присутствие здесь, внутри тюрьмы, такого человека, как Макс, являлось для заговорщиков подарком судьбы. Не надо было ломать голову над тем, как проникнуть внутрь тюрьмы, а можно сосредоточиться только на том, как ее покинуть.

Лишенный возможности вести привычную активную жизнь, Максимилиан, по большей части предавался размышлениям. До этого заключения его жизнь складывалась таким образом, что думать-то особенно было некогда, если, конечно не возникала необходимость разрешить какую-нибудь конкретную, сиюминутную задачу. А так, отвлеченно…, нет, на это у него просто не было времени. И вот, а ведь права, оказывается поговорка, нет худа без добра, у него оказалось целое море времени без действия и без спешки. Фаталист по убеждениям, а к тому еще и склонный к меланхолии, Максимилиан спокойно и достойно принимал удары судьбы. Когда же был в состоянии и в силах, он сражался. Когда же, против него оказывались силы, тягаться с которыми не было возможности, он принимал эти удары как должное. Хотя, надо признаться, что свое жизненное кредо он смог сформулировать только в тюрьме. Над этим обстоятельством он шутил, чем приводил в полнейшее недоумение старого тюремщика. Исходя из этого, сформулированного теперь и здесь правила, он и рассматривал эту возможность оказаться на свободе. Будучи офицером, присягнувшим императору, он поставил для себя задачей номер один, сделать все, чтобы спасти наследников. И если эта задача решалась, тогда можно было уже подумать и о собственной персоне…

Но было и еще кое-что, точнее кое-кто – да, та самая Луиза – няня наследников. Он ведь так и не сказал ей, что успел сердечно привязаться к ней, за те короткие, и по большей части случайные встречи. И вот судьба давала возможность еще одного свидания, пусть даже последнего – он просто не считал возможным отказываться от него, не зависимо от того, какова будет цена…

А еще, Максимилиан Кроули очень переживал относительно того, что ему предстоит умереть на эшафоте, под ножом гильотины. Он бы предпочел смерть в бою, смерть солдата, а не преступника или предателя. Это были не высокие слова, просто к близости смерти в бою он привык, насколько, конечно, к этому можно привыкнуть, а вот именно казни он боялся. Наверное, в это нет ничего зазорного даже и для мужчины, но Максимилиан стеснялся этого страха…

Маленькая тюремная пушка, находившаяся в северной башне, выстрелом обозначила полночь. Макс, который до этого лежал, но как на иголках, вдруг успокоился. Сомнения и нервозность последних суток исчезли. Выбор, который ему пришлось делать несколько дней назад, вдруг отошел в глубокое прошлое, а существо Максимилиана вплотную подошел к тому перекрестку человеческой жизни, на котором стоит что-то вроде указателя: «Направо – смерть. Налево – наверное, тоже», вот и приходилось цепляться за весьма сомнительное «наверное». Хотя, Макс отлично понимал, что его выбор может оборвать жизнь раньше, чем пройдет то, гарантированное время до публичной смерти. Оставалась надежда и вера…

—         Максимилиан, друг мой, Вы не спите?

—         Нет, — так же шепотом ответил офицер, хотел добавить, что какой тут может быть сон, но передумал. Старику, наверняка, и так было страшно.

—         Я все приготовил, — продолжал шептать тем временем старый тюремщик, стараясь не греметь ключами..

Он открыл железную дверь. И теперь стоял перед ним, весь какой-то нелепо изогнутый от напряжения и страха. Максимилиан же был готов, поэтому чувствовал себя спокойно и даже непринужденно.

—         Максимилиан, — старик робко схватился за его рукав и как-то по-собачьи, посмотрел в глаза.

—         Старина, — Макс отлично понял, о чем хочет его попросить старик, — я буду очень аккуратным, когда ударю Вас.

На что старик как-то вяло махнул рукой, словно разрешая офицеру нанести такой удар, который он сочтет нужным. Тюремщик отлично понимал, что чем сильнее ему достанется, тем легче ему будет потом оправдываться перед новыми властями.

—         Я имел ввиду…, — он снова не договорил.

—         Не волнуйтесь, если, не дай Бог, я попадусь, от меня никто ничего не узнает.

—         Спасибо, друг мой.

Макс не стал уточнять, что он вовсе и не собирается сдаваться живым, а кроме того, не он один имеет язык среди участников побега. При чем, он был уверен, те языки, намного длиннее, чем его собственный.

—         Повернитесь старина и  не волнуйтесь. Храни вас Бог, — пробормотал Макс.

—         И Вас друг мой.

Тюремщик послушно повернулся спиной. Макс осмотрелся, и видя, как старик напряженно ждет удар и боится, от чего втянул голову, неожиданно похлопал его по плечу, словно собирается что-то спросить. Старик на мгновение расслабился и даже начал поворачиваться, именно в этот момент Макс и ударил – старик рухнул, как подкошенный.

Макс наклонился над телом, стараясь услышать сердце старика. На мгновение он испугался, решив, что ударил слишком сильно, но неожиданно услышал дыхание, а потом и частые, прерывистые сердечные удары – старик был жив.

—         Спасибо дружище, — прошептал Макс, поднимаясь с колен, — и прости, если слишком сильно, но это для твоей же пользы.

Подхватил связку ключей и отправился на поиски нужной ему камеры. Пока велась подготовка, старик тщательно инструктировал его, объяснял, где и кто находиться. Но Макс решил иначе, подумав, что неплохо было бы создать хотя бы видимость бесполезного блуждания и поисков. Конечно, в последствие, на это могут и не обратить внимания, ведь не подумали же об этом заговорщики, но самые великолепные планы столько раз разрушались из-за мелочей, что офицер решил подстраховаться.

Он обошел несколько комнат. Этого тоже не было в плане, но он искал комнату охраны. Во-первых, там можно было найти оружие, а во-вторых, он старался, как можно дальше отвести подозрения от старика.

Первая стычка произошла именно в комнате охраны. Старую охрану, то есть ту, которая состояла из военных, мятежники или уничтожили, или она разбежалась сама, поэтому, теперь охраняли заключенных бывшие ремесленники, которых тревожное время вынудило взять в руки оружие. Не привыкшие к армейской дисциплине и к специфике доверенного им задания, они мирно дремали на деревянных лежаках. Макс, наверняка, обошелся бы и без кровопролития, но случайно задел оловянную миску, та грохнулась на пол. Один из охранников моментально открыл глаза и увидев перед собой заключенного бросился на него. Максу пришлось действовать кулаками. Эта деревенщина оказался крепким парнем, одним словом, пока они крушили мебель, проснулись и остальные трое охранников.

Правда, на тот момент, Макс уже успел вооружиться палашом.

Его противники не были большими мастерами, поэтому поединок закончился полной победой офицера. На полу лежали охранники, кто мертв, кто тяжело ранен, Макс не стал разбираться, зато теперь, у него в руках был небольшой арсенал – можно было идти и за остальными.

Около камеры для «высокопоставленных заключенных», как называл ее старик, находились еще двое охранников, которым по примеру их товарищей тоже спали. Макс связал их спящих, и для надежности нанес каждому удар эфесом, отключив их на время…

Если тюремщик знал мало, Макс еще меньше, хотя о чем-то догадывался, то заключенные этой камеры, даже и представить себе не могли, что им предстоит. Здесь большим плюсом оказалось то, что они лично знали Максимилиана. И дети, и няня. Ее Макс разбудил первой. Чтобы она не закричала, он вынужден был зажать ей рот ладонью, насколько это было возможно, стараясь не быть грубым. Девушка действительно испугалась, но узнав Макс, быстро поняла, в чем, собственно дело и немного успокоилась. Она быстро оделась, сложила кое-какие детские вещи и протянула узелок Максу. Но тот покачал головой.

—         К сожалению, в данной ситуации, я не могу быть галантным кавалером.

—         То есть, — удивилась девушка.

—         Мне потребуются обе руки, — в подтверждение, Макс поднял руки, в одной он держал пистолет, в другой палаш.

—         О-о, простите, — быстро поняла о чем идет речь, девушка.

—         Да. А теперь, будите их.

Ласково, уговорами, она подняла юных наследников. Пока она одевала девочку, Макс разговаривал с мальчишкой, потом роли поменялись. Прошло несколько минут. Пушка оповестила очередным выстрелом, что прошел час. Дети на мгновение замолкли, а няня испуганно посмотрела на Максимилиана.

—         Не волнуйся, у нас еще есть время. Караул меняется раз в два часа.

—         Хорошо, — облегченно вздохнула девушка. Перекрестилась сама, потом перекрестила и поцеловала малышей, а потом перекрестила Максимилиана.

—         Теперь, прошу идти за мной и ничего не бояться, но по возможности, идти тихо.

Малыши одновременно кивнули. Для них, детей, это было всего лишь очередное приключение, хотя и достаточно страшное.

—         Вас попрошу, — Макс наклонился ближе к девушке, — идти чуть отстав от меня. Наверняка, придется драться, а мне бы не хотелось бы, что Вас ранили.

—         Спасибо, — улыбнулась девушка. Она совершенно правильно поняла, что это комплемент, который предназначался специально ей.

—         И если, вдруг, драка, пусть малыши не видят этого. Наверное, им это еще ни к чему.

—         Да, — кивнула девушка.

Проинструктировав беглецов, Макс вышел вперед и двинулся по коридору. Ему играло на руку, что в свое время он частенько бывал в этой части тюремного здания, и большинство, хотя и не все, переходы были ему известны. Дважды ему приходилось возвращаться. Одни раз из-за того, что он ошибся поворотом, а второй, из-за того, что на втором этаже охрана вместо того, чтобы мирно спать, действительно бодрствовала, хотя при этом и играла в кости. Чтобы их не тревожить, Макс предпочел сделать лишний крюк и выйти через другой коридор.

Он был на первом этаже. Эта часть побега прошла удачнее, чем он ожидал. Ему не пришлось хвататься ни за пистолет, ни за саблю. Но теперь предстоял самый сложный, хотя и короткий участок. От помещения, где принимали заключенных до сторожевой будки. И там и там были охранники, и насколько можно было судить и там, и там, не спали. Он обернулся к девушке.

—         Идите вдоль той стены, прямо к сторожевой будке.

—         А Вы?

—         Мне надо отвлечь их внимание.

—         Без вас нам не выбраться, помните об этом, — теперь девушка в сою очередь делала комплимент офицеру.

—         Я постараюсь быть аккуратным…

Он дал немного времени беглецам, а потом просто ворвался в помещение. На его удачу, против него оказалось всего лишь три охранника. Макс не рискнул стрелять, надеясь, как можно дальше оттянуть момент обнаружения, которое сильно уменьшало шансы беглецов.

Но здесь, наверное, его счастье и закончилось. Против него оказались бывшие вояки, которые и драться умели, и не были трусами. Как ни старался Макс, вскоре раздался пистолетный выстрел – один из охранников тянулся к ружью – его просто необходимо было опередить. Охранник упал. Отбросив пистолет, Макс сделал выпад и второй, вскрикнув, схватился за живот и рухнул на пол. С третьим так же произошла мгновенная дуэль, закончившаяся двумя выстрелами. Поле сражение осталось за Максом. Однако если первый выстрел, охрана на воротах могла и пропустить, следующие заставили их выглянуть в окошко будки. Заметив мечущиеся тени, все восемь человек охраны бросились товарищам на помощь…

Макс занял оборонительную позицию. Были выставлены все ружья, которые он успел найти. Вдруг что-то произошло с его сознанием. Он с каким-то недоумением взглянул на старинное ружье в своих руках, на саблю, с которой не была стерта кровь. Потом с ужасом на свои руки – на них так же рыжели капли крови.

—         Господи, боже мой, — мелькнула у него мысль, — неужели это я.

В ужасе он оглянулся. В помещении все было кувырком, но ему было не до разбитой мебели. Три трупа, которые, без сомнения были его жертвами. Тошнота подступила к его горлу. Он упал на колени и попытался отвернуться к стене, но позади ее не оказалось. Вместо нее был коридор, возникший, словно по волшебству, на том месте, где еще мгновение назад была стена. Ковровая дорожа посередине, вдоль стен стояли огромные, похожие на бочки, вазы с цветами, между которых, словно солдаты в карауле помещались комплекты рыцарские доспехи.

Да, у него был выбор. Эта мысль пришла неожиданно, словно на какое-то мгновение в его теле вселились две душу, два сердца, два мозга. Они затеяли спор. Можно было вернуться и до самой смерти продолжать свою жизнь, ту, где он не слишком умен, если это не касается техники. Где у него есть квартира, которая даже и наполовину ничем и никем не заполнена. Всплыла его привязанность к Теду и к его дурацким шутка. Всплыли в памяти ноги Анны, которая последнее время предпочитала его другим. Да, не очень хорошая, но там была жизнь…

Он отвернулся от коридора. Там замерли, солдаты, которые бегут сюда, чтобы вступить с ним в поединок, а точнее для того, чтобы победить его в этом неравном бою…

Без всякого сомнения, жизнь – лучше. Только было там, где его ждала смерть, что-то еще. Или кто-то. Да-да, были глаза той девушки, которая просила его не оставлять его в эту минуту, и которой он пообещал быть рядом. А потом еще были двое малышей, для которых он, в данную минуту, единственная надежда на жизнь…

Черт возьми! Какая сложная математика. Одна, его жизнь против их трех…

Макс, каким-то нечеловеческим усилием отступил от спасительного коридора и сделал шаг вперед. И сразу обрели смысл и предметы в его руках, и те люди, которые бежали к нему с оружием. Он – солдат. У него есть приказ…, хотя, нет. Как раз приказа-то у него и нет. Но зато у него есть нечто большее – у него есть честь, потомственного дворянина и офицера. И все стало понятно, и все стало на свои места. Максимилиан улыбнулся. Будь это ребята из его роты, Макс почел бы за честь умереть от их рук, но против него были бунтовщики, которых он, в силу своих убеждений и своего воспитания считал мятежниками и преступниками. Это соображение заставило его дух, и его тело принять бой.

Ему нужны были секунды. Приклад к плечу, прицел, щелчок, мгновение и выстрел – первый бунтовщик упал. Ружье в сторону. Снова, приклад к плечу, щелчок, мгновение и следующий выстрел – второй, вскидывает руки к лицу, между пальцев сочиться кровь. Он жив, но он уже не боец. Жаль, что на третий выстрел у него нет времени. Но зато, теперь против него всего шестеро…

Один палаш хорошо, но два – лучше, тем более, если твои руки не привязаны друг к другу, как у большинства. Удар, выпад…, защита. Палаш из левой руки вырван, он остался в теле пораженного противника. Опять один палаш, но против, уже пятеро.

Выстрел через окно и левая рука перестает слушаться Макса. Это плохо, но он стоит на ногах, а правая все еще вооружена и продолжает бой. Правда качается пол, но это не имеет значения, ему приходилось драться и на морских судах, главное – позволить ногам самим найти наиболее удобное положение. На колено, значит на колено. Палаш над головой и удар не сбоку, а снизу вверх… Трое, нет, вошел четвертый. Пистолет, черт возьми, пистолет. Выстрел – опять трое… Удар, выпад, удар…

И вдруг – никого. Он один, следовательно, он победил.

Макс поднялся с пола. Голова кружилась. Левое плечо, куда попала пуля, было в крови, но он был жив. Теперь, против него было только время. Он подхватил со стола пистолет, до которого не дошли руки во время этого боя, сунул его за пояс, и используя палаш, чтобы помочь раненой ноге (он даже и не заметил когда и кто повредил ее) Максимилиан побрел к воротам.

Около дверцы для караула стояли малыши и няня. Они ждали его, и он шел к ним. Тяжелова-то, но приспособившись, можно шагать быстрее, главное, не дать ранам свалить его. Увидев, как Максимилиан бредет через тюремную площадь, девушка бросилась ему на помощь. Вдвоем они вышли на улицу.

—         В сторону, — произнес Максимилиан, — в сторону, направо.

Пропустив их, малышей и девушку вперед, Максимилиан пошел следом, придерживаясь за стену.

—         Максимилиан, где нас ждут? — девушка оглянулась на офицера.

—         Там, — Максимилиан указал рукой за спину.

—         Почему же, мы идем…

—         Там нас ждут убийцы, — коротко ответил офицер.

—         Господи, — воскликнула девушка, — но…

—         Слушайте меня. Сейчас мы зайдем в тень. Всего несколько шагов мы будем в темноте. Надо перебраться на другую сторону дороги. Дальше будет темный и длинный проулок. Мы пойдем по нему. Далее, до перекрестка, через мостик. Знаете это место?

—         Да-да, — кивнула девушка.

—         Там харчевня, «Сломанная подкова».

—         Я знаю, короче будет…

—         Нам не важно короче, нам важно безопаснее.

Дорога заняла около получаса и, вконец вымотала Максимилиана. Поэтому во двор харчевни он практически ввалился. Если бы не девушка, он бы, наверняка, упал.

—         Передохните, я найду хозяина, — девушка помогла Максимилиану сесть, а сама бросилась внутрь.

Прошло какое-то время. На улицу выбежали двое мужчин, один нес в руках потайной фонарь. Один забрал с улицы малышей, а второй подхватил на руки Максимилиана и занес его в дом.

—         Максимилиан, — быстро заговорил несший его руках, — без сознания.

—         Не шуми, Пьер, лекарь здесь. Неси лейтенанта в подвал. Там можно устроиться.

Все действительно устроилось быстро. Малышей забрала в свою комнату женщина. После пережитых треволнений малыши едва держались на ногах. Посадив их на большую кровать, с которой женщина была поднята вторжением беглецов, она быстро раздела их. Они пытались ей помочь, но движения их были вялы. Они уснули еще до того, как женщина надела на них ночные сорочки. Аккуратно уложив их и накрыв пуховым одеялом, она сама прилегла с другого края. Погасла свеча, накрытая колпаком. В комнате стало тихо. Было слышно лишь тяжелое дыхание женщины, которое перекрывало совсем легкое дыхание детей…

Раны были перевязаны.

—         Все в порядке? — поинтересовался тот, кого называли Пьером.

—         Все чудесно. Раны не опасные. Ему потребуется пара дней отдыха.

—         Им предстоит путешествие.

—         Не завтра?

—         Нет. На следующей неделе, когда мы получим известие.

—         На следующей неделе, — усмехнулся лекарь, — да хоть, за границу. Но не раньше.

—         Ему потребуется…

—         Нет, — махнул рукой доктор, — дайте ему выспаться. Потом, напоите вином и накормите и снова спать.

—         Такой рецепт?

—         Именно такой. И только такой. Он счастливчик, этот ваш Максимилиан. За него Бог.

Все за исключением девушки вышли. Пьер хотел окликнуть ее, но доктор жестом показал, что это вовсе необязательно и их оставили вдвоем.

—         Доктор, хотите стаканчик вина, — предложил хозяин харчевни.

—         Конечно, — кивнул доктор.

—         Вот и отлично, пойдемте, посидим у камина.

—         А что там, на улице? — поинтересовался доктор, оглядываясь на маленькое, закопченное окно.

—         Мерзко, — поморщился хозяин, — пошел дождь.

—         И вовсе это не мерзко, — не согласился с хозяином Пьер, — дождь смоет следы, если вдруг таковые остались.

—         Это верно, — подтвердил доктор, — а, кроме того, у меня есть причина не только посидеть у камина, но заночевать, если, конечно, хозяин не против…

Вместо ответа все дружно рассмеялись, а хозяин отправился за вином…

Девушка подошла к постели и взглянула на спящего Максимилиана. Он был бледен, но дышал ровно и спокойно. Лишь изредка по его лицу пробегали судороги, но, скорее всего, их причиной была не боль, а пережитое волнение. Вдруг раненый напрягся, и что-то зашептал – девушка наклонилась ближе, но единственное слово, которая она успела уловить, перед тем как Максимилиан опять расслабился и задышал ровнее, было ее собственное имя, Луиза…

Прошла неделя, потом вторая. Томас и Толстый еще несколько раз обсуждали тему ближайшего будущего, но при этом, каждый держался своего мнения. Тем временем «Гром» был практически восстановлен и спущен на воду. Перед отплытием Томас устроил что-то наподобие торжественного обеда – собрал офицеров в кают-компании за обеденным столом. Не торопясь, они ели и пили. Пара слуг африканцев внимательно следили за тем, чтобы у гостей не иссекали вино и закуски.

—         Капитан, — решил поинтересоваться один из офицеров, — хотелось бы знать, что мы собираемся делать дальше?

—         А что, есть какие-нибудь предложения? — поинтересовался в ответ Томас.

—         Я думаю, нам следует предпринять какую-нибудь выгодную вылазку, а то матросы волнуются.

—         Я и сам над этим думал, — кивнул Томас, — правда есть одно препятствие.

—         Препятствие, — сразу несколько офицеров оторвались от еды и посмотрели на капитана.

—         Экипаж «Грома» сильно поредел. Надо бы набрать новых матросов. Как вы думает?

—         Мы плавали и с меньшим количеством, — возразил кто-то из сидящих за столом.

—         Да, я помню, — согласился капитан, — но это монета, у которой две стороны. Чем меньше экипаж, тем больше приходиться на каждого. А с другой стороны, чем меньше экипаж, тем менее прибыльное дело мы сможем провернуть. Как вы на это смотрите?

Большинство конечно согласилось. А Томас тем времен продолжил:

—         Кроме того, я хоть сейчас отправиться на охоту за испанским золотом, — за это он получил незаметный, но достаточно красноречивый взгляд брата, который, впрочем не заметил, — потому что уверен, что за то время, пока мы чинились, они еще не все успели добраться до испанских территорий. А кроме того, испанские территории, по крайней мере, пограничные, вряд ли будут для нас помехой…

Гул одобрения возник над обеденным столом. Все понимали, что удача в такой охоте сулит огромную прибыль.

—         Да-да, я знаю, — поднял руку капитан, — но сможем ли мы справиться с испанским галионом, в таком составе. «Гром» отличный корабль, но чиниться после каждого морского сражения по две недели весьма накладно. Понимаете, о чем я говорю?

—         То есть, надо идти на Тартугу…

—         Набирать экипаж…

—         Следует заключить договор еще с парой-тройкой судов, — посыпались с разных концов стола предложения.

—         Можно ли считать наше решение таким: Тартуга, экипаж, договор.

—         Да, — решение было принято единогласно.

—         Теперь, следующий вопрос. Насколько я понимаю, среди матросов зреет недовольство малыми барышами от этого похода.

—         Да, есть такие…

—         С недовольными можно договориться и с помощью нок-реи, — предложил кто-то, скорее всего сгоряча.

—         Нет, — капитан недовольно повысил голос, — мы же из берегового братства, а у нас так не принято. Просто это лишний повод побывать на Тартуге. Там нас должен ждать «Грозный» с выкупом от губернатора, к тому же, с «Грозным» у нас будет уже два корабля…

Отплытие было назначено на следующее утро. Капитан выставил матросам бочку рома и с некоторым удовольствием наблюдал, как флибустьеры набираются до полного беспамятства…

Но раньше, чем успела развеяться похмельная головная боль, раньше, чем шевельнулись паруса на «Громе» к кораблю приблизилась английская военная эскадра. Одновременный залп трех английских военных кораблей уничтожил кропотливую, двухнедельную работу экипажа «Грома», вместе с большей частью, и без того, малочисленной команды. Они просто не успели проснуться, так и отправились в ад спящими.

Те же, кто успели проснуться, тем было не до поединка. Хотя, какой там поединок – просто избиение младенцев. Живые просто прыгали за борт и спешили укрыться на берегу…

От страха ли, от растерянности ли, но никто в момент бегства не вспомнил, а где же, собственно говоря, находиться капитан? А Томас был на «Громе» абсолютно трезвый, и что удивительно спокойный, словно разрушение корабля ни чуть его не трогало. Мало того, было похоже, что он и не собирается покидать обреченный корабль, а если и собирается, то не сейчас. Когда, по его расчетам на корабле уже никого не осталось, кроме смертельно раненых и мертвых Томас выбрался на палубу, неся в руках некий предмет, который при ближнем рассмотрении оказался большой шкатулкой, закрывающейся на ключ.

Он уже приготовился прыгать за борт, но знакомый голос остановил его:

—         Томас, ты от страха перепутал стороны корабля. Помоги-ка мне, а то меня задело одно из этих чертовых ядер.

Томас оглянулся. На палубу, из-под обломков рангоута, пытался выбраться Толстый.

—         Ты ранен? — спросил Томас, не трогаясь при этом с места.

—         Больше чем…Ядро отхватило мне ногу… Томас, помоги…, черт возьми…, — силы его иссякли и он упал на палубу.

—         Эх, брат, — пробормотал Томас, осторожно приближаясь к телу, — потеря ноги большая потеря.

Томас нагнулся, отставил шкатулку в сторону и перевернул брата на спину. Раны его не ограничились потерей ноги, еще две раны, достаточно серьезные, были в правом боку. Сильно досталось и руке. Даже было удивительно, как он вообще мог на нее опираться.

—         Все не так просто, брат, — пробормотал Томас.

Он поднял пистолет, брошенный кем-то из беглецов, зарядил его и замер, ожидая чего-то. В этот момент Толстый пришел в себя.

—         Я жив, — прохрипел тот, — чего же ты ждешь?

—         Залпа, — честно ответил Томас.

—         Залпа, зачем? – то ли мутнеющее от боли сознание, то ли неверие в самую такую возможность, не позволяли Толстому самом понять ответ.

Толстый вздохнул, в голову его пришла какая-то мысль:

—         Это из-за золота, — с некоторым презрением произнес он.

—         Не только и не столько, — ответил Томас, погладывая на корабли эскадры, — есть ведь еще и прекрасная, ожидающая меня, Мери, но ты этого не поймешь, брат, ты же ведь не такой…

Борта двух кораблей эскадры окутались пороховым дымом, а потом долетел и звук, вместе с ним Томас выстрелил. Отбросил пистолет, подхватил шкатулку и бросился за сваленную мачту. Очередная порция ядер встряхнула «Гром». Томас дождался, пока осядут пыль и щепки, пересек палубу и бросил за борт. Хорошо держащуюся на плаву шкатулку он толкал перед собой. Толкал в сторону английской эскадры…

Одинокого пловца заметили с военного судна, когда до него осталось не более трех кабельтовых. Была спущена шлюпка и двадцать минут спустя, Томас находился на судне. Офицер, который доставил Томаса, сгоряча хотел вздернуть его на нок-рее, но Томас потребовал, чтобы его отвели к адмиралу.

—         Слишком гордый, чтобы умереть от руки простого офицера, хочешь, чтобы сам адмирал отправил тебя на нок-рею, — зло усмехнулся офицер.

—         Вы военный человек и не можете поступать как морской разбойник, к тому же, я сам сдался, — напомнил Томас офицеру его обязанности. За что тут же получил отменную оплеуху.

Томас промолчал и вторично потребовал, чтобы его доставили к адмиралу.

—         Как хочешь, — пожал плечами офицер и дал команду доставить пленного пирата на флагманское судно.

Увидев Томаса, адмирал к удивлению большинства команды не поторопился отправить пирата на нок-рею. Более того, она отпустил конвоиров и предложил Томасу следовать за ним. Оставшись один на один, Томас буквально рухнул в кресло. Не спрашивая разрешения, дотянулся до бутылки вина и сделал несколько больших глотков прямо из горла. Адмирал терпеливо ждал.

—         Не сочтите за наглость, адмирал, но ваши ребята, чуть меня не угробили, — потом он надрезал штанину и вытянул из нее бумаги, завернутые в непромокаемый пакет, который протянул адмиралу.

—         Что это?

—         Карта, где помечены все стоянки, тайные места, острова «берегового братства».

—         Отлично, друг мой, — пробормотал адмирал, разрывая непромокаемую ткань, — отлично поработали, сер Томас.

Адмирал быстро пробежался по бумагам и еще раз похвалил Томаса.

—         Его величество не забыл Вас, — настала очередь адмирала доставать бумаги, — здесь документ о помиловании. Королевский казначей готов вручить Вам круглую сумму.

—         Я благодарен его Величеству, — произнес Томас.

—         Теперь, когда все так замечательно решилось, что Вы хотите?

—         Спать адмирал, только спать.

—         Желаете принять участие в нашем походе, — предложил адмирал.

—         Нет, прошу Вас, увольте. Буду благодарен, если Вы передадите меня любому английскому судну, которое доставит меня домой.

—         Как хотите, — адмирал был немного разочарован, — неужели Вам не интересно?

—         Честно слово, я так часто в последнее время принимал участие в морских сражениях, что буквально изнемог от них. К тому же, я был несколько раз ранен, и это тоже дает себя знать.

—         Хорошо, — кивнул адмирал, — слуга покажет Вам каюту, где Вы спокойно можете выспаться и отдохнуть.  Вскоре мы отправимся далее, и думаю, что уже через неделю, вы будете дома.

—         Спасибо, адмирал.

—         Кстати, что у Вас с лицом? — глядя на след оплеухи.

—         Один из Ваших офицеров поприветствовал меня таким образом, когда я пожелал увидеть Вас.

—         Я дам распоряжение…

—         Не надо адмирал. В конце концов, он просто солдат, подумаешь, перестарался, исполняя свой долг.

Слуга препроводил Томаса до приготовленной для него каюты. Постель и покой, вот о чем он так долго мечтал – почти шесть лет. Заговоры, перевороты, стрельба и погони, а потом еще и карьера флибустьера, все это, честно говоря, утомило его. Наконец-то он сможет спокойно уснуть, не укладывая рядом с собой сабли, и не пряча под подушкой заряженный пистолет.

Не спеша, он разделся, и перед тем, как рухнуть на постель, он выдрал из штанов совсем маленький клок бумаги, на котором были записаны какие-то цифры и несколько слов: «края роща белые деревья сто шагов каменное сердце вниз». Он отправил бумажку в шкатулку, где уже лежал сборник испанских стихов.

Осталось дождаться благоприятного случая и забрать все это.

—         Но не завтра, — пробормотал он, укладываясь на постель, — не завтра, и даже не через год. Пусть король сначала разберется с береговым братством, а мы пока отдохнем… маленький уютный домик…

Договорить он уже не смог – уснул…

София сидела около журнального столика и тщательно чистила апельсин. Ничего не обычного, если не знать, что девушку в апельсинах если что-то и привлекало, то только сам процесс чистки. Вкус же апельсинов вызывал у нее что-то, что было сродни отвращению. А если знать Софию достаточно долго, настолько, чтобы успеть присмотреться к ее привычкам, то можно было бы понять, что она находится в состоянии осмысления. И не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что именно она пытается осмыслить.

София только что вернулась после очередной вылазки. Комнаты подруг были пусты. Она попробовала использовать шнур для вызова слуг, но появившийся слуга сообщил, что ее подруги ушли вместе с какими-то мужчинами.

—         Может быть, это вернулись с поисков Тед и остальные? — предположила она и вопросительно посмотрела на слугу.

—         Мне показалось, что это кто-то из гостей.

—         Странно, — пробормотала девушка.

—         Почему же, — неожиданно вступил в разговор слуга, — самое обычно дело. Люди общаются между собой.

—         Но они забыли обо мне, — возразила София и почему-то посмотрела на полу очищенный апельсин…

—         А может быть, они готовят для Вас сюрприз или какой-нибудь розыгрыш, — предположил собеседник, — знаете ли, хозяева и обитатели этого дома, большие специалисты в этой области. Ничуть не меньше, чем Вы.

—         Что? — София вскинулась, но слуги уже не было в помещении.

—         Розыгрыши, розыгрыши, — задумчиво пробормотала София, — странно здесь. Странно и тревожно, какие уж тут розыгрыши…

София взглянула на каминные часы – они показывали одиннадцать часов. Что-то происходило с ней, точнее с ними. Она видела, она чувствовала, она готова была вмешаться, но вместе с этими знаниями приходили и другие, которые однозначно говорили о том, что вмешательство ее, вещь абсолютно бессмысленная…

—         Здесь играют с нами. Но почему, этого никто этого не замечает, — пробормотала она, и споткнулась на слове «они», — но кто, эти они? Хозяева дома… Однако их могущество, оно…

София поднялась с кресла и сделала несколько шагов, какое-то решение витало в воздухе. Его надо было поймать…

Порыв ветра рванул ее хитон, тот, взметнулся вверх и если бы не шнуровка внизу, наверняка улетел бы. София бросилась к оконному проему. Гавань, множество кораблей, множество снующего народа.

—         Как здесь душно! — воскликнула София, хватаясь рукой за застежку на плече. О, Боги, почему все так?! Зачем я здесь!

София вздрогнула. То, что она искала, оказалось прямо перед ней, и надо только было решиться…

Как легко бежать, когда нет ничего, что, может тебя удержать. Здесь все чужое. Люди, обычаи, эти высокие, утопающие в роскоши и одновременно, погруженные в пыль, дома – все это ей не нужно. Более того, все это для нее вредно, оно ее убивает. Сжирает душу, высасывает кровь. Растворяет ее жизнь в мутном вареве того, что называют жизнью здесь…

София оглянулась. Поток машин, разбрызгивая смесь уличных отходов и талого снега, несся вдоль по улице. Несмотря на прохладу, от выхлопов, тошнотворного запаха метро и смеси из запахов разных забегаловок, где кормятся обитатели этих серых громадин, София почувствовала дурноту. Тело ее покачнулось и замерло, душа, словно перевернулась в теле.

—         Здесь нет жизни, — услышала она голос, бесчувственный и резкий, как гудок тепловоза.

—         Здесь нет жизни, — повторила девушка, развернулась и рванула в сторону гавани.

Рабы грузчики таскали какие-то огромные сосуды и тюки. Неприятно пахло гниющими снастями и рыбой. София перепрыгивая через бухты канатов, через брошенные товары или оставленные кем-то товары.

—         Куда тебя несет, — недовольно буркнул какой-то старик, которого она задела плечом.

София остановилась, как вкопанная.

—         Действительно, а куда мне?

Вот, что самое сложное в побеге. Решиться на побег можно, но обязательно надо знать, куда ты бежишь. Где твоя конечная точка. Надо быть уверенным, что там, куда ты бежишь, нет того же, от чего ты пытаешься вырваться…

Сер Дункан О’Тул стоял около зеркала и внимательно рассматривал свое отражение. Фрак сидел безукоризненно, манжеты и манишка хрустели от крахмала. Роза в петлице была свежей и благоухающей. И все-таки, что-то ему не нравилось. Он совершил медленный поворот.

—         Полина, — окликнул он женщину, которая поправляла прическу около другого зеркала, — посмотри на меня, такое ощущение, что фрак сзади…

Женщина отвлеклась и подошла к Дункану.

—         Повернись.

—         Сзади, фрак…

—         Дункан, — Полина скривила губки, — каждый раз это повторяется, — даже мне требуется меньше времени, чтобы привести себя в порядок.

—         То есть, — не обращая внимания на слова женщины, произнес Дункан, — все в порядке.

—         Да, все отлично, — подтвердила женщина, возвращаясь к своему занятию.

Где-то за пределами этой комнаты, а может быть, и этого дома раздался удар колокола, тихо звякнули стекла и посуда. Замерли гости, числом более пятисот, а потом заторопились, наполняя высокие бокалы.

—         Нам пора, — хозяин, в конце концов, успокоился относительно своего внешнего вида.

—         Дай мне мгновение, — попросила Полина, — этот локон не хочет укладываться.

—         А по мне, это так пикантно, — ответил Дункан, взмахивая рукой, чтобы задержать второй удар.

Такова была традиция этого дома, хозяева всегда появлялись на третьем ударе колокола. По зале пробежал шепоток.

—         Ах, оставьте, — чуть громче произнес рыцарь, облаченный в латы, — наверняка, Полина поправляет прическу, какой-нибудь выбившийся волос не дает ей покоя.

—         Полина совершенство, — ответил кто-то, то ли оспаривая мысль рыцаря, то ли наоборот, подтверждая.

Второй удар колокола.

Звон медленно распространился по дому и замер.

Третий удар только начался, как скрипнула дверь, и в залу вошел сер Дункан О’Тул, бережно ведя под руку Полину. Та пробегала взглядом по лицам, улыбалась вновь прибывшим и незнакомым, кивала головой тем, кто был ей известен давно и был приятен, чуть хмурилась, замечая знакомых, которых недолюбливала. Но в любом из этих проявлений она оставалась неизменно прекрасной.

Берг, облаченный в праздничную ливрею, стоял рядом с небольшим возвышением, где располагались золоченые кресла хозяев. В его руке был поднос, на котором помещались два бокала. По левую руку от него стоял слуга для исполнения неожиданных поручений…

Двенадцатый удар прозвучал, когда хозяева были в креслах и держали в руках бокалы.

—         С Новым годом, — произнес сер Дункан О’Тул, когда стих звон, — рад видеть всех и каждого. Желаю всем исполнения желаний. И поздравляю.

—         С Новым годом, — Полина по традиции продолжала это поздравление, — рада видеть всех и каждого. Маскарад прерывается на время бала. Хрусталь!

Пятьсот бокалов попарно сдвинулись, наполнив зал необыкновенным мелодичным звоном. Ни одна пара при этом не вырвалась вперед и не отстала. Пока длился звон, содержимое бокалов было выпито.

—         Хрусталь! — воскликнула Полина второй раз.

Ее рука взметнулась, а следом за ней взлетели вверх и бокалы остальных.

—         Хрусталь! — бокал Полины медленно выскользнул из ее руки, сделал переворот и начал падение. Скатившись по пышной юбке ударился о пол и рассыпался на тысячу мелких брызг.

Еще пятьсот бокалов были брошены на пол и безжалостно разбиты, как дань традициям этого дома.

—         Оркестр! — Полина продолжала вести.

Грянула музыка. Кто-то, кто договорился о танце заранее, спешил взглядом найти желанную пару. Не такие предусмотрительные, составляя новые пары.

—         Полина, наш выход, — сер Дункан О’Тул поднялся со своего места, поклонился своей даме и подал руку.

—         Чертовски приятно, — тихо проговорила она, укладывая свою ладонь на руку партнера, — мне кажется иногда, что ты забываешь обо мне.

—         Шутишь, — удивленно вскинул брови Дункан.

—         Конечно, шучу, — Полина опустила голову на плечо Дункана, и даже позволила ему поцеловать себя, — знаешь, Дункан, иногда я жалею о тех временах.

—         Хочешь вернуться?

—         Нет, — покачала головой Полина, — я знаю, что ты можешь это сделать, но все равно не хочу. Пусть это останется чудесным воспоминанием.

Музыка лилась, пары кружились. Менялись оркестры, пары разбивались и создавались новые. Кто-то устав танцевать переходил в соседнюю залу. Кто-то устраивался около огромного камина. Разговоры как волны, то накатывали, то отступали. Кто-то, проголодавшись, устраивался около стола.

Посторонний, взглянув на эту картину, признал бы ее немного затянутой и скучной и был бы при этом, однозначно не прав. Эти люди – танцующие и поедающие пищу, глядящие в пламя камина и разыгрывающие карточные и бильярдные партии, даже задремавшие в кресле – отдыхали. Редкая и поэтому, высоко ценимая здесь возможность…

Колокол отмерил два часа. Оркестр смолк. Слуги аккуратно будили спящих и приглашали их перейти в следующую залу. Там были расставлены кресла и выстроена небольшая сцена. Наступало время официальной части. Ее, по традиции, вел сер Дункан О’Тул.

—         Прошу вас, рассаживайтесь господа. Берг, прикажи подать кресла на левую сторону, — хозяин командовал, стоя возле небольшой трибуны, но не заходя за нее.

Хозяин подождал, пока его распоряжение будет выполнено, а запаздывающие гости найдут свободные места и усядутся. Наконец, все сосредоточенно смолкли и выжидающие смотрели на сцену. Хозяин выдержал паузу и заговорил.

—         Господа, рад видеть вас живых и невредимых. Рад видеть присоединившихся к нашему маскараду, а теперь, прошу подняться и почтить молчанием тех, кто больше никогда не будет присутствовать на нашем празднике.

Гости молча поднялись, обмениваясь понимающими взглядами, некоторые дамы поднесли к глазам кружевные платочки. Некоторые мужчины понимающе шептали знакомые имена…

—         Так уж получилось, что смертность среди гостей этого дома достаточно высока, но такова жизнь, — прервал молчание хозяин, — прошу садиться. С последней нашей встречи, — голосом заправского лектора-докладчика заговорил сер Дункан О’Тул, — хочу отметить, что процент желающих зафиксироваться, пошел вниз. Отмечено всего двадцать три случая. Теперь, эти господа прибывают в тех местах, которые выбрали для себя. Вынужден отметить, что вновь намечается склонность к пребыванию в местах горячих и переломных. Что указывает на недостаток экстремальных ситуаций, который имеет место в жизни вне Маскарада. Из этих двадцати трех случаев, всего лишь двое предпочли жизнь более спокойную, нежели чем была у них до этого. Известный вам Максим Виллар, предпочел уединенную жизнь в монастыре XIX века и новенька, прибывшая, буквально вчера София Берголучи остановила свой выбор на острове Лесбос, где стала компаньонкой, как бы мы сказали сейчас, небезызвестной Псапфы. «Южанка», таким прозвищем наградили ее друзья, почувствовала свою несовместимость с тем миром, а потом и с этим и бежала. Не в наших традициях осуждать наших гостей, ибо мы предпочитаем радоваться за тех, кто сумел принять решение.

Шепоток пробежал по рядам. Большинство из присутствующих, ежедневно были поставлены перед выбором, но каждый предпочел дальнейшее движение, прозябанию в одном времени и месте. С их точки зрения, желающие зафиксироваться, теряли намного больше, нежели, чем приобретали. Но хозяин был прав – осуждать, было не в традициях этого дома.

—         А теперь, самая грустная, и пожалуй, неприятная часть этого вечера. Среди присутствующих есть те, кого мы обычно называем отступниками. Тех, кто отказывается от возможности поиска себя, тех, кому пребывание здесь и сейчас оказывается дороже, чем возможность выбора. Тех, чей характер, а может быть, внутренняя конституция не позволяют быть среди нас.

На этот раз шепоток был громче и количество неодобрительно высказывающихся, было намного больше.

—         Господа, — поднял руку сер Дункан О’Тул, — не забывайте, осуждение – не в наших правилах. Отпустим их, предварительно поблагодарив за радость общения, пусть, даже и такого короткого.

Несколько человек, в числе которых была и Анна Стоцкая, поднялись и направились к выходу. Гости расступились, словно опасались, что такое отступничество заразно…

—         Госпожа Стоцкая, — Берг подошел к девушке, которая одиноко стояла в коридоре не зная, что делать дальше, — хозяйка, просила Вас задержаться на несколько минут.

—         Зачем я ей потребовалась? — недовольно посмотрела на Берга, Анна.

—         Я не знаю, но не думаю, что это надолго. Она сейчас подойдет.

Анна опустилась в кресло. Внутри нее была какая-то пустота. Задуманное не было выполнено. Более того, она потеряла товарищей и осталась одна…

—         Анна…

Девушка подняла голову и увидела спешащую к ней хозяйку.

—         Анна, простите, каковы ваши планы?

—         Не знаю, — пожала плечами Анна.

—         Я собираюсь в город и могу подбросить Вас, если, конечно…

—         А бал, — кивнула Анна головой в сторону залы.

—         Там опять танцы. Самое главное закончено и мое присутствие не обязательно.

—         А зачем Вам в город?

—         Дела домашние, — не пожелала пояснять Полина, — так вы поедите?

—         Да, пожалуй.

—         Тогда пойдемте, Берг, скорее всего, уже подогнал машину.

—         Так отсюда можно просто так уехать? — удивилась Анна.

—         Просто так, только я и мой муж, сэр Дункан, да и то, только по одному. Так что, мы тоже, своего рода пленники.

—         Пленники кого?

—         Кого, — Полина удивленно посмотрела на Анну, — дома конечно.

—         Дома?

—         Да, именно он в основе всего того, что происходит. Или вы думали, что Маскарад под силу людям…

Дамы сели в автомобиль. Полина завела двигатель, и повела машину в сторону ворот. Действительно за ними открылось чистое, очищенное от снега шоссе.

—         Странно, — глядя в окно, пробормотала Анна.

—         Мы привыкли.

—         Вы что-то говорили о доме, — напомнила Анна.

—         Да-да. Вы можете подумать о нас плохо, может быть, Вы даже представляете нас мошенниками или преступниками – уверяю вас – это не так. Это все дом, ну и конечно люди.

—         Какие люди?

—         Те самые, по воле которых дом получает энергию. Их чудачества, их недовольство, их стремление изменить свою жизнь, причем изменить кардинально. Выбрать время, место… Понимаете?

Анна пожала плечами и призналась:

—         Не совсем… Впрочем… А как вы с Дунканом оказались в роли хозяев?

—         Мы так же были захвачены домом.

—         Здесь?

—         Нет. Тогда этот дом стоял в Швейцарских Альпах.

—         То есть?

—         У него есть такая возможность. По своему выбору он перемещается по территориям. Дункан долго время пытался найти хоть какую-нибудь систему, но всякий раз, происходит сбой. Словно дом не позволяет себя изучать.

—         А вы не пробовали бежать?

—         Первое время, но всякий раз оказывались в таких переплетах, что едва живыми выбирались. Трех раз нам хватило, и мы смирились. Тем более, что это даже стало нам нравиться…

—         А вы разобрались, как работает этот кошмар?

—         Да, Дункан после долгих наблюдений пришел к такому выводу. Кто-то задумывает и желает стать кем-то в каком-то определенном времени, и тогда все остальные начинают играть роль статистов.

—         То есть, происходящие события не настоящие?

—         Не совсем. Там имеет значение и личность желающего, личность остальных, но в большинстве случаев, большой разницы между личностной версией и прошедшими подлинными событиями не существует. Все дело в причинно-следственных связях… Я, наверное, не очень хорошо объясняю… Вам бы лучше рассказал это Дункан…

Но Анна отрицательно качнула головой, отказываясь от объяснений. Дорога, тем временем, продолжилась поворотом. Пошли указатели.

—         Полина, высадите меня около автобусной остановки.

—         Хорошо.

Вскоре нашлась подходящая остановка. Полина остановила машину и посмотрела на Анну.

—         Прощайте.

—         Прощайте. Думаю, больше мы никогда не встретимся.

—         Да, скорее всего, но если вдруг…

—         Нет, Полина. Это не для меня.

—         Ну что ж, как скажите, и еще, Анна, честное слово, мне жаль Ваших друзей.

Анна остановилась.

—         Они все…

—         Нет. София бежала сама. Дом дал ей возможность выбора. И Максимилиан, у него тоже был выбор, и он тоже предпочел то время. Об остальных я ничего не могу сказать, увы…

—         Понятно. Прощайте, Полина.

—         Прощайте. Удачи Вам…

Опубликовано 30 Июл 2010 в 20:52. В рубриках: Полные тексты 1. Вы можете следить за ответами к этой записи через RSS 2.0. Вы можете оставить свой отзыв или трекбек со своего сайта.